Жена Вера, неизменная спутница Набокова, всю жизнь старалась оградить его от любопытствующих. Она бралась за все, чем писатель заниматься не мог или не хотел: была его помощницей, водителем, договаривалась с издательствами по поводу авторских прав, вела практически всю переписку, первой читала новые произведения мужа и выполняла массу других задач. Она охотно жертвовала собственными интересами ради его искусства, и все, кто осмеливался задаться вопросом, не кроются ли за неистребимой Вериной преданностью другие, совершенно противоположные чувства, получали в ответ либо упрямое молчание, либо пылкое отрицание, либо неприкрытую ложь.

И все же книга эта появилась не в последнюю очередь потому, что в обороне Набоковых в конце концов появилась брешь. Некоторым исследователям удалось получить доступ к их частной жизни. Увидели свет три биографии (одна другой тенденциознее{5}) Эндрю Филда, чьи отношения с героем его книг сперва складывались мирно, однако задолго до смерти Набокова в 1977 году переросли в нескрываемую неприязнь. Затем вышел двухтомник Брайана Бойда{6}: этот труд по сей день, четверть века спустя после публикации, остается основополагающим исследованием жизни писателя. Изданная в 1999 году книга Стэйси Шифф о Вере Набоковой{7} пролила свет на взаимоотношения супругов и отчасти познакомила читателя с внутренним миром Веры.

В 2009 году Библиотека Конгресса после полувекового запрета наконец открыла читателям доступ к бумагам Набокова{8}, и мы узнали больше о мотивах писателя. В Собрании Бергов, которое хранится в фондах Нью-Йоркской публичной библиотеки, архив обширнее, однако пока что доступен не весь, и все же мне удалось ознакомиться с произведениями, записками, рукописями Набокова, а также эфемерами — вырезками из газет, письмами, фотографиями, дневниками.

Чем глубже я в поисках подсказок погружалась в опубликованные работы и архивы Набокова, тем, как ни странно, меньше его понимала. Такой вот парадокс автора, чьи произведения столь полны аллюзий и метафор, столь подробно проанализированы как литературоведами, так и обычными читателями. Даже Бойд признавался через пятнадцать с лишним лет после того, как закончил биографию Набокова, что так до конца и не понял «Лолиту».

Справиться с этим мне помогло одно: я снова и снова перечитывала роман. Порой глотала, как бульварное чтиво, порой проверяла и перепроверяла каждое предложение. С первого раза невозможно определить все аллюзии и рекурсии: произведение открывается нам постепенно. Набоков вообще считал, что читать стоит лишь те романы, которые нужно перечитывать. И со временем за кажущимися противоречиями «Лолиты» открывается истинная сюжетно-композиционная логика повествования.

Перечитывая в очередной раз «Лолиту», я вдруг вспомнила слова повествователя из раннего набоковского рассказа «Весна в Фиальте»: «…я же никогда не понимал, как это можно книги выдумывать, что проку в выдумке… будь я литератором, лишь сердцу своему позволял бы иметь воображение, да еще, пожалуй, допускал бы память, эту длинную вечернюю тень истины…»

Впрочем, о себе Набоков никогда напрямую ничего такого не говорил. Однако в его произведениях подобные рассуждения встречаются. В частности, «Лолита» демонстрирует близкое знакомство с популярной культурой, привычками и пристрастиями девочек-подростков и американской повседневностью. Отыскать эти следы событий реальной жизни было не так-то просто. Я пыталась делать выводы и по тому, что сказано в тексте, и по тому, о чем автор умолчал, полагаясь столько же на умозаключения и обоснованные предположения, сколько на факты.

Одни задачи сами подсказывают тебе ответ. Другие — как повезет. Вопрос о том, что именно Владимир Набоков знал о Салли Хорнер и когда он узнал о ней, относится ко вторым. Изучая его, а заодно и то, как Набоков вставил историю Салли в текст «Лолиты», я обнаружила, как тесно переплелись жизнь и художественное произведение и как Набоков, точно одержимый, снова и снова возвращался к этой теме на протяжении двадцати лет, прежде чем в полной мере раскрыл ее в «Лолите».

Оказалось, что повествование в «Лолите» куда больше связано с реальным преступлением, чем Набоков готов был признать.

За четыре с лишним года работы над книгой мне доводилось обсуждать «Лолиту» с великим множеством людей. Для кого-то это была любимая книга или по крайней мере одна из любимых. Другие ненавидели ее — или как минимум ее замысел. Равнодушных не было. Неудивительно, учитывая тему романа. Однако фрагмента о Салли Хорнер, когда я цитировала его, не вспомнил никто.

Я не могу утверждать, что Набоков специально выстроил повествование таким образом, чтобы спрятать Салли Хорнер от читателя. Однако поскольку события в книге развиваются очень быстро — пожалуй, с той же скоростью, с которой Гумберт Гумберт преодолевает тысячи миль по всей Америке, — легко что-то упустить. Но мне кажется, что даже случайные читатели «Лолиты», количество которых исчисляется десятками миллионов, вдобавок к миллионам тех, кто слышал о романе, видел одну из двух экранизаций (а может, смотрел обе), наконец, отдает себе отчет, какое место эта книга вот уже шестьдесят лет занимает в культуре, должны узнать о том, что сталось с Салли Хорнер, поскольку это история многих девушек и женщин, и не только в Америке, но во всем мире. Одни из множества таких историй — обычная житейская несправедливость: молодые женщины, связанные по рукам и ногам узами брака или заботами о детях, оказываются лишены возможности развиваться. Другие куда страшнее: девочек и женщин оскорбляют, бьют, похищают, а то и что похуже.

При этом злоключения Салли Хорнер разворачиваются в типично американских декорациях, в тени Второй мировой войны, после того, как победа породила крепкий, состоятельный средний класс, впрочем, не сумевший превозмочь грядущий страшный упадок. Похищение Салли тесно связано с ее родным городком Кэмденом в штате Нью-Джерси, который в то время считался воплощенной американской мечтой. Несколько раз мне довелось там побывать, побродить по улочкам, и каждый раз меня поражало, как разительно Кэмден переменился к худшему. Салли должна была бы странствовать по Америке по собственному желанию — этакая кульминация мечты. Но девочку увезли против воли, и путешествие превратилось в кошмар.

Жизнь Салли оборвалась слишком рано. Однако ее история послужила источником вдохновения для романа, споры о котором не утихают и через шестьдесят лет после публикации. Владимир Набоков с помощью стиля и формы произведения наделил педофила художественной властью, очаровал и возмутил миллионы читателей. Изучая жизнь Салли Хорнер, я срываю завесу, за которой скрывается правда. Гумберт Гумберт проделал с Долорес Гейз то же, что Фрэнк Ласалль с Салли Хорнер в 1948 году.

Эта книга возвращает Салли Хорнер право первенства. Подобно бабочкам, которых так любил Набоков, она появляется из кокона фактов и вымысла и расправляет крылья.

Салли Хорнер зашла в универмаг «Вулворт»{9} на углу Бродвея и Федерал-стрит в Кэмдене, штат Нью-Джерси, чтобы стащить тетрадку за пять центов. Ее подначили девчонки, с которыми Салли отчаянно мечтала подружиться. Она в жизни ничего не крала, в этом же магазине обычно покупала школьные принадлежности и любимые конфеты. Девочки уверяли, что стянуть тетрадку — пара пустяков. Салли сроду никто не заподозрит — пятиклассницу-отличницу, президента Юношеского клуба Красного Креста школы северо-восточного района. И Салли, как ни боялась нарушить закон, поверила им. Она понятия не имела, что мелкая кража мартовским днем 1948 года{10} сломает ей жизнь.