— Конечно, возмущались, — усмехнулся я. — Такой ор поднялся.

— И как думаешь, она справится? — спросила Ева.

— Дарья-то? — хмыкнул я. — Не знаю. Там, в общем, было реально сложно кого-то выделить. А эта Дарья на самом деле довольно забавная. Она работала воспитателем детского сада, с Нового года уволилась, ушла на рынок торговать. А потом объявление наше прочитала и пошла, считай что, от безнадежности. А еще было здорово, что наши эти кандидаты после всего сбились в кучку и вместе куда-то пошли. Не все, но человек десять точно.

— Устроили им клуб знакомств, — захихикала Ева.

— Может, договорятся и частную фирму откроют, — я засмеялся. — Они нам еще и контакты свои оставили. На тот случай, если у нас будет еще какой-то конкурс.

— Смешные такие, — хмыкнула Ева. — Даже странно. Вроде бы, вы балаган какой-то устроили, а им понравилось.

— Так это был адекватный балаган, — сказал я. — Дарье потом в этом жить придется. И работать. И еще, желательно, зарабатывать.

— Мне теперь даже жалко, что я этого всего не видела, — вздохнула Ева.

— Даже сам не ожидал, что так весело все получится, — сказал я. — О, начинается!

Рабочие версии эфира нашего ТВ «Генератор» я уже видел, но с какого-то момента Ирина вдруг стала мнительной и решила, что никому ничего не покажет до самого старта. Мол, посмотрите в телевизоре. Она же отвергла идею о том, что нам нужно собраться всем вместе и устроить банкет в честь первого эфира. Совместно с просмотром. Заявила, что ничего такого не будет. И запретила нам собираться где-то отдельно. «Я хочу, чтобы вы все остались дома и посмотрели все по телевизору. Вот как вы обычно телек смотрите. А уже потом банкет и все такое. Но сначала мне нужна нормальная обратная связь!»

Заставка была новой. Если бы дело происходило в моем прошлом-будущем, я бы сказал, что вдохновлялись они мультиками Тима Бертона. Там были три глазастые обезьянки, очень небрежно так нарисованные, а по центру стоял ящик с ручкой. Сначала одна обезьянка в него постучалась, потом вторая засунула руку в дырку сверху и застряла. А потом третья покрутила ручку, вторая обезьянка откатилась в сторону, а из дырки в пузырях вылетели буквы и составились в два слова «Телеканал Генератор».

Это было… довольно стильно. Странновато, кое-где прихрамывало качество видео и звука, но у программы, которую собрала Ирина, определенно был стиль. Этакий артхаус с безумными нотками. Эти три обезьянки присутствовали так или иначе в заставке каждой передачи. Но мультик был только на старте. В остальных заставках они либо сидели на буквах, либо таращились удивленно, либо прятались и выглядывали из-за букв.

Сама Ирина на экране ни разу не появилась. У нее была идея начать вещание со своего обращения к зрителям, но она почему-то от этого отказалась. Надо будет спросить, почему.

Хотя, в общем-то, все было понятно. Не вписалось обращение в общий стиль программы.

— Ой, мамочки… — прошептала Ева, когда очередь дошла до интервью с ее отцом. Монтаж ее был не тем, который я видел. Интервью было нарезано на рваные куски с перебивками в стиле немого кино. И этими самыми обезьянками опять. Монтаж получился неидеальным, но идея была понятна. Камера замирала на Наташе, которая в очередной раз принимала какую-то странную позу или делала широкий жест, дальше кадр сменялся на рисованную обезьянку в той же позе. И рядом с обезьянкой появлялся вопрос, который она задала.

— Получается, они этих обезьянок с Наташи нарисовали? — хихикнула Ева.

— Не исключено, — согласился я.

— А она об этом знает? — спросила Ева.

— Не факт, — я покачал головой. — Думаешь, обидится?

— Твоя Наташа меня пугает, — Ева прижалась ко мне и положила голову на плечо. — А еще мне теперь страшно в универ идти…

— Ты же говорила, что однокурсники никогда твоего отца не видели, — я обнял девушку за талию.

— Они не видели, — сказала Ева. — Но земля круглая. Мои одноклассники видели. Некоторые из них тоже учатся в универе, только на других факультетах. Такие вещи быстро разносятся, ты же знаешь.

— Факт, быстро, — согласился я.

— Вот ты меня вообще сейчас не успокоил! — со смехом сказала Ева и ткнула меня кулаком в бок.

— А я и не пытался, — подмигнул я.

— Почему? — спросила Ева. — Я же правда боюсь…

— Потому что я за тебя не переживаю ни капельки, — честно сказал я. — Ну вот давай представим себе, как могут максимально плохо развиваться события. Допустим, в универе прямо завтра все все узнали.

— Завтра первое мая, выходной, — сказала Ева.

— Окей, третьего мая, — кивнул я. — Ты приходишь третьего мая на пары, а там тебя уже ждут твои однокурсники. С бочкой дегтя и мешком перьев! И табличкой позора: «Ее папа снимает порррррно!»

— Вот блин! — Ева сначала надула губы, потом фыркнула и засмеялась. — Какой еще деготь, откуда они его возьмут?

— Ну это я просто Тома Сойера вспомнил, — сказал я.

— Гекльберри Финна тогда уж, — поправила меня Ева. — Это там мазали дегтем и в перьях валяли.

— Точно! — согласился я. — Но будет ведь не так, верно?

— Не так, — покачала головой Ева. — Будут шушукаться. Пальцем показывать. Удалова может высказать прямо, что-нибудь… Она в школе была комсоргом, кажется. До сих пор не отвыкла.

— Страшно? — спросил я.

— Да ну тебя… — Ева засмеялась и отвернулась. Но потом замолчала. — На самом деле, вообще вряд ли будет что-то плохое. Скорее просто задолбают вопросами дурацкими.

— Это точно, — сказал я. — Возьми у Наташи мастер-класс по дурацким ответам.

Мы снова замолчали. Программа шла дальше, и это было интересно. Я подумал, что надо было, наверное, напроситься в гости к родителям на этот вечер. Все-таки наша с Евой реакция была понятна. Ведь все эти передачи рождались на наших глазах и при нашем участии. А вот посмотреть, как левые люди реагируют на подобное творчество, на самом деле хотелось. Я пытался сначала как-то мысленно анализировать, высказывал внутри своей головы мнение о том, что программы получились чересчур непохожие ни на что. Это было похоже на журнал «Птюч». В каком-то смысле. А он ведь тоже родом из девяностых. Только, кажется, еще пока не начал выходить. А мне он попадался в моем прошлом-будущем. Один приятель хранил подшивку этого сюрреального издания, у него и листал. Так что может как раз вот этот рваный хаос в немного темных тонах — это и есть то, что сейчас нужно. Сейчас, в девяностые, много кто жалуется, что реальность похожа на какой-то абсурдный сон, который все никак не хочет заканчиваться. А иринин телеканал что-то похожее как раз с экрана и транслировал…

И мартышки эти еще бертоновские…

— Надо будет пораньше завтра проснуться, — сказала Ева задумчиво.

— Зачем? — спросил я. — Концерт начинается с четырех.

— Никак не могу привыкнуть, что демонстрации теперь нет, — сказала Ева. — Мне в детстве нравилось. В прошлом году была, а в этом…

— Какой-то движ явно будет, — сказал я. — Хочешь сходить?

— Это будет совсем не то, — скривилась Ева. — Какой-то митинг. Мне именно ходить нравилось. Чтобы машины украшенные, все такое. Так что план проснуться пораньше отменяется. Будем дрыхнуть до полудня. А в конце программы будет кино, как на ТВ «Кинева»?

— Снег? Серьезно⁈ — Астарот зло сплюнул. — Да что за невезуха вообще…

— Да ладно, может еще закончится, — неуверенно сказал Бельфегор.

Погода, как у нас частенько бывает, выдала ночью адский кульбит. Еще вчера стояла практически жара, почки на деревьях проклюнулись зелеными листиками, трава поперла из-под ковра прошлогодних прелых листьев. Казалось, что все, зима теперь уже точно закончилась, впереди одно сплошное лето… Но рассвет пришел мутный и серый, а к десяти утра небо налилось свинцом, и полетел снег. Крупными новогодними хлопьями. Пока что на сухом асфальте эти хлопья таяли, превращаясь в мокрые кляксы. Но как там дальше пойдет — хрен знает. Может и сугробов навалить, бывали такие случаи.