С травмы, которую групповое убийство нанесло городу, и общего желания обо всем забыть начался упадок Кэмдена.

Владимир Набоков завершил{113} 1948–1949 учебный год в Корнелльском университете в расстроенных чувствах. Писать ему было толком некогда. В New York Times Book Review из рецензии на «Тошноту» Жана-Поля Сартра, которую Набоков отправил еще в марте, вырезали без его ведома целый кусок, что, разумеется, вызвало возмущение писателя. Денег почти не было: Набоков не ожидал, что придется столько потратить на аренду жилья и что из его жалованья каждый месяц будут отчислять такие суммы в счет социального страхования (которое он называл «страховкой на старость»). А еще он устал: Набоков не только читал студентам лекции по английской и русской литературе, но и переводил для курса русской литературы «Слово о полку Игореве» — дополнительная нагрузка, которую он взвалил на себя по доброй воле.

Впрочем, ему удалось закончить следующие две главы мемуаров, «Убедительного доказательства», которые в том же 1949 году опубликовали в журнале New Yorker. Набокову нравилось преподавать, и в Корнелле к его причудам относились куда снисходительнее, нежели в Уэлсли. Но все равно ему было на что пожаловаться: «…у меня, как всегда, дела больше, чем можно уместить в самое эластичное время даже при компактнейшем способе укладки, — писал он весной 1949 года своему другу, Мстиславу Добужинскому. — У меня сейчас обстроено лесами несколько крупных построек, над которыми, поневоле, работать приходится урывками и очень медленно».

Набоков тогда вынашивал замысел «Лолиты», которую про себя называл «Королевство у моря», но писать еще не начинал. Возможно, он рассчитывал поработать над романом летом, во время отпуска — очередного путешествия через всю страну с Верой и Дмитрием. Они распростились с «плимутом», котором в 1941 году ездили в Пало-Альто, штат Калифорния: его сменил подержанный черный «олдсмобиль» 1946 года выпуска. Дороти Льютхолд, которая восемь лет назад сменяла Веру за рулем, поехать не смогла, как и другие два друга Набоковых, Андре Брюэль и Владимир Зензинов. Сопровождать их вызвался один из студентов Набокова, Ричард Баксбаум; 22 июня Набоковы забрали его в Канандейгуа.

Первым пунктом назначения был Солт-Лейк-Сити, где Набоков должен был принять участие в десятидневной писательской конференции, которая начиналась 5 июля в Университете штата Юта. Однако путешествие на юг чуть не закончилось, толком не успев начаться, в нескольких милях от Канандейгуа. Перестраиваясь в другой ряд, Вера чуть не врезалась во встречный грузовик, после чего съехала на обочину и сказала Баксбауму: «Пожалуй, будет лучше, если поведете вы».

Баксбаум сел за руль, и компания покатила на юг мимо Великих озер, через Айову и Небраску. Между собой Набоковы общались по-русски, уговаривали Баксбаума следовать их примеру и журили его, когда он, забывшись, переходил на английский. Владимир не расставался с блокнотом, куда записывал все путевые наблюдения за повседневной жизнью Америки, пусть даже мимолетные — будь то разговор, услышанный в ресторанчике, или живые впечатления о красоте пейзажа. В Солт-Лейк-Сити они прибыли 3 июля, за два дня до начала конференции; их поселили в женском общежитии «Альфа Дельта Фи». У Набоковых была комната с собственной ванной — обязательное условие, которое писатель поставил организаторам.

На конференции Набоков познакомился с литераторами, с которыми при иных обстоятельствах вряд ли встретился бы, — например, с Джоном Кроу Рэнсомом, поэтом, литературным критиком, учредителем и редактором литературного журнала Kenyon Review, и с детским писателем Тедом Гейзелем, который через несколько лет прославился под псевдонимом Доктор Сьюз («очаровательный человек, один из самых талантливых людей в этом списке», отзывался о нем Набоков). Встретился он и с Уоллесом Стегнером, с которым познакомился еще в Стэнфорде. На конференции Набоков со Стегнером и дискутировали на семинарах по роману, и играли в теннис: Набоков с Дмитрием против Стегнера с сыном.

Впрочем, свободного времени у Набокова было не так-то много. Он провел три семинара по роману, один по новелле, один по публицистической прозе (биография). Вместе с другими поэтами поучаствовал в стихотворных чтениях и прочел старую лекцию по русской литературе под новым названием — «Правительство, критик и читатель». Конференция закончилась 16 июля; Набоков, Вера, Дмитрий и Ричард Баксбаум направились на север, в национальный парк Гранд-Титон в Вайоминге.

Набоков снова намеревался ловить бабочек. Но Вера волновалась: она слышала, что в горах полным-полно гризли. Как Владимир от них защитится, если у него с собой будет лишь сачок для ловли бабочек? Набоков написал лепидоптерологу Александру Клотсу, и тот заверил его, что Гранд-Титон «всего лишь очередной паршивый, истоптанный туристами национальный парк». Там если кого и встретишь, то безмозглых туристов, но никак не оголодавших медведей.

Оттуда четверка направилась в Джексон-Хоул: Набоков планировал поискать там особый подвид бабочек, Lycaeides argyrognomon longinus. По пути у «олдсмобиля» спустила шина. Дмитрий и Ричард принялись менять колесо, Набоков же сказал: «Ну, от меня все равно толку мало» — и удалился на час — ловить бабочек. На место они прибыли на следующий день, 19 июля. Следующие полтора месяца или около того Набоковы провели на ранчо Титон-Пасс у подножия гор. Набокову удалось поймать экземпляр бабочки того подвида, за которым он охотился.

Эти полтора месяца не обошлись и без волнений. Дмитрий и Ричард Баксбаум решили подняться на пик Разочарования (высотой в семь тысяч футов) неподалеку от восточного отрога Гранд-Титона. Сперва подъем был легким, но потом Дмитрий с безрассудством пятнадцатилетнего мальчишки предложил выбрать тропу посложнее: для нее требовалось специальное снаряжение, которого у них не было. Осознав, что дальше подняться не получится, потому что тогда они там застрянут, путники повернули обратно, но пока они добрались до дома, прошло много времени, солнце почти село, и Владимир с Верой по понятным причинам не находили себе места от беспокойства.

В середине августа Баксбаум вернулся домой автостопом. Набоковы поехали на северо-восток, в Миннесоту (машину вела Вера), оттуда на север штата Онтарио; там Набоков тоже ловил бабочек. В Итаку они прибыли 4 сентября. Писателю той осенью предстояло читать три курса в университете, однако в общей сложности к нему на занятия записался лишь 21 студент — сомнительная нагрузка, с точки зрения коллег-преподавателей. Да и самому Набокову хотелось получать больше.

Глава отделения литературоведения Дэвид Дейчес получил заявление Набокова с просьбой о прибавке и предложил сделку: он повысит ему жалованье, как и просил писатель, а тот взамен прочитает студентам курс европейской литературы. Программу курса Набоков волен составить на собственное усмотрение, может выбрать авторов, которые ему по душе. Набоков согласился и приступил к работе незамедлительно: прямо на обороте письма Дейчеса принялся делать заметки для курса, который определил его карьеру в Корнелле на ближайшие десять лет.

А в свободное время работал над романом, замысел которого вынашивал так долго.

Рамздэль Набокова — не Кэмден. Вымышленный городок, в котором Гумберт Гумберт обманом проникает в жизнь Шарлотты a Долорес Гейз, скорее всего, находился где-то в Новой Англии: поэтому Долорес и отдали в школу в Беркшире, поэтому и мужчина, и девочка так хорошо знают эти края. Набоков приобрел эти знания за время жизни в Кембридже, штат Массачусетс. Однако названия городков все же похожи, как и названия улиц — и Линден-стрит, на которой располагался дом, где прошло детство Салли Хорнер, и Лоун-стрит, где жили мать и дочь Гейз. Для обоих городков характерны пасторальные пейзажи с белеными домиками, в которых обитали представители среднего класса. И это лишь одна из немногих деталей, в которых история Салли Хорнер на удивление перекликается с «Лолитой».