Ночь с 18 на 19 февраля 2005 года «И триединый святой спецназ…» И триединый святой спецназ Подпевает мне, чуть фальшивя. Все, что не убивает нас, Просто делает Нас Большими. 10 марта 2005 года Журфак Три родинки как Бермудский архипелаг. Четыре кольца взамен одного кастета. А выглянешь из окна университета — Всё башенки, купола и трёхцветный флаг. Михайло похож на шейха в тени чинар. Подруга пьёт чай под лестницей, поджидая Родного короткостриженного джедая, С которым пойдёт прогуливать семинар. Речь пряна и альма-матерна – по уму. Покурят – и по редакциям: сеять смуту В людских головах. Заглядываешь – в минуту Друзья тебя топят в едком густом дыму. Моргать – мерить кадры веками: вот, смотри. Улыбкой пугать как вспышкой; жить просто ради Момента, когда зажгутся на балюстраде Магические, как в Хогвартсе, фонари. Ты лёгкими врос: пыль, кофе, табак и мел, Парфюмы – как маячки, как густой в ночи след Фарного света; если тебя отчислят, Ты сдохнешь, как кит, что выбросился на мель. 26 марта 2005 года Песня ваганта Звёзд рассыпанная сотня — Сеть у месяца на спице. Ночь прекрасна. Мне сегодня Страшно хочется напиться. Жизнь докучливая сводня, Но изрядная тупица: Выпить не с кем. Но сегодня Я планирую напиться. Сыр и, если вам угодней, Остывающая пицца. Если вы вагант – сегодня Вам предписано напиться. Ночь безмолвная субботня. По карнизу ходит птица. – Отче, я один сегодня. Ты мне можешь пригодиться. Мне нужна Твоя Господня Всемогущая десница. Ты устал. Тебе сегодня Тоже следует напиться. Ночь с 31 марта на 1 апреля 2005 года Тринадцать строф От богатых господ Золотыми гостиными Уношу тебя под Ногтевыми пластинами, За подкладкой – как гаш, Мысли взглядами робкими Отсылая в багаж Черепными коробками; Мимо тех, кому лжём, Шефу, маме ли, Кате ли — Перочинным ножом Сквозь металлоискатели, Из-под острых ресниц Глядя, будто бы клад ища — Мимо старых гробниц Или нового кладбища; От срывающих куш — Или рвущихся в дебри те — Мимо грязных кликуш И холёных селебрити, Что галдят ни о чём — Каблучищами гордыми, Льдом, песком, кирпичом, Мостовыми, биллбордами, Уношу, словно ком Снежный – в горле – не выстою — Как дитя под платком Уносила Пречистая; Вместо пуль и камней, Сквозь сердечную выжженность, Мимо тех, кто умней, Или, может быть, выше нас, Волочу, как босяк Ногу тащит опухшую. Мимо тех, кто иссяк, Или тех, кого слушаю, Посекундно платя — Обещая, что в пыль сотру. Уношу, словно стяг, Что полощется по ветру — Во весь дух. Во всю прыть — Как горючее кровь ещё — Уношу, чтоб зарыть, Утопить, как сокровище, И доверить воде Бескорыстно, по-вдовьему: Чтоб на Страшном суде Бросить в чашу весов Ему. В банк? Проценты с него? Чтобы я – да тетрадь вела?.. Отче, я ничего, Ничего не потратила. 9 апреля 2005 года
«Первой истошной паникой по утрам…» Пройду, любовищу мою волоча. В какой ночи, бредовой, недужной, Какими Голиафами я зачат — Такой большой И такой ненужный? В. Маяковский, 1916 Первой истошной паникой по утрам — Как себя вынести, Выместить, вымести; Гениям чувство кем-то-любимости — Даже вот Богом при входе в храм — Дорого: смерть за грамм. Впрочем, любая доза для нас горька Ломками острыми; Странное чувство рождённых монстрами: Если не душит собственная строка — Изредка доживаем до сорока. Загнанно дышим; из пузырька драже Сыплем в ладонь, от ужаса обессилев. Лучший поэт из нынешних – Саш Васильев, И тому тридцать шесть уже. Впрочем, мы знаем каждый про свой черёд — Кому из верности Нас через дверь нести; Общее чувство несоразмерности — Даже с Богом, который врёт — Ад, данный наперёд: Мощь-то близкого не спасла б, Тенью хоть стань его. Нету смертельнее чувства титаньего, Тяжелей исполинских лап — Хоть ты раним и слаб. Масть Кинг-Конгова; дыбом шерсть. Что нам до Оскара, Мы – счёт веков с кого; До Владимира Маяковского Мне – всего сантиметров шесть. Царь? Так живи один, не калечь ребят. Негде? Так ты прописан-то сразу в вечность. Вот удивится тот, кто отправит в печь нас: Памятники! Смеются! И не горят!.. |
