* * * Лечь, лопатки впечатать в дно И закутаться в ил, древнея. Вот тогда станет все равно. А со временем – все равнее. * * * Что молчите, не отвечая мне? И качаете головой? Может, чая мне? от отчаянья? С трын-травой? У меня, может, побываете? Перейдем на другой тариф мы? Запретите слагать слова эти В эти рифмы? Приласкаете? Отругаете? Может, сразу удочерите? Доктор, что Вы мне предлагаете? Говорите! В дверь толкнёшься на нервной почве к Вам — Руки свяжут, как два ремня!.. Что Вы пишете птичьим почерком? Вы выписываете меня?.. Ночь 13–14 августа 2005 года
Игры Ну давай, давай, поиграй со мной в это снова. Чтобы сладко, потом бессильно, потом хреново; Чтобы – как же, я не хотел ничего дурного; Чтоб рычаг, чтобы три семёрки – и звон монет. Ну давай, давай, заводи меня, трогай, двигай; Делай форвардом, дамкой, козырем, высшей лигой; Я на старте, я пахну свежей раскрытой книгой; Ставки сделаны, господа, ставок больше нет. Раз охотник – ищи овцу, как у Мураками; Кулаками – бумага, ножницы или камень — Провоцируй, блефуй, пытай меня не-звонками; Позвонками моими перебирай в горсти. Раз ты вода – так догони меня и осаль, но Эй, без сальностей! – пусть потери и колоссальны, Мы, игрушечные солдаты, универсальны. Пока не умираем, выхрипев «отпусти». Пока нет на экране баллов, рекордов, блёсток; Пока взгляд твой мне жарит спину, лазурен, жёсток; Пока ты мое сердце держишь в руке, как джойстик, Пока ты никого на смену не присмотрел; Фишка; пешечка-партизан; были мы лихими, Стали тихими; привыкать к добровольной схиме И ладони, глаза и ружья держать сухими; От Е2–Е4 в сторону шаг – расстрел. Я твой меч; или автомат; дулом в тёплый бок — Как губами; я твой прицел; я иду по краю, Как сапёр, проверяю кожей дорогу к раю На руке у тебя – и если я проиграю, То тебя самого в коробку уложит – Бог. 27 августа 2005 года «Просыпаешься – а в груди горячо и густо…» Просыпаешься – а в груди горячо и густо. Всё как прежде – но вот внутри раскалённый воск. И из каждой розетки снова бежит искусство — В том числе и из тех, где раньше включался мозг. Ты становишься будто с дом: чуешь каждый атом, Дышишь тысячью лёгких; в поры пускаешь свет. И когда я привыкну, чёрт? Но к ручным гранатам — Почему-то не возникает иммунитет. Мне с тобой во сто крат отчаяннее и чище; Стиснешь руку – а под венец или под конвой, — Разве важно? Граната служит приправой к пище — Ты простой механизм себя ощущать живой. * * * И родинки, что стоят, как проба, На этой шее, и соус чили — Опять придётся любить до гроба. А по-другому нас не учили. * * * Я твой щен: я скулю, я тычусь в плечо незряче, Рвусь на звук поцелуя, тембр – что мглы бездонней; Я твой глупый пингвин – я робко прячу Своё тело в утёсах тёплых твоих ладоней; Я картограф твой: глаз – Атлантикой, скулу – степью, А затылок – полярным кругом: там льды; that’s it. Я ученый: мне инфицировали бестебье. Тебядефицит. Ты встаёшь рыбной костью в горле моём – мол, вот он я. Рвёшь сетчатку мне – как брусчатку молотит взвод. И – надцатого мартобря – я опять животное, Кем-то подло раненное в живот. Ночь с 17 на 18 сентября 2005 года Пятиэтажка Да, я дом теперь, пожилая пятиэтажка. Пыль, панельные перекрытия, провода. Ты не хочешь здесь жить, и мне иногда так тяжко, Что из круглой трубы по стенам течёт вода. Дождь вчера налетел – прорвался и вдруг потёк на Губы старых балконов; бил в водосточный нос. Я всё жду тебя, на дорогу таращу окна, Вот, и кровь в батареях стынет; и снится снос. * * * Мальчик мой, как ты, сколько минуло чисел? Вуза не бросил? Скорости не превысил? Хватит наличных денег, машинных масел? Шторы развесил? Волосы перекрасил? Мальчик мой, что с тобой, почему не весел? Свет моей жизни, жар моих бедных чресел! Бросил! – меня тут мучают скрипом кресел, Сверлят, ломают; негде нажать cancel; В связке ключей ты душу мою носил — И не вернул; и всё; не осталось сил. * * * Выйдешь, куртку закинешь на спину и уйдёшь. И отключится всё, и повылетают пробки. И останется грохотать в черепной коробке Жестяной барабан стиральный машины “Бош”: Он ворочает мысли скомканные – всё те, Что обычно; с садистской тщательностью немецкой. И тревога, как пульс, вибрирует в животе — Бесконечной неоткрываемой эсэмэской. |