Послышался стук в дверь, голоса, шаги и Валин голос: — За солью пришла, — пояснила она, проходя на кухню.

А в это время на фоне окна, подсвеченного далеким фонарем, появился силуэт соседки, которая пыталась заглянуть в окно.

— Вот, старая карга, — пробормотал Василий, а Валя, тем временем, отдала соседке соль и закрыла дверь.

— До очередного поезда почти 19 минут, — сказал пожилой человек, — успеем, если будем действовать быстро. Выполняем вариант Номер Два, — и троица злоумышленников принялась действовать быстро и уверенно, скорее всего, по отрепетированную сценарию.

Человек, который держал ватку, достал из стерилизатора шприц и сделал Алексею укол в бедро, прямо через штанину, обильно намочив место укола спиртом. — Не волнуйся, —  прошептал он, — стерильность обеспечена, — а Николай сразу почувствовал, как его обеспокоенность начинает постепенно растворяться, замещаясь отрешенностью.

Затем ему приклеили усы, надели блондинистый парик, вытащили кляп и развязали руки. — Вставай и снимай свою шинель! — послышался приказ, и Николай послушно его исполнил. Из вещмешка достали потрепанное пальто, которое надели на Николая, дополнив гардероб шапкой-финкой, а шинель и буденовку забросили под скамейку.

— Выходим, — скомандовал пожилой и первым направился к выходу.

— А с этими-то что? — спросил молодой Василий.

— Все по сценарию, неужели ты забыл, — отозвался пожилой.

Николай, который уже вышел на улицу, слышал, как в доме два раз хлопнуло — «чпок»,  «чпок», затем женский вскрик  и еще раз «чпок».

— «Нужно подать какой-то знак, или, хотя бы, оставить его» — лихорадочно размышлял Николай своим затухающим сознанием. — «Как же, чем же?» — и тут он вспомнил, как во сне подтвердил капитану Неустроеву свою сущность — своим жетоном. — « А где же он, мой жетон? Вспомнил — в кармане. Как хорошо, что я его не повесил на шею, как мне сказали».

И Николай осторожно, чтобы не привлекать внимания, достал из кармана брюк жетон, и  отбросил его на снег в сторону от тропинки, по которой они уже ушли.

— Василий! — скомандовал пожилой, — вернись и выключи свет, я надеюсь, эта старуха увидит, что легли спать, и тревогу поднимет не раньше завтрашнего утра, а мы, к тому времени, будем уже далеко.

— Может подпалить дом? — спросил Василий.

— Ни в коем случае, нечего поднимать тревогу раньше времени. Поедешь на поезде? — спросил пожилой, — обернувшись к Николаю, и тот согласно кивнул. — Ну и ладушки, — удовлетворенно констатировал пожилой человек, — я был уверен, что мы с тобой договоримся.

— «И где это Петрович запропал?» — раздумывал начальник райотдела милиции, капитан Селезнев, сидя в очереди на укол и поглядывая в окно. Уколы ему назначили, когда обострились боли в ноге, раненной еще на войне с Финляндией. До амбулатории он добирался, прихрамывая, пешком (идти было недалеко), а затем дожидался возницы, чтобы ехать в райотдел. Пациентки, в основном старушки, предлагали ему зайти без очереди, но он отнекивался, говоря, что здесь все равны, а на самом деле поджидал единственный транспорт райотдела — лошадку Звездочку с розвальнями.

— «Наконец-то», — подумал он, увидев в конце улицы приближающуюся лошадку. Петрович «давил форс» — правил, стоя в розвальнях, что возможно только при полном взаимопонимании между возницей и лошадью, и помахивая концом сложенных вожжей.

— «Эх, черт», — спохватился капитан, — «опять забыл сказать ему, чтобы приделал какую-нибудь сидюльку», — так как садиться, а потом выбираться из саней ему было очень неудобно.

— Ты, батюшко, иди у тебя, чай, служба, а нам обезделье, — сказала сидящая рядом с ним старушка.

— Ладно, девушки, уговорили, — ответил капитан, и пошел на укол.

— Здравия желаю, товарищ капитан! — приветствовал его дежурный, пожилой милиционер. — У нас, в целом, все в порядке, пришлось, правда, принять два заявления, с утра пораньше заявились две дамочки. Обычная бытовуха — небольшая кража и повреждение имущества. Я, товарищ капитан, отправил наших девочек по адресам. Вряд ли они что выяснят, ну так, для порядку, для отчета. Вот заявления.

— Что значит «в целом все в порядке»? — спросил капитан, забирая заявления.

— Да вот, что-то не очень понятное. Вчера вечером, после того, как закончился сеанс в клубе, позвонили из комендатуры и спросили — не произошло ли в городе какого-либо  ЧП. Я ответил, что нет, и поинтересовался — чем вызван такой вопрос. И мне сказали, что потерялся красноармеец из наряда, который посылали сопроводить в кино группу из секретного КБ. И пояснили, что красноармейцы разделились: двое пошли сопровождать большую группу, а один — трех человек, он и не вернулся.

Милиционер передохнул и продолжил: — Я им подсказал, что у них народу много и могут быстро прочесать наш небольшой городок. А позже, часа через два, позвонил сам комендант и опять же спросил насчет ситуации в городе, и я ему ответил, что все спокойно. А он, в порядке информации, сообщил, что красноармейца они нашли, он медленно брел по улице недалеко от комендатуры, волочил свою винтовку по снегу, своих не признал, а расплакался и попросил отвезти его домой, к маме.

— Вот как! — удивился капитан.

— Да, непонятно, но я, пожалуй, продолжу?

— Да, конечно!

— Тогда комендант выстрелил из нагана, прямо рядом с ухом красноармейца, и тот очнулся. Он рассказал, что они проводили одну девушку до дома, и пошли дальше, но его догнали двое незнакомцев и попросили рассказать — как пройти на вокзал, так как они командированные, и заблудились. Он стал им рассказывать, но они оказались бестолковыми, ничего не поняли и он стал повторять все снова, и тут к нему подскочил еще какой-то парень, и чем-то брызнул в лицо и солдатик все забыл.

— Комендант ему не очень-то и поверил, но в комендатуре, при свете, увидели, что у него такое лицо, будто его отхлестали крапивой. Парню сделали укол от аллергии, и он рассказал, как, вроде бы, выглядят эти люди. И тогда комендант организовал новое прочесывание,  налетчиков не нашли, но дежурный по вокзалу сообщил, что, возможно,  похожие люди садились в поезд, вот и вся история.

— Нехорошая история, — пробормотал капитан. — Значит, сотрудники секретного КБ, охрана и налетчики, похоже на какую-то связь. Ладно, время покажет, а заявления я у себя посмотрю, — и капитан прошел в свой небольшой кабинет.

— Так, первое заявление от... — вчерась надумовши постирушку как грязно прастынки льяные ищчо хороши от моиво приданова матушка соберала да есподнее утресь глядь а бельишко  то тютю и истчо номедни лошка прапала леменева пршу изымать зладея вирнуть мае имустщество взат а лошку пущай оставят рас исти нечем мине нижалко прашу просьбе неатказать к сему…

— Так, понятно, посмотрим второе заявление от… — мужыки талковали как лутчше бес руки ай бес ноги а дура манька падумавши бутто я ейному мужыку гласки строю как у ниво  две руки как крепче абнимать и закатала в миня гранасчатым стоканом да чересь и розбила все на свети то исть стекла в рамах наскрозь прошу маньку накозать истекло паставить ичтоб недумала как у моиво мужыка зато 2ноги и всештонадо прашу неотказать.

— «Скорее всего, ликбез или четыре класса, на тройки с минусом», —  подумал капитан, — «но неплохо, все понятно, хотя, непонятно что мне со всем этим делать».

В это время хлопнула входная дверь, послышался смех и звонкие девичьи голоса. — Я даже не знала, с чего начать, — начала отчет одна из призванных в милицию девушек, Света, — а Катенька спросила у бабушки — как она хранит свое белье и бабушка стала показывать, а у нее такой сундук горбатый, красивый, окованный и замок с музыкой.

Бабушка сказала, что приданного был полный сундук, а теперь уже мало чего осталось, открыла и стала показывать. А потом схватилась за голову и говорит, что она дура старая, все перепутала, что стирала несколько дней назад, постирала и погладила, и вот все в наличии, стала извиняться и предлагала нас чаем напоить, но мы отказались, сказали, что у нас служба. А пока шли с Катенькой на второй адрес  решили, что нам такого приданого никогда не собрать.