— Да там они в три слоя… — сказала Наташа и встала напротив зеркала. Она была в длинном платье на тонких лямочках. Она в нем в «Фазенде» в первый раз выступала. Такое специальное платье, чтобы ее и без того невероятную худобу подчеркнуть еще больше. — Я вот думаю, что бы еще с себя снять. Жарко будет, ужас. Еще и батареи горячие…

Она резким движением задрала длинный подол платья, стянула вниз колготки и переступила по полу босыми ногами.

— Кстати, я же что пришла сказать-то… — она повернулась к Кристине. — Скоро ты закончишь?

— Пять минут, — невнятно пробормотала Кристина, зажав кисточку в зубах. Теперь она колдовала над лицом Астарота при помощи кусочка поролоновой губки.

— Хотя что я? — Наташа пожала костлявими плечами. — Первыми все равно «Цеппелины». Сколько там у нас?

Наташа посмотрела на мужские часы на своем запястье. Смотрелись они здоровенными, как будильник.

— Ладно, я пошла, пора, — сказала Наташа. — Велиал, ты только стой на подхвате. Если меня вдруг заносить начнет, поддержишь?

— Да, моя королева, — широко улыбнулся я, и мы с Наташей вышли из импровизированной гримерки. Настоящая в этом кинотеатре предусмотрена не была.

«Это какая-то магия», — подумал я, когда мы с Наташей шли по узкому пустому коридору. Время как будто замерло. Или, скорее, замедлилось, растянулось, как резина. И я как будто смотрел на нашу парочку со стороны. Мы с Наташей были почти одного роста. Высокие и худые. Ну, я слегка поднабрал, конечно, массы. И плечи стали смотреться пошире, чем полгода назад. Но все равно был скорее худощавым. У меня как раз порвалась резиночка для волос полчаса назад. Разжиться новой я не успел, так что моя грива покрывала спину как плащ. Хех, а ведь привык, надо же! В начале каждое утро, когда расчесывался, мечтал о том прекрасном дне, когда я скомандую парикмахеру резать все это «великолепие» под корень. А сейчас, гм… Кажется, уже даже представить себя без этого «аксессуара» не могу. Волосы Вове-Велиалу от природы достались отличные, густые и крепкий, любая девчонка позавидует. А когда я, призвав на помощь маму, принялся за ними хоть как-то ухаживать, чтобы они мочалкой не смотрелись, так и вовсе стали такими, что мне впору в рекламе всяких там шампуней для волос можно сниматься.

Киношный такой момент получился. Я прямо увидел нас как будто со стороны. Шагающими в ногу по длинному слабо освещенному коридору с покрашенными до середины какой-то казенной краской стенами. Инопланетную Наташу и длинноволосого Велиала. С решительными и серьезными лицами. Неотвратимо несущими новой публике новое шоу…

Аж до дрожи пробрало эпичностью!

— Ну, я пошла! — сказала Наташа. Быстро обняла меня, отскочила, сверкнула инопланетными глазищами и стремительно выбежала на сцену.

— Привет, Закорск! — крикнула она в микрофон, отодвинув от него Яна. Рядом с которым она смотрелась еще более нереальной. — Давайте мы сегодня с вами зажжем так, чтобы даже из Москвы начали звонить и возмущаться!

Свист, вопли, выкрики. Я скрестил пальцы. Ну, давайте, ребята. Жгите, что уж!

— Короче, у меня был вот какой план, — сказала Наташа уже почти спокойным тоном. — У меня тут где-то есть несколько кассет. И я думала устроить среди вас какой-то конкурс, чтобы потом их торжественно вручить. Но вас так много, что я опасаюсь за жизнь победителей. Так что…

Голос Наташи потонул в криках и воплях.

— Ой, вы такие все милые, я вас так люблю! — заявила Наташа. — Так бы и болтала с вами со сцены до конца концерта. Но вы же не на меня пришли смотреть, так?

— Ан-ге-лы! Ан-ге-лы! — выделилось вдруг среди общего шума скандирование. Вот она, блин, магическая сила ротации на радио! Так-то «Цеппелины» — группа куда более заслуженная. Но вот конкретно сейчас они какие-то мальчики на разогреве. Надо будет потом поддержать парней, а то как бы Ян в яму депрессняка от такого расклада не рухнул.

Гитарист «Цеппелинов» заиграл неспешным мелодичным перебором.

— Привет, Закорск! — раздался хрипловатый голос Яна. — Я много говорить не умею, так что лучше спою…

На несколько секунд воцарилась тишина. «…Пять-шесть-семь-восемь…» — мысленно сосчитал я.

— Я когда-то увидел во сне паровоз,

И железной дороги две полосы

Мне казалось, что впал я тогда в коматоз

И сказал себе: «Ян, не надо попсы!»

Только ветер шумел над моей головой,

Только дождь лил слезы над моей судьбой

Ничего вокруг, только мы с тобой,

Мы с тобой и с ветром наперебой.

Только с ветром…

Только мы…

Когда «Цеппелины» только запели, я на секунду подумал, что эту песню на старт он выбрал зря. Очень уж лирическая, медленная, неспешная. А Наташа задала драйвовый такой старт, в который публика сразу же включилась. Возможно, не лучшее решение Яна…

Хотя.

Я прислушался, потом выглянул из-за экрана в зал. Передние ряды практически наваливались на сцену. Толпа была такая, что даже, кажется, на сидячих кинозала люди кучами были навалены. Ну, нет, конечно. Просто все проходы, ступени и небольшое свободное пространство перед сценой были заполнены зрителями. Я выхватывал из толпа единичные лица. Они смотрели на сцену. Кто-то сцепил руки, кто-то шевелил губами, будто пытаясь повторить слова незнакомой песни.

Мотив был пронзительным таким. Немного тоскливым даже, я бы сказал. Но — отзывался. Потом я посмотрел на Яна. Тот пел, держа микрофон обеими руками и прикрыв глаза. Мне было видно его в профиль чуть сзади. И у него было такое лицо… Такое… Даже слов подходящих не нашлось. Как будто он боялся открыть глаза и увидеть публику с «тряпки». Тетенек, недоуменно переглядывающихся между собой.

Гитарист доиграл последнее соло, Ян открыл глаза и прошептал в секундной тишине:

— Спасибо…

«А Ян молодец», — в очередной раз подумал я, наблюдая за выступлением «Цеппелинов». Ребята и правда были хороши. Уровень неплохой, играют слаженно и уверенно. Песни… Хорошие. Слегка претенциозные такие, с подачей «мы поем для умных и думающих». Вообще это было, в каком-то смысле удивительное открытие — сколько на самом деле талантливых музыкантов и групп остались в абсолютной безвестности. Как-то раньше я над этим вообще мало задумывался. Огульно делил всю поющую братию на «профи» — тех, которые взлетели и стали звездами. И «говнарей» — бестолковую массу, не в такт тренькающую на музыкальных инструментах. Нет, такие тоже были, конечно. Безголосые, бездарные. Но в том же рок-клубе имелся неслабый такой входной ценз, который совсем уж трэшовое барахло отсекал еще на подходах, они даже до сцены не доходили. А вот думающих, играющих серьезную музыку и увлеченных — вполне хватало. И это каждый раз наводило меня на философские мысли про природу популярности. Почему, скажем, тот же «Пикник» выстрелил, а вот эти ребята, которые поют сейчас со сцены кинотеатра в небольшом областном городке, — нет? Неужели дело только в маркетинге? Или есть что-то еще?

Непонятное, глубинное. То самое, что «цепляет и не отпускает». Как с нашими «Темными тенями». Кирюха морщится каждый раз, когда эту песню требует публика. Считает ее одной из самых неудачных, но…

Но почему-то хитом стала именно она.

Я вспомнил разговор в студии со случайным свидетелем записи.

Интересно, был бы результат тем же, если бы мы тогда писали не «Темные тени», а, скажем, «оборотня» или «монаха»?

Я тряхнул головой. Усмехнулся. Ну да, ну да. Вот прямо сейчас меня и накроет прозрение природы популярности. Осознанием, какие песни становятся хитами, без мыла влезающими в души людей, а какие летят прямо из студии в мусорную корзину.

Сколько на самом деле песен было написано?

Миллионы? Миллиарды?

Узнаю секрет, стану очень богатым. А не узнаю…

Наташа вышла на край сцены и стала корчить рожи и подавать Яну многозначительные знаки. Так, чтобы публика видела, разумеется. Разогретая публика немедленно отозвалась смешками и аплодисментами.