- И ты не держишь на них зла? Не хотела бы отомстить за то, что они так обошлись с тобой? Они даже имени нормального тебе не дали! Что это вообще за собачья кличка?

Поль задумчиво разгладила складки на своей безразмерной рубахе, пожевала губы. Ей было даже немного неловко от того, что она воспринимала все это без какого-либо энтузиазма, а Шварц, будучи чужим ей человеком, так сильно из-за этого разволновался. В это время она вообще не понимала смысла мести. Конечно, слово ей было знакомо, она читала о нем в книжках, где все эти несчастные герои вроде графа Монте-Кристо посвящали этому всю свою жизнь; слышала истории про традиции далекой Сицилии. Но она совершенно не могла себе представить, чтобы сама занялась чем-то подобным, вместо того, чтобы оставить прошлое в прошлом и спокойно жить дальше.

- Нет, - она слегка качнула головой, - какой смысл мне злиться на них?

Она так увлеклась своими мыслями, что не заметила того, какое сильное влияние ее слова оказали на Монстра. Он нахмурился, вскочил и снова начал измерять широкими шагами тесную каморку. После очередного круга он вернулся к Поль и, прежде, чем она успела среагировать, снова коснулся ее виска. Девушка не была готова к вторжению и ее ментальные щиты рухнули. В глазах потемнело и по застилающей мир мутной пелене пошли волнами обрывки воспоминаний, самых темных, самых злых и неприятных.

Голод и постоянная жажда в пустыне. Грубость и жестокость людей. Лицо того страшного грязного араба, который зажал ее в переулке с вполне понятными намерениями, пока она не всадила ему в живот свой кривой маленький нож. Как бежала потом к Фалиху и они, собрав все ценное, пробирались в Танжер, спасаясь от возмездия и наказания. Спасаясь от себя. От чувства вины за непреднамеренное убийство. Тяжелые дни в Париже, изнурительная работа, стертые в кровь пальцы от трудной работы, боль, усталость, снова голод, голод, голод… И день, когда она попалась в руки гестапо, бесконечные часы в темном подвале, копошащиеся в углах крысы, жестокие пытки… Переломанные кости, загнанные под кожу иглы, побои…

Титаническим усилием Поль удалось прекратить это жуткое путешествие в темные глубины собственной памяти. Тяжело дыша, она откинулась на спинку стула и злобно уставилась в низко склоненное над собой лицо Шварца.

- Хватит, - прохрипела она.

- Я всего лишь хотел показать тебе, - отстранено сказал Монстр, - что тебе пришлось пережить из-за них. Тех, кто тебя бросил тебя как мусор. Ты должна их ненавидеть! Должна желать их смерти, - он сделал паузу, переводя дыхание, - хорошо. Черт с ними. Но твои палачи, кто пытал тебя в Париже. Тебя и твоих друзей. Разве они не достойны ненависти? Не достойны смерти?

- Нет, - уверенно возразила Поль, - потому что я не хочу стать такой же, как они. Умение прощать…

- Только не говори, что веришь во всю эту христианскую чушь, - с плохо скрытым отвращением в голосе фыркнул Монстр. Похоже, что с религией его отношения складывались не лучше, чем с врачами-психиатрами. Но спрашивать было бессмысленно, да и сейчас Поль была слишком возмущена тем, что Шварц снова вторгся в ее мысли. И злилась даже не на него, а на саму себя, за то, что в этот раз слишком расслабилась, чтобы вовремя дать достойный отпор.

Она уже слишком привыкла к их относительно цивилизованным разговорам и совершенно не ожидала такого поворота событий. Непостижимо, но она чувствовала себя… обиженной, словно просто повздорила с другом, который выкинул что-то гадкое. Нужно почаще напоминать себе все-таки, что Монстр – ее тюремщик и это совершенно нормально, что в любой момент он может опомниться и подвергнуть ее пыткам.

Лицо Поль было слишком красноречиво, и Рихард смягчился, вроде даже почувствовал себя виноватым.

- Прости, - пробормотал он смущенно и отвернулся, - мне не стоило этого делать.

Он поднялся и стал натягивать обратно свой шлем. Поль с грустью наблюдала, как он защелкивает застежки на загривке и думала о том, что, быть может, тоже хотела бы носить маску, за которой всегда легко можно спрятать свои эмоции, если ты не готов за них отвечать. И о том, конечно, что сейчас ей придется вернуться в барак или на завод.

- В качестве извинений можешь выполнить мою маленькую просьбу? – спросила она, набравшись смелости. Из-под шлема достался глухой смешок.

- Если ты не попросишь убить все руководство лагеря, - откликнулся Шварц. Поль выдавила из себя улыбку.

- А так можно было? – как могла мягко сказала она, - ладно. Ты можешь достать для меня книги?

- Какие книги?

- Любые. Я не знаю… На твой вкус, - арестантка пожала плечами и одернула робу, вставая, и подумав, добавила, - и лучше с картинками.

Монстр ответил что-то неразборчивое, но Поль предпочла счесть это согласием. Ей очень хотелось верить, что она хоть как-то сможет разнообразить свою жизнь здесь, а заодно занять голову, в которой все мысли крутились по кругу, как стоячая вода в колодце. Принесет книги – будет прекрасно. Нет – ну что ж, она хотя бы попыталась воспользоваться благосклонностью мужчины. Таскает же ей еду, пусть организует и пищу для ума. Он же сам не скрывает, что гордится тем, что его подопечная умна и любознательна.

А ведь она даже не представляла себе в тот момент, насколько это грело Шварцу душу! И какое воодушевление вызвала ее робкая просьба. В следующий раз он уже явился с книгами. Так и начались их разговоры о литературе и живописи.

Поль покидала допросную с тяжелым сердцем, ей даже не хотелось возвращаться обратно в лагерь. Казалось, что разговор остался неоконченным и оборвался на очень важном месте. Но спорить было бессмысленно, хотя, вроде бы Монстр тоже мучился недосказанностью. По крайней мере, он не торопился уходить и оставался даже, когда уже вошли охранники, а на руках Поль сомкнулись наручники.

Внезапно один из охранников отшатнулся от девушки и попятился к стене, схватившись за горло. Поль не успела толком разглядеть его покрасневшее лицо, потому что между ней и несчастным оказалась высокая темная фигура Монстра.

- Я слышу твои мысли, пес, - прошелестел из-под маски его голос.

- Хватит! – крикнула Поль и разозлилась на себя за то, что не смогла сдержаться. Все-таки нельзя быть такой наивной и доброй дурочкой, этот охранник бы точно ее не пожалел и не стал просить над ней пощады, окажись она на его месте.

Рихард опустил руку, развернулся и быстро вышел из допросной. Пострадавший немец сполз по холодному кирпичу на пол, все еще держась за горло. Вены на его бледном лице вздулись, а белки глаз покраснели, он судорожно хватал ртом воздух. Его остекленелый взгляд скользнул по комнате, пока не остановился на Поль.

Глаза были полны презрения.

Поль потом долго еще размышляла о том, что такого Монстр обнаружил в голове тюремщика, что чуть не убил беднягу за одни только мысли. У нее было несколько догадок, хотя как минимум одну она отмела сразу, просто предпочитая не смотреть на ситуацию с этой стороны. Сказала себе – скорее всего несчастный позволил себе посмеяться над зловещим видом Шварца или его причудливым головным убором.

Нет, это никак не связано с ней. Ее не подозревают в… Лучше вовремя остановиться.

Вечером Поль стала раздавать добытую в этот раз еду, начав, как обычно, с детей, оказавшихся с ней в одном бараке. С удивлением девушка отметила, что сегодня к ней подошло куда меньшее количество людей, чем обычно. Поэтому она сама направилась к ютившейся в углу женщине, которая последние несколько дней металась в лихорадке, усиливавшейся в ночи. Заключенная сверкнула на Поль глазами из-под своего мешка, в который куталась, чтобы хоть немного согреться. Поль протянула женщине сверток сухарей, но женщина шарахнулась от ее руки, как от чумной.

- Убирайся, нацистская шлюха, - буркнула она на довольно плохом французском, вероятно, тоже будучи эмигранткой из колонии, - пока я твою рожу не расцарапала!

Поль словно снова окатили ледяной водой. Все внутри разом рухнуло. Она неуверенно положила сухари на землю, рядом с озлобленной арестанткой, в надежде, что та все-таки одумается, и вернулась к Кэтрин. Подруга не спала, лежала с открытыми глазами и смотрела в потолок.