— Нормально! — хмыкает нервно. — И что ты раньше молчала?! Я за тобой больше года ухаживал!

— Прости, — присаживаюсь за стол. — Я боялась тебя обидеть.

— Бабская логика… — поникнув, Вова качает головой. — Мне не понять.

Терпеть не могу, когда мужчины говорят такое: бабская логика или не понимаю, что вам бабам надо. Будто женщины — это что-то инородное, неправильное — зло, в общем.

— Может быть, ты просто не понимаешь меня? — пытаюсь вернуть диалог в русло настоящей логики. — А я не понимаю тебя. Мы друг другу не подходим.

— Ты мне подходишь, — Володя не собирается сдаваться. — А я тебе чем не угодил? — смотрит на меня волком. — Не пью, не курю, работаю. Хата своя. Что не так-то?!

Мне только вздохнуть и остаётся. Отсутствие вредных привычек, наличие квартиры и работы — не всё, чего хочет женщина от мужчины. Для меня это вообще не главное. Мне нужен человек, с которым я буду по любви.

— У меня к тебе только дружеские чувства, Вов, — развожу руками. — Не могу я так.

— И я не могу! — он снова взрывается. — Хрю, му — ни хрена внятного!

— Тебе лучше уйти, — пытаюсь вежливо спровадить гостя.

— Никуда не уйду, пока не объяснишь!

— Вали отсюда! — не выдерживаю.

— Даря, не беси меня!..

Сдавленный, негромкий, но грозный рык заставляет Вову заткнуться.

Раненый зверь, пошатываясь, стоит на пороге кухни. К хвосту пелёнка одноразовая прилипла. Как он умудрился встать и прийти сюда? Не знаю, но сейчас для меня милее его злого оскаланичего нет. Оборотень демонстрирует Вове острые белые клыки. Переводчик здесь не нужен.

— Скажи, чтобы шёл отсюда, — гость обращается ко мне в приказном тоне.

— Знаешь, а не скажу, — складываю руки на груди. — Ты уходи. Сам дорогу найдёшь или волка попросить, чтобы проводил?

Вова смотрит на зверя, на меня — и сжимает кулаки. Злость и бессилие.

— Позже поговорим, — быстро выходит из кухни.

Прозвучало как угроза, но сейчас меня это не волнует. Главное — ушёл. Правда, дверью на прощанье хлопнул так, что штукатурка едва не посыпалась.

— Защитник, — улыбнувшись, осторожно касаюсь мягкой шерстяной головы зверя. — Ты как встал-то?

Оборотень едва стоит: лапы дрожат, дышит тяжело, как после долгой пробежки.

— Р-ры… — выдаёт на выдохе и ложится.

Что могу сказать — нет худа без добра. Вова испортил мне настроение, но взбодрил раненого зверя. Прогулка из спальни в кухню далась оборотню нелегко, но далась. Есть прогресс.

— Полежи-полежи, пока. Наберись сил, — убираю со стола и поглядываю на волка. — Сейчас посуду вымою, и пойдём на улицу.

В ответ я получаю тяжёлый вздох.

Не хочет носить подгузник — пусть делает свои грязные дела на улице. У меня всё строго.

Посуда вымыта, «собака» выгуляна. И я со спокойной душой возвращаюсь в горизонтальное положение, чтобы досмотреть кино. Серии пролетают одна за другой, и я сама не замечаю, как наступает вечер.

Зверь снова спит, я доедаю вторую шоколадку за день и переживаю за главного героя. Самый экшн начинается.

— Даря! — кричит из прихожей сестра.

О, Люба вернулась. Сейчас будет сериальчик покруче этого.

— Ты чего так долго? — выхожу из спальни.

— Гуляла, — сообщает сестра и трясёт бутылкой вина. — Штопор мне найди.

Скинув с ног туфли на шпильке, она идёт в кухню. Я за ней.

Чую, всё даже хуже, чем я думала.

— Держи, — достаю штопор, кладу на стол. — Бокал сполоснуть?

— Сполосни, — Люба достаёт из сумки пачку сигарет.

У-у-у, совсем плохи дела. Любовь бросила курить, когда встречалась с Серёгой. И не сорвалась, когда они расстались. А тут…

— Рассказывай, — наливаю вино и ставлю на стол перед сестрой.

Люба глотает вино, словно это виноградный сок. Выпив всё до капли, закуривает, а в глазах у неё собирается влага.

— Козлина… — выдыхаетшёпотом с дымом и плачет.

Это я поняла. Нужны подробности. Я волнуюсь не меньше сестры, только не плачу:

— Что случилось-то?

— Оказывается, Серёженька женился! — «Серёженька» у Любы получается сказать с отвращением. — Со мной он съехаться не решался, а с какой-то козой в ЗАГС пошёл! — растирает слёзы вместе с тушью по лицу.

Значит, я была права — фотки Серёга, скорее всего, не видел. А вот Вика разглядела. И мотивы Любины поняла. Внимательная и проницательная девушка.

— Тебе его сестра рассказала? — вздыхаю.

— Рассказала и показала. Фотки с их свадьбы, — Люба злится. — Угрожала мне, корова толстая. Не смей, говорит, лезть в молодую семью, — кривляется, изображая Вику.

— Блин… ну, бывает, — пожимаю плечами. — Может, Серёга влюбился?

— Ага, влюбился он, как же! Просто девка ушлая попалась, — убавляет громкость. — Залетела по-быстрому, окольцевала и к нему переехала. Теперь у дамочки полный комплект — муж на привязи и хата в Старом городе, — наливает вина в бокал, а руки ходуном.

— Люб, забей, — пытаюсь утешить сестру. — Ребёнком мужика не привяжешь. Захочет — уйдёт. А квартира Серёгина тебе никогда не нравилась.

— Во-первых, ребёнок — это уже всё… прицеп с алиментами. Во-вторых, хата… — Люба снова пьёт вино крупными глотками. — Какая бы халупа у Серёги ни была, она денег стоит. Где я другого такого найду? — сверлит меня взглядом, ожидая ответа.

Понятия не имею, где обитают Серёги…

— Люб, а чего ты раньше сидела на попе ровно?

— Не сидела! — сестра хлопает ладошкой по столу. — Я выдерживала паузу. За всеми его соцсетями следила… — замолкает.

Мужчины имеют свойство не афишировать некоторые события своей жизни. Или вовсе их скрывают. Как раз чтобы бывшие девушки вроде Любы не влезли с ногами и всё не испортили.

— Тогда надо отпустить ситуацию, — предлагаю хлипкий вариант.

Люба открывает рот, чтобы возразить, но вместо этого выдаёт:

— О-о! — и смотрит мимо меня. — Чудище твоё ходить стало?

Оборачиваюсь. Волк пришёл в кухню водички попить. Я, пока посуду мыла, миску с водой ему тут поставила, а перенести её в комнату забыла.

Оборотню всё равно до меня и моей сестры. Налакавшись воды, он плетётся обратно в комнату.

— Полегче стало. Ходит немного, — внимательно слежу за реакцией Любы.

Одно дело — лежачий немощный пёс, и другое — пусть и с трудом, но передвигающийся по квартире здоровенный зверь.

— Может, его цепью к батарее прицепить? — размышляет сестра. — Не, не надо, — почти сразу отказывается от идеи. — Вырвет батарею с корнем, потоп устроит… Даря, — поднимает взгляд, — сбегай в магазин. Купи ещё вина.

— Ещё? — у меня глаза на лоб лезут. — У тебя эта бутылка не кончилась.

— И что? Мне мало.

— Люба, ночь на дворе, — не оставляю надежду отговорить сестру от пьянства. — Ты завтра на работу не встанешь.

— Не учи меня жизни, молодая, — выплёвывает мне в лицо и присасывается к бутылке, как заправская алкоголичка.

Не пойду я — пойдёт она. И точно найдёт приключений на хмельную задницу.

Приходится переодеваться. Зверь внимательно следит за процессом. Я его взгляд кожей чувствую. До мурашек! Даже трясет немного.

Прячусь за дверцу шкафа и быстро натягиваю джинсы. Ощущение, что на меня не посмотрели, а выдали хороший такой шлепок по попе. Булка горит. Я прям ощущаю на ней след от мужской лапы. М-да, ручищи у этого зверя в человеческой ипостаси просто огромные. И не только руки.

Хватит!

— Начинается опять… — ворчу тихо и выхожу в прихожую.

Волк плетётся за мной. Садится у порога, ждёт чего-то, пока я обуваюсь.

— У-ух.

Силы кончились, лёг.

— Я быстро. Любе за вином в магаз сгоняю и вернусь, — объясняю волку.

Открываю дверь, выхожу, а он за мной. Снова гулять? Может, и стоит вывести волка на ночь, но сначала мне надо сбегать в магазин. Через двадцать минут перестанут продавать алкоголь, а с раненым зверем я только туда час идти буду.

Но ему всё фиолетово. Он уже к лифту плетётся. Очень замечательно.