Вопрос оплаты стоял довольно остро.

Многие деревенские мужики уезжали работать в города нарабатывать стаж.

Их можно понять.

Кому нужна работа на полгода, без возможности заработать дополнительную копеечку на пенсию?

Вот молодежь вроде меня и рвалась в город. Иногда наездами приезжая в гости к родным.

Удержать народ в деревне становилось очень сложно.

В зимний период ситуация ухудшалась.

Всё больше мужиков подавались на заработки, потом там и оставались на постоянной основе.

Пока родители обсуждали насущные проблемы, мы с Максимом молчали, изредка обмениваясь ничего не значащими фразами.

После завтрака отец предложил Воронцову-старшему осмотреть новый участок, который он планировал засадить популярным сортом картофеля «Фри».

Этот сорт обладал приличной урожайностью, но совсем не подходил для обычных нужд, так как при варке разваривался и походил на кисель.

Воронцову-старшему предстояло найти место сбыта для чудо-картофеля.

Взяв машину Максима, главы семейств укатили.

Вскоре после их отъезда к маме пришла соседка, якобы за чесноком для засолок на зиму. Пока мама ходила ей за приправами, она не сводила глаз с моего вымышленного жениха.

Заметив повышенный интерес соседки, мама предложила ей помочь с заготовками и увела её.

— Василисушка, — сказала мамуля, переступая порог дома. — Покажи Максиму наш сад. Может, он захочет попробовать свежих ягод. Крыжовник в этом году удачно уродился.

Не знай я ее, решила бы, что она издевается.

Мне находиться в одном помещении с Воронцовым не хотелось, не то что гулять вместе.

Отказать я не смогла, и пришлось выполнить ее просьбу.

День выдался на удивление теплым и солнечным. Легкий ветерок играл листвой деревьев, создавая бриз. Воздух пропитался ароматом цветов и спелых ягод.

Я молча шла впереди, показывая Максиму дорогу.

Сначала мы миновали яблони, на которых уже начали наливаться плоды. Потом прошли мимо кустов смородины и малины.

Подойдя к небольшой беседке, увитой диким виноградом, я остановилась, любуясь крупными гроздьями ягод.

— Здесь мое любимое место, — сказала я, поворачиваясь к Воронцову. Сама не заметила, как признание сорвалось с губ. — Отсюда открывается чудесный вид на реку.

Не выражая бурного восторга, он осмотрелся вокруг.

Складывалось впечатление, что он умышленно не смотрел на меня.

— Василиса, нам нужно поговорить о вчерашнем, — глядя вдаль, начал он.

Его слова заставили меня напрячься.

Я сглотнула вставший ком в горле, стараясь сохранить самообладание.

— Разве здесь есть что обсуждать?

И тут случилось чудо!

Максим посмотрел на меня.

В его глазах читалось столько всего невысказанного, что у меня перехватило дыхание.

Симпатия, сожаление, нежность — смешались в одном единственном взгляде.

Часть меня хотела убежать, не слышать того, что он собирался сказать. Тогда как другая часть, более сильная, заставила остаться на месте.

— Вчера мы зашли слишком далеко. Я не должен был позволять этому случиться.

Его слова, хоть и ожидаемые, больно ударили по мне.

Захотелось крикнуть: «Почему?».

Вместо этого, равнодушно пожав плечами, сказала:

— Не стоит переживать из-за всяких пустяков. Подумаешь, поцеловались. Нам не по двенадцать лет, чтобы делать из этого трагедию.

В довершение махнула рукой, делая вид, что вчерашнее происшествие не имеет для меня никакого значения.

Хватит с меня его жалости!

Максим грустно усмехнулся и сделал шаг ко мне.

Казалось, он не верит ни одному моему слову и не воспринимает всерьёз мои попытки оттолкнуть его.

И это злило ещё сильнее.

Словно под влиянием импульса он протянул руку и едва не коснулся моего лица. В последний момент он остановился.

Его взгляд помрачнел.

В нём промелькнуло сомнение. Он боролся с желанием прикоснуться ко мне.

И проиграл.

Тепло, исходящее от его пальцев, коснулось моей кожи и тут же пропало.

Это Максим отдёрнул свою руку, как если бы внезапно передумал.

— Прости, я не должен прикасаться к тебе. Дело не только в поцелуе, Василиса, — в его голосе звучала горечь. — Я не имею права втягивать тебя в свой мир, где полно грязи, пороков и соблазнов. Ты другая — чистая и настоящая. У тебя впереди счастливая жизнь, и мне в ней нет места. Я всего лишь временный гость в твоём идеальном мире и не хочу быть тем, кто его разрушит.

Его слова неожиданно больно ударили по мне, накрыв оглушающей волной.

Он выбил меня из равновесия. Понимала, его не переубедить, он сделал свой выбор.

Я инстинктивно отвернулась от Максима, чтобы скрыть подступившие слёзы.

Гордость не позволяла расплакаться перед ним.

Я не могла показать, насколько сильно он меня ранил.

Ещё гордость не позволяла мне сделать самое страшное — умолять его остаться. Или, того хуже, попросить, чтобы он взял меня с собой.

Это была слабость, которую я не могла себе позволить.

Тем не менее боль от мысли о расставании с ним невыносимо разъедала грудь.

— Тебе лучше уйти, — едва слышно выдавила из себя.

А что ещё я могла сказать?

Он решил всё за нас обоих.

— Не могу, — прозвучал приглушенно его голос. В нём чувствовалась внутренняя борьба.

Взгляд Максима жёг мою спину, а я не могла заставить себя повернуться.

Знала, что если вновь посмотрю на него, то воздвигнутые мной с таким трудом барьеры рухнут, и я потеряю контроль.

Я слишком боялась дать слабину.

— Уходи! — прокричала, выплескивая наружу еле сдерживаемую обиду.

— Не проси. Я не оставлю тебя. Не сейчас.

Его ладони осторожно опустились на мои плечи, и от этого легчайшего прикосновения по телу пробежала дрожь.

Его близость, его тепло делали только хуже. Они бередили кровоточащие душевные раны.

Попыталась сбросить его руки и не смогла.

Максим не захотел меня отпускать.

Накатила слабость, и я в бессилии замерла.

— Принцесса, посмотри на меня, — его низки вкрадчивый голос прозвучал почти шёпотом. В нём слышалась мольба, которой я не могла противиться.

Медленно, через силу, повернулась к нему.

Наши взгляды встретились, и я увидела то, чего боялась больше всего.

В его глазах отражалось сожаление и твёрдая решимость.

Максим шагнул ближе и осторожно коснулся моей щеки, вытирая непрошеную слезинку. От его ласкового, почти трепетного прикосновения на душе стало тяжелее.

— Василиса, я не хочу причинять тебе боль, — с глубокой искренностью сказал он, и я ему поверила. — Как бы я не хотел этого признавать, мой отец прав. Мы слишком разные. Мы живём в разных мирах. Ты слишком хороша для меня.

Я видела, как трудно ему давались эти признания. Как они ранили его не меньше, чем меня.

В его глазах стояла тьма, с которой он боролся. Я чуть ли не физически ощущала его борьбу.

— Тебе стоит знать, я не могу остаться в деревне, даже если бы захотел. Чего не хочу, — твердо продолжил он. — Твоя жизнь здесь: с твоими близкими, с теми, кто тебе важен. А моя — там, в столице. Нам уже ничего не изменить. Было бы слишком эгоистично с моей стороны просить тебя следовать за мной, ничего не обещая взамен.

— Ты прав, — произнесла я, удивляясь тому, как спокойно прозвучал мой голос. — Мы действительно почти не знаем друг друга. Возможно, между нами обычное мимолетное увлечение, не стоящее никакого внимания.

— Возможно, — согласился он. Я бы ему поверила, если бы не видела отразившееся на его лице сомнение. — Должен признаться, принцесса, я никогда не забуду тебя. Ты слишком хороша, чтобы лишать себя воспоминаний о тебе.

Расправив плечи, посмотрела ему прямо в глаза.

— Знаешь, Воронцов, и я тебя не забуду. Не смогу. Где еще я встречу такого непроходимого бабника вроде тебя? — проговорила с нахальной улыбкой. — За наше кроткое знакомство ты многому меня научил. Показал, что я не обязана слепо следовать указаниям родителей. Я могу сама выбирать свой путь.