Не, не нашёл. Проблема пока здесь с соусами, если нет повара — француза. Зато груздочки солёные в сметане — вот они. Не совсем в тему, зато объедение такое, что сил нет отказаться.

— Ты в дуэли участвовал! — прогремел отец.

— Да какая там дуэль. Кюхельбекеру каблук отстрелил, на этом вся дуэль и закончилась, — хрустнул я грибочком, зажмуриваясь от удовольствия.

— Интересно, на какие же деньги ты вчера напился?

— Представь себе, на свои. И даже вовсе не на те, которые маман копила, чтобы с дядя мне их «на орехи» передал, когда он меня в лицей отвозил. Он ими тогда свой долг закрыл в масонской ложе, где они каждую неделю пышные банкеты устраивают и пустопорожней болтовнёй страдают. Надеюсь, вернёт сегодня. Лёвке бы карманные деньги точно не помешали, — спокойно вбил я клин в лагерь оппонентов, разделывая крылышко.

— Василий Львович, это правда? — побледнела матушка, поворачиваясь к брату отца.

— Э-э-э, видите ли, забывчивость у меня порой случается…

Хрясь! Влепила маман Василию звонкую пощёчину.

Хех. Наших кровей Ганнибалочка! От слова до дела один шаг.

— Александр, ты понимаешь, что глядя на твои поступки я могу тебя лишить наследства! — попытался отец вернуть предполагаемое судилище на запланированные рельсы, делая вид, что только что ничего необычного не произошло.

— Серьёзно? И ты готов дать честное слово, что потом ко мне не будет никаких претензий? Уже интересно, — облюбовал я для себя половинку варёного яйца, где вместо желтка были взбитые сливки и несколько крупинок чёрной икры.

— Что значит — претензий? — чуть сбавил отец трагический пафос подготовленной им сценки.

Он у меня актёр-любитель. Готов в каждом любительском спектакле роли играть, лишь бы пригласили. И его довольно часто приглашают.

— Ты сейчас сколько денег должен? Болдино ты вроде бы уже четвёртый или пятый раз перезакладываешь. Вот оттого у меня возникают большие сомнения в том, что же станет нашим наследством — имение или непомерные долги с процентами? Не подскажешь, какой доход ты с Болдино получаешь, и сколько процентов сейчас за ссуду платишь? — оторвался я от еды и демонстративно подтянул я к себе весь набор писчих принадлежностей, которые принёс с собой.

— Э-э… Я тебе не купец какой-нибудь, чтобы такие вещи помнить, — заюлил батя взглядом.

— Так пошли кого-нибудь за бумагами. Я тебе за минуты всё обсчитаю. Обучен, знаешь ли, — показательно ухватил я счёты, да так, чтобы костяшки защёлкали об другой край, как кастаньеты, — Но мне кажется, что ни о каких особых доходах мне с братом даже мечтать не приходится. Ни тебе, ни Василию Львовичу от ссудной петли уже не избавиться. Попал коготок — всей птичке пропасть. Значит в долговой яме вы оба уже при жизни рискуете оказаться, а если повезёт, то свои долги вы нам, своим наследникам успеете сплавить в качестве наследства. Оттого я и спрашиваю тебя с радостью — сможешь ли ты меня наследства лишить так, чтобы мне потом за твоё безалаберное существование всю свою жизнь не пришлось расплачиваться? Ты точно размер своего долга не помнишь? Или скрываешь его от нас?

Так-то от Алёны Вадимовны, которая у нас спец по бухгалтерии, я уже знаю, что долгов у отца пока тысяч на семьдесят с хвостиком. Точней выяснить ей не удалось, так как сама тульпа листать документы не может, а отец бумаги крайне редко просматривает, чтобы подглядеть у него из-за плеча.

Другой мой тульпа, Виктор Иванович, уже нарыл, что долги отца Пушкина после его смерти оказались почти под двести тысяч, но до даты смерти отца ещё далеко. А мне нужно знать, как глубоко нырнул отец в кредиты именно сейчас. И это вовсе не пустяковый интерес. Я себе аэродром присматриваю, в том смысле — место, где можно было бы развернуться с моим талантом Формирователя. Болдино — почему бы и нет?

— Александр, а не рано ли тебе хозяйственными делами заниматься? — попробовал отец изобразить оскорблённую невинность.

— Можно подумать, вы с братом там хоть чем-то занимаетесь, — фыркнул я в ответ, — Вы когда последний раз в имения ездили, чтобы там что-то полезное и стоящее завести, да воровство управляющих и приказчиков пресечь? С теми же ценами на ярмарках хотя бы ознакомились? Вас же, словно детей малых дурят. Как поделили между вами Болдино, так и началась у ваших управляющих малина, а не жизнь! Признайтесь уже, хотя бы сами себе, что помещики из вас не вышли, в хозяйстве вы не разбираетесь, а займитесь тем, что у вас действительно получается неплохо.

— И что это, с твоей точки зрения? — с хорошо различимым сарказмом поинтересовался дядя.

— Да хоть той же литературой. Я ещё со времён обучения помню, как наш преподаватель говорил, что самой интересной новинкой одиннадцатого года был «Опасный сосед», написанный Василием Львовичем Пушкиным и отмечал в твоих стихах, дядя, мастерство словесной отделки. С отцом сложней. Он стихи пишет на французском. Зато в постановках участвует, и как декламатор очень даже неплох. Ему бы в литературные критики податься. Мог бы неплохо зарабатывать, занимаясь любимым делом.

— А что с имениями делать прикажешь? — с натужной насмешкой спросил отец, но я-то видел, что мои слова его за живое зацепили.

— Мне продайте, но только, если обе доли сразу. Мелкое поместье меня не устраивает, — перешёл я к десерту.

— И за сколько же⁉ — почти хором возмущённо спросили братья, что вызвало у меня невольную улыбку.

— За справедливую цену. Как вы считаете, сколько ваше имение стоит? Чем его ценность определяется?

— Количеством крепостных, — уверенно заявил отец.

По факту он прав. Раньше так и определяли богатство помещика, называя не размер его владений, ни количество проданного зерна, а именно число ревизских душ.

— Не угадали. Даю вам ещё одну попытку.

— Неужто размером земель? — заранее помотал дядя головой.

— И опять неверный ответ, — спародировал я его движения, — Я тут газеты с собой прихватил. Не угодно ли со ставками на банковские вклады ознакомиться? — подтолкнул я в их сторону газеты, прихваченные с собой.

— А это ещё к чему? — покосился отец на газеты, даже не сделав попытки пододвинуть их к себе поближе.

— Богатого человека понять не сложно — нужно просто встать на его место. К примеру, вы имеете миллион рублей, который желаете успешно вложить. Первая же мысль, которая приходит в голову — положить их в банк, чтобы они гарантированно приносили доход пятьдесят тысяч в год. Без всякого риска, забот и хлопот. Вторая — купить имение. Вот только имение должно приносить больше пятидесяти тысяч, поскольку недород или чересчур хороший урожай способны понизить доход ниже этих пятидесяти тысяч.

— Хороший урожай доход снизит! Это как? — хохотнул дядя, словно он глупую шутку услышал.

— Очень просто. Цены на то же зерно в два раза упадут, так как урожай не только у вас уродится, но и у соседей. А лишних амбаров в ваших имениях нет. Вот и пропадёт тот излишек, либо продать его придётся за бесценок, чтобы не сгнил. Вы же ни в строительство новых амбаров, ни в ремонт старых ни разу не вкладывались с тех пор, как в права наследства вошли? — озадачил я их вопросом, на который у них не было ответа, — Оттого и получается, что для вас обильный год куда страшней, чем недород.

— И что же ты предлагаешь?

— Я уже сказал. Готов рассмотреть покупку Болдино. Берём ваш средний доход за три года, умножаем его на восемнадцать, вычитаем долги с набежавшими процентами и вуаля — получаем тот капитал, который вы получите на руки. Кладите его в банк и живите на проценты с капитала. Вроде же всё понятно объяснил? Если что, я у себя буду, а вы посчитайте и подумайте пока. Но ответ мне надо знать не позже воскресенья, — поднялся я из-за стола, поблагодарив матушку за отличный завтрак.

— Александр, — догнала она меня в коридоре, — Ты бы не слишком выделялся. Не любят у нас дворяне и аристократы из старых Родов тех, кто слишком быстро и ярко подняться пытается. А ты князем стал, и как я поняла, дед тебе денег много пообещал, — посмотрела она мне в глаза, пытаясь понять, угадала она или нет, — Но ты ему не верь. Нет у него таких капиталов. Даже трети не наберётся.