Ночь с 17 на 18 октября 2005 года Давай будет так Давай будет так: нас просто разъединят, Вот как при междугородних переговорах — И я перестану знать, что ты шепчешь над Её правым ухом, гладя пушистый ворох Волос её; слушать радостных чертенят Твоих беспокойных мыслей, и каждый шорох Вокруг тебя узнавать: вот ключи звенят, Вот пальцы ерошат челку, вот ветер в шторах Запутался; вот сигнал sms, вот снят Блок кнопок; скрипит паркет, но шаги легки, Щелчок зажигалки, выдох – и всё, гудки. И я постою в кабине, пока в виске Не стихнет пальба невидимых эскадрилий. Счастливая, словно старый полковник Фрилей, Который и умер – с трубкой в одной руке. Давай будет так: как будто прошло пять лет, И мы обратились в чистеньких и дебелых И стали не столь раскатисты в децибелах, Но стоим уже по тысяче за билет; Работаем, как нормальные пацаны, Стрижём как с куста, башке не даём простою — И я уже, в общем, знаю, чего я стою, Плевать, что никто не даст мне такой цены. Встречаемся, опрокидываем по три Чилийского молодого полусухого, И ты говоришь – горжусь тобой, Полозкова! И – нет, ничего не дёргается внутри. – В тот август ещё мы пили у парапета, И ты в моей куртке – шутим, поём, дымим… (Ты вряд ли узнал, что стал с этой ночи где-то Героем моих истерик и пантомим); Когда-нибудь мы действительно вспомним это — И не поверится самим. Давай чтоб вернули мне озорство и прыть, Забрали бы всю сутулость и мягкотелость, И чтобы меня совсем перестало крыть И больше писать стихов тебе не хотелось; Чтоб я не рыдала каждый припев, сипя, Как крашеная певичка из ресторана. Как славно, что ты сидишь сейчас у экрана И думаешь, Что читаешь Не про себя. 1–2–3 ноября 2005 года
Ноябрьское Он вышел и дышит воздухом, просто ради Бездомного ноября, что уткнулся где-то В колени ему, и девочек в пёстрых шапках. А я сижу в уголочке на балюстраде, И сквозь пыльный купол милого факультета Виднеются пятки Бога В мохнатых тапках. И нет никого. И так нежило внутри, Как будто бы распахнули брюшную полость И выстудили, разграбили беззаконно. Он стягивает с футболки мой длинный волос, Задумчиво вертит в пальцах секунды три, Отводит ладонь и стряхивает с балкона. И все наши дни, спрессованы и тверды, Развешены в ряд, как вздёрнутые на рею. Как нить янтаря: он тёмный, густой, осенний. Я Дориан Грей, наверное – я старею Каким-нибудь тихим сквериком у воды, А зеркало не фиксирует изменений. И всё позади, но под ободком ногтей, В карманах, на донцах теплых ключичных ямок, На сгибах локтей, изнанке ремней и лямок Живет его запах – тлеет, как уголек. Мы вычеркнуты из флаеров и программок, У нас не случится отпуска и детей Но – словно бинокль старый тебя отвлек — Он близко – перевернешь – он уже далек. Он вышел и дверь балконную притворил. И сам притворился городом, снизив голос. И что-то еще все теплится, льется, длится. Ноябрь прибоем плещется у перил, Размазывает огни, очертанья, лица — И ловит спиной асфальтовой темный волос. 13 ноября 2005 года Детское Я могу быть грубой – и неземной, Чтобы дни – горячечны, ночи – кратки; Чтобы провоцировать беспорядки; Я умею в салки, слова и прятки, Только ты не хочешь играть со мной. Я могу за Стражу и Короля, За Осла, Разбойницу, Трубадура, — Но сижу и губы грызу, как дура, И из слёзных желез – литература, А в раскрасках – выжженная земля. Не губи: в каком-нибудь ноябре Я ещё смогу тебе пригодиться — И живой, и мёртвой, как та водица — Только ты не хочешь со мной водиться; Без тебя не радостно во дворе. Я могу тихонько спуститься с крыш, Как лукавый, добрый Оле-Лукойе; Как же мне оставить тебя в покое, Если без меня ты совсем не спишь? (Фрёкен Бок вздохнёт во сне: «Что такое?» Ты хорошим мужем ей стал, Малыш.) Я могу смириться и ждать, как Лис — И зевать, и красный, как перец чили Язычок вытягивать; не учили Отвечать за тех, кого приручили? Да, ты прав: мы сами не береглись. Я ведь интересней несметных орд Всех твоих игрушек; ты мной раскокал Столько ваз, витрин и оконных стекол! Ты ведь мне один Финист Ясный Сокол. Или Финист Ясный Аэропорт. Я найду, добуду – назначат казнь, А я вывернусь, и сбегу, да и обвенчаюсь С царской дочкой, а царь мне со своего плеча даст… Лишь бы билась внутри, как пульс, нутряная чьятость. Долгожданная, оглушительная твоязнь. Я бы стала непобедимая, словно рать Грозных роботов, даже тех, что в приставке “Денди”. Мы летали бы над землёй – Питер Пэн и Венди. Только ты, дурачок, не хочешь со мной играть. |
