И как можно быть такой дурочкой? Она что, совсем ничего не понимает?

Но гнев Поль быстро унялся, когда она решилась посмотреть в теплые, глубокие глаза подруги. В них не было осуждения или злости, только бесконечные любовь, понимание и смирение.

И Поль стало стыдно от того, как сильно ей хотелось ужалить Сюин в ответ за то, что та посмела коснуться этой болезненной и неприятной темы. Озвучить мысли, которые Поль боялась произносить даже про себя. Попытаться оправдать Монстра за то, что он ступил на темную сторону.

Поэтому Поль и злилась.

- Ты ошибаешься, - вырвалось у нее, - и хватит быть такой наивной и всех оправдывать, - она схватила китаянку за плечи и как следует тряхнула, - очнись! Мы на войне. Или ты и на Фалиха не злишься за то, что он сделал?

- Нет, не злюсь, - тихо и грустно призналась Сюин и отвернулась, чтобы скрыть выступившие на глазах слезы.

Поль растерялась. Она почувствовала себя виноватой за свой выпад и захотела приласкать подругу. Она притянула к себе маленькую китаянку и крепко обняла.

Но к ним уже спешила пара охранников, раздраженных тем, что они задержались у ямы. Девушек грубо растащили в разные стороны. Поль пинками заставили идти в сторону барака, Сюин – обратно в лазарет.

Но, пройдя несколько шагов, Поль дернулась в руках надзирателей и обернулась.

Сюин смотрела ей в след. И почему-то улыбалась.

Рим, апрель 1959г.

Этой ночью ей снилась Сюин, хотя этого не случалось уже много лет.

Образ был размытым, словно акварельный рисунок, политый водой. Но Поль не нуждалась в подробностях, чтобы воскресить в памяти знакомые черты.

Слегка курносый нос, широко посаженные добрые глаза, смотревшие с теплотой из-под рваной челки, улыбка взрослого ребенка, маленькие, но умелые ладони. Именно такой она отпечаталась на негативе памяти. Но, к несчастью, этот негатив нельзя было сдать в проявку, а других фотографий у Поль не осталось.

Вернувшись в Париж, она перевернула вверх дном разгромленную за время войны квартиру Амальриков, но за годы отсутствия хозяев из нее успели вынести практически все ценные вещи. Фотографии, рисунки, книги и письма, вероятнее всего, отправились в печь и спасали чьи-то жизни во время особо жестоких зим. Поль очень грустила из-за этого, потому что ей хотелось сохранить хоть что-то, кроме своих бесплотных воспоминаний.

Позднее они с Паскалем пытались организовать что-то вроде уголка памяти для погибших друзей, лишенные возможности похоронить их по-человечески.

Минчжу не стало самой первой, еще в начале оккупации Парижа. Ее прикопали как домашнего питомца где-то на окраине кладбища Монпарнас. Только Сюин было известно точное место захоронения… Но Сюин сгинула вместе с Гюрсом, не осталось даже тела. Ничего. Словно и не было маленькой, нежной и смелой китайской девочки. И ее красавицы-сестры, имевшей глупость отказать положившему на нее глаз немцу.

Иногда Поль с тоской думала о том, что именно Минчжу смогла бы понять ее в том положении, в котором она оказалась, впутавшись в сложные и неоднозначные отношения с Монстром.

Поль приоткрыла слипшиеся от туши ресницы и зажмурилась от яркого солнца, каким-то образом пробравшегося в комнату.

Несмотря на тоскливый сон, заставивший ее проснуться в слезах, спала она на удивление сладко. Девушку тут же посетило другое воспоминание из далекого прошлого – о ее пробуждении в комнате Монстра, после того, как он спас ее от расправы и забрал под свою опеку.

Со временем она легко догадалась, что именно он тогда сидел над ее постелью, гладил по волосам и убаюкивал, прогоняя дурные сновидения, пока она металась в горяченном бреду.

Рихард еще спал. Поль спокойно могла убить его, воспользовавшись удачно подвернувшимся моментом, но сейчас он выглядел таким невинным и юным, даже с частой сединой в черных вьющихся волосах, что девушка быстро отогнала эти мысли. Расправа с беспомощным человеком была слишком низким поступком даже для нее.

Так ей хотелось думать. Так она оправдывала себя. Потому что стыдно было признаваться самой себе в том, что вид его густых, подрагивающих слегка ресниц, блаженно приоткрытых губ и трогательных созвездий родинок вызвал в ней приступ глупой, бессмысленной нежности. Поль даже захотелось погладить мужчину по изувеченной шрамом щеке, но она вовремя отдернула руку. Вместо этого она высвободилась из его тесных объятий, закуталась в свое пальто и вышла на балкон, чтобы покурить и окончательно прогнать навязчивых призраков ночи.

Сложно, впрочем, воевать с призраками прошлого, когда просыпаешься в постели с одним из них. А ведь пятнадцать лет назад им практически не было дано такой роскоши, как возможность проводить вместе ночь и встретить новый день. Поль ясно помнила каждый момент, когда они с Монстром просыпались вместе, и могла пересчитать их по пальцам одной руки.

Пока Поль курила, в комнате послышались скрип кровати и шаги, и вскоре на балконе рядом с ней появился Шварц, уже успевший натянуть брюки и накинуть на плечи иссиня-черную рубашку. Он сонно потер лицо широкой ладонью и убрал с лица растрепанные пряди волос. Поль протянула ему помятую пачку сигарет. Мужчина благодарно принял ее и затянулся дымом.

- Мы могли бы… - хрипло начал он и прокашлялся, чтобы прочистить горло после сна, - проводить так каждое утро.

Поль страдальчески закатила глаза. Прошло пятнадцать лет, а кое-что осталось неизменным – его омерзительное желание доказывать собственную правоту. Не важно, о чем шла речь, в конце концов.

Но и Поль за прошедшие годы не стала менее непримиримой. Ей было хорошо и спокойно, но, черт возьми, она просто не могла с ним согласиться и должна была что-то возразить. Поль мучительно соображала, подбирая подходящие контраргументы.

- Если бы не познакомились в концлагере, - нашлась она. Теперь уже была очередь Рихарда закатывать глаза и драматично вздыхать, демонстрируя полное несогласие с ее точкой зрения. Он раздраженно скомкал окурок в пальцах, вымещая на нем свое недовольство.

- Так что за сделку ты мне хотел предложить? – вспомнила она и отпихнула Монстра, когда он попытался снова сграбастать ее в объятия.

Нет, это уже перебор. Поль и так слишком расслабилась, и вместо того, чтобы прикончить своего давнего врага, провалялась с ним в постели почти до обеда. Нечего им тут разыгрывать счастливую парочку влюбленных, приехавших в романтическое путешествие в Вечный город.

Ах да, Поль же действительно приехала в романтическое путешествие в Вечный город, но в компании своего новоиспеченного супруга. Который теперь, кстати, мертв. А его место заняло убившее его чудовище.

- Один день, - многозначительно заявил Шварц, и Поль чуть не выругалась, вспомнив еще одну его старую привычку, доводившую ее до нервной дрожи в коленях – говорить загадками. Но, к счастью, в этот раз он не стал долго томить ее неопределенностью и поспешил объясниться, - ты проведешь со мной один день. И постараешься не думать обо всем том дерьме, которым набита твоя голова, - прозвучало это скорее нежно, чем грубо, - а потом… убьешь меня. Как захочешь. Я не буду сопротивляться. Verrà la morte e avrà i tuoi…

- Прости, что порчу момент, - перебила Поль, - но я не знаю итальянского.

Рихард тяжело, почти театрально вздохнул. Даже ее возмутительная реплика, в действительности, не снизила драматического пафоса ситуации.

Девушка скорее защищалась, ощерившись и бросив эти слова лишь потому, потому что была поражена до глубины души подобным предложением.

- Так что? – нетерпеливо спросил Монстр.

Поль с трудом заставила себя посмотреть на него, и их взгляды встретились. Ей захотелось закричать, вцепиться ему ногтями в лицо или столкнуть с балкона. Что угодно, лишь бы не видеть эти бесконечные любовь и тоску в темных омутах его глаз.

- Договорились, - сказала Поль, но слова своего не сдержала.

Они еще раз занялись любовью, провалялись в постели несколько часов, а потом она спустилась к портье под каким-то глупым предлогом и сбежала. Это стало почти традицией.