— Нет! — крик вырывается из горла, я бросаюсь вперед и крепко хватаю его за запястье. — Нет, умоляю тебя! Ты обещал…

— Прекрати, черт возьми, — шипит он и вырывает свою руку, но я снова вцепляюсь в него до боли в пальцах в попытке остановить. — Я не собираюсь стоять здесь, когда этот ублюдок…

— У него нож! Он держит его у горла твоего сына! — выпаливаю я с надрывом, заставляя Илая застыть на месте.

Сердце стучит прямо в горле, я так часто дышу неглубокими вдохами, что голова начинает кружиться и все вокруг плывет, размывается перед глазами.

— Он причинит ему боль, если ты зайдешь туда… — шепчу, медленно расслабляя пальцы и постепенно ощущая, как они онемели от того, с какой силой я удерживала Илая.

Быстрый вдох. Выдох.

— Умоляю тебя, Илай… не ходи… — мой голос дрожит, — ты спровоцируешь его…

Илай напрягается, я чувствую, все еще прикасаясь к нему, как каменеет его тело, а затем он так резко разворачивается, что я отшатываюсь назад.

— И что ты предлагаешь?! — рычит Багиров, сжимая кулаки. — Что, черт возьми?!

— Я не знаю! — кричу отчаянно, а после срываюсь на дрожащий шепот. — Я не знаю, ясно?! Мне страшно… мне очень страшно, и я не знаю, как все сделать правильно…

Илай издает раздраженный сдавленный стон, сдавливает пальцами переносицу, а потом делает шаг ко мне и сгребает меня в объятья.

— Прости, — он тяжело сглатывает и прижимает мою голову крепче к своей груди. — Я не хотел на тебя срываться. Это просто… — он задерживает дыхание и произносит тише: — Это просто пиздец какой-то…

Кожа покрывается болезненными мурашками, потому что я чувствую, как Илая начинает трясти. Ему страшно. Как и мне. И мы оба не знаем, что нужно сделать, чтобы не навредить сыну. Это вызывает неприятное состояние всепоглощающей безысходности, от которого кровь стынет в жилах.

— Он предупредил, чтобы я не обращалась в полицию, — наконец выдыхаю я, пользуясь объятиями Илая, как воздухом. — Сказал, что ему нечего терять… и приставил нож к горлу Кирилла.

Я зажмуриваюсь, когда этот кадр вспыхивает перед глазами, но тут же распахиваю их от того, с какой силой Илай сдавливает меня.

— Уебок. Я вышибу ему мозги собственными руками, — выплевывает он сквозь стиснутые зубы и прижимается губами к моей макушке, через это прикосновение мне передается его глубокое отчаяние.

Я немного отстраняюсь, чтобы взглянуть на Илая. Но когда встречаюсь с темнотой его горящих глаз, дыхание застревает в горле. Он сплошное напряжение. Его грудь часто вздымается, плечи ходят ходуном. Боюсь, если коснусь его, произойдет непоправимое, но я все равно кладу ладонь на его крепко стиснутую челюсть.

Илай будто выходит из оцепенения, прикрывает глаза и, повернув голову, прижимается губами к моей ладони.

— Сколько денег нужно этому ублюдку?

Он перемещает мою руку себе на грудь, обнимает меня, и я слышу как пугающе тревожно стучит его сердце, словно часовой механизм бомбы отсчитывает время до взрыва.

— Я не знаю… Он не назвал сумму, — я запинаюсь, — но…

— Что? — нетерпеливо спрашивает Илай снова отстраняется, лишая своего тепла.

— Он сказал, что можно начать с твоей машины.

Из груди Илая вырывается горький смешок, и он отходит, качая головой.

— Сукин сын…. Он следил за тобой.

Я закусываю нижнюю губу и делаю шаг к Илаю.

— Я знаю… ты не обязан… я все пойму… Господи, — закрываю лицо ладонями и прерывисто говорю: — Я не знаю, что мне делать… не знаю…

Илай берет мое заплаканное лицо в ладони, проводит большими пальцами по щекам и произносит твердым голосом:

— Возвращайся к сыну, тяни время как только можешь, а своему ебанутому папаше передай, что если он хоть пальцем тронет вас, то не увидит своих денег.

Я вырываюсь на улицу с хриплыми попытками втянуть воздух.

— Сука, — сдавленно выдыхаю и, закинув руки за голову, зажмуриваюсь.

Кислород застревает в легких. Воздух, будто иглы, протыкает их и разрывает меня изнутри.

Горечь сковывает горло, и я с трудом сглатываю тяжелый ком.

У него нож…

Он держит его у горла нашего сына…

Что за ебаная дичь?

Я, блядь, даже не представляю, как все это остановить…

Блядь, блядь, блядь!

Стиснув зубы, вдавливаю пальцы в затылок. Сука!

Беспомощная ярость раздирает каждый сантиметр моей груди. Мне требуется вся чертова сила воли, чтобы не вернуться и не натворить глупостей, которых Алиса умоляла не делать.

Но как же… сука…

Быстро облизываю губы, рвано вдыхая и выдыхая.

Эмоции острые и жгучие, взрываются с каждым ударом сердца, но каким-то чудом я не позволяю взрыву случиться. Не сейчас. Мне нужен чертов план.

Господи, блядь… Все ведь просто, нужно позвонить в полицию, да?

Я бы определенно так и сделал, если бы наверняка знал, насколько осторожны будут их действия и что они не повлекут за собой последствий, которых так боится Алиса… и я сам.

Безопасность моих любимых — Кирюхи и Алисы — это единственная причина, по которой я все еще пытаюсь рационально мыслить.

Но внутри все так искрит и пылает, что в голове пока нет ни одной связной мысли, ни одной, черт подери.

Я оставил их с больным ублюдком, и впереди — только поганая неизвестность.

Взъерошив волосы, царапаю пальцами кожу головы и выпускаю сквозь зубы гортанное рычание, но ничто не может остудить мое желание сжечь этого уебка заживо.

На лицо падает прохладная капля, затем еще одна, я открываю глаза и смотрю, как дождь острыми прозрачными иглами падает с неба, буквально испаряясь на моей коже от того, какой горячий я от всего пиздеца, происходящего внутри.

Но прохлада дождя все же немного помогает, и я заставляю себя сдвинуться с места и сесть в машину.

Нервные окончания гудят, я откидываюсь на спинку кресла и понимаю, что сейчас мне действительно придется уехать.

Взяв телефон, я еще несколько долгих секунд размышляю: может, все-таки стоит позвонить в полицию и потребовать вызвать наряд, но потом в голову приходит другая идея.

Я набираю нужный номер и, слушая гудки, наблюдаю, как капли дождя скользят по лобовому стеклу и сплетаются в паутину.

— Если у тебя есть то, что спасет меня от похмелья, привези мне это в «Лотте» (*отель в Питере), — раздается на другом конце нытье Смайла.

— Мне нужна твоя помощь.

Я слышу шорох в динамике, будто бы он меняет положение.

— Судя по твоему голосу, дела действительно дерьмово? — его голос звучит уже без прежнего напускного драматизма.

Я издаю кислый смешок и провожу ладонью по лицу.

— Мне нужно продать тачку. И чем быстрее, тем лучше. Желательно за нал.

Протяжный свист Смайла болезненно отдается в ушах.

— Ты ввязался в какое-то дерьмо? На хуя тебе продавать тачку?

— Твой отец может помочь? Получится через его знакомых выйти на покупателя?

Я слышу приглушенный поток матов.

— Ты объяснишь мне, что за херня с тобой творится?

С трудом сглатываю и соскальзываю ладонью по горлу.

— Алиса с мелким в беде.

— Блядь. Все серьезно?

Крепче сжимаю руль, раздражаясь от его вопросов.

— Ее папаша, зэк, вышел из тюрьмы и теперь шантажирует ее нашим ребенком.

— Еба-а-а… Ты серьезно сейчас?

— Смайл, — угрожающе произношу я.

— Нет, просто это, блядь, звучит как сводка энтэвэшных новостей.

— Я, блядь, серьезен как никогда! Этот ублюдок угрожает моему сыну!

Я замолкаю, резко втягивая в себя воздух и выдыхая его.

— Все предельно серьезно, Глеб, он держит нож у горла моего сына и требует бабки в обмен на его безопасность.

— Пиздец. Что за дичь? Как… блядь. Ну окей. Допустим, ты принесешь ему бабки, и где гарантия, что он сдержит слово?

Мои челюсти пульсируют от напряжения.

— Нет никаких гарантий. Их, на хуй, нет, но что мне делать? Звонить в полицию? А что если он причинит вред Алисе или Кириллу? Они чертовы заложники в его руках!