Бесшумно как тень, Норан спустился из леска на широкое поле перед высоким вражеским берегом. Весной здесь проносился бурный разлив Звенящей, смывая всё и вся. Сейчас же снег лежал здесь гладкой, поблёскивающей скатертью – плотный, слежавшийся, не очень глубокий. Казалось, лучше места не придумаешь, чтобы идти пешим колоннам и скакать всадникам. Но Норан прошёл чуть подальше, пощупал сапогом – как ему и было сказано, под снегом оказалась россыпь из крупных камней. Пеший человек тут будет спотыкаться, но сейчас, спасибо снегу, пройдёт не так уж медленно. А вот лошадь… Нет, лошадь тоже осилит, всё-таки не осыпающийся склон. Но только шагом. Скакать всадники смогут лишь по узкой полосе, где из речного льда не торчат камни.

– Влево там россыпь ещё на версту, горы мне свидетели, – зашептал проводник, едва Норан вернулся под прикрытие деревьев. – А справа она у изгиба кончается. Там – ровный берег, песок один.

Норан прошёл немного вдоль берега и поглядел в указанную сторону. За изгибом русла обрывистый вражеский берег вздымался тёмной массой горы, столь крутой, что ловкий человек ещё взберётся, но отряд воинов не поведёшь. Значит справа будет прикрывать гора, слева каменистая россыпь. А спереди…

– Пошли к изгибу, гляну поближе.

Походив да поглядев, Норан остался не вполне доволен. Полоска гладкого песчаного пляжа была слишком узкой. По ней не провести всё войско – выйдет неуклюжая колонна, в которой сражаться будут лишь первые ряды. Вражеский берег в этом месте был не очень высок и крут, но саклибы успели укрепить его редким частоколом, заметным на фоне дальних гор – невеликое, а всё же препятствие.

Будь у саклибов обученная пехота, вроде той, что Норан видал в дальних странах, таких как Великий Инз и Шамарское царство, взять такую позицию было бы ой как непросто. Но саклибы испокон веков привыкли воевать в конном строю. Из пехоты у них были только стрелки. Да и те на войну дальше стен родного города являлись с собственными лошадьми, чтобы поспевать за дружинами.

Конечно, курангов обученной пехотой тоже никто бы не назвал. Когда им в чистом поле угрожали всадники, отогнав их собственную слабую конницу, они умели лишь сбиваться в неровные круги копейщиков, способные отбивать конные наскоки со всех сторон, но неспособные дружно куда-то двигаться не развалив весь строй – просто большие мишени для стрелков. Потому-то саклибы обычно и выигрывали сражения на своих плодородных равнинах, а куранги – в своих суровых горах, где коннице было не развернуться.

Но сейчас сражение предстояло именно в горах. Всё решит навал пехотной массы, которая пересечёт замерзшую реку, преодолеет откос берега и прижмёт саклибов к крутым холмам почти сразу за ним. Пригорки и лески на курангском берегу, вроде того, где сейчас укрывались Норан и его спутники, плюс каменистая россыпь, замедлят и расстроят движение войска. Стрелы и болты выбьют какое-то количество людей. Бой на склоне будет тяжёлым. Но разница в числе позволит преодолеть все сложности.

Вот только не мог же чужеземный чёрт этого не понимать? Или надеялся, что власть Норана над войском недостаточно велика, чтобы погнать курангов на кровавый штурм сильной позиции?

Мысленно Норан выругался. Как раз для этого его власть над курангами была достаточно велика. А вот чтобы не гнать их туда – чтобы медлить с долгожданным боем на основе лишь неопределённых предчувствий – её не хватало. Норан знал, что за глаза его и так упрекают в робости, называют выскочкой-тираном, который боится нападения даже в собственном лагере. Пара мелких побед дали ему авторитет, неудача в Высоком Луге прошла незамеченной. Пока его неустанная энергия толкала курангов вперёд и внушала уверенность в успехе – они повиновались. Но стоит лишь застрять, остановиться, отступить – и всё будет кончено. Лишь большая победа могла надёжно закрепить его положение.

Оставалось возвращаться в лагерь и готовиться к завтрашнему сражению, чтобы оно стало такой победой.

*****

Оррик взял с собой в разведку к лагерю курангов троих дваждырождённых дружинников. А возвращались они уже впятером, прихватив связанного языка из числа часовых. Под тревожные звуки рогов курангов позади – часовых Норан выставил много и бдительных, один успел поднять тревогу.

Ночь действительно была очень тёмной, особенно после полуночи, когда небо затянули тучи. Да и местность была гладкой лишь по горным меркам – пологие холмы, тут и там поросшие лесом. Более благодаря острому слуху, не упускавшему звуки впереди, несмотря на шум за спиной, чем острому зрению. Оррик заметил, что навстречу им из лощины выезжает конный отряд, прежде чем две группы всадников столкнулись нос к носу.

Посчитать врагов более точно чем «вроде бы их больше» времени не было. Погоня из лагеря курангов наверняка уже скакала по их следам. Оррик принял решение мгновенно:

– Вперёд! Прорываемся! – и послал лошадь в галоп.

Лязг стали, крики людей, ржание лошадей – стремительная стычка во мраке, где больше слышно, чем видно. Оррик махнул мечом, вроде бы зацепив первого куранга, мимо которого пронёсся, нацелился в голову второму. Но тот обладал нечеловеческими чувствами, или, может быть, нечеловеческой удачей – он успел выхватить меч и отбить удар. Вспыхнул на миг сноп разноцветных искр – в их свете Оррик и Норан узнали друг друга. Но прежде чем они успели обменяться ещё хоть одним ударом, серая кобыла унесла Оррика прочь.

На миг Оррик испытал острое желание натянуть поводья, вернуться, и попытать счастья в схватке дваждырождённых. Но обернувшись, он даже не смог сразу понять, какой из мелькающих позади курангских всадников был их предводителем.

У Оррика не было привычки совать голову под топор ради призрачной надежды вернуть уже утраченную возможность. Опять же, конный бой не был его коньком. Он лишь крикнул во всю глотку:

– До завтра, Норан!

К тому времени, как подоспели куранги из лагеря, чужеземного чёрта и его спутников уже след простыл. Остался лишь один, выпавший из седла, саклиб, которого заметили в свете принесённых факелов – курангское копьё удачно вошло над воротником кольчуги. Дружинник был ещё жив, но не в таком состоянии, чтобы выпытать из него что-то полезное.

Норан уже знал, что двое из его спутников лишились в краткой стычки жизни, а один кисти руки, это не считая перебитых дозорных, так что находка была к месту. Он картинно махнул мечом, так чтобы видели все собравшиеся:

– Саклибские трусы сбежали, бросили своего дваждырождённого! – может дружинник и был обычным человеком, но вряд ли, если ещё жив с такой-то раной. – Это хороший знак! Сбежали сейчас, побегут и наутро!

Куранги вокруг разразились воинственными воплями, потрясали кулаками и оружием. Считать собственные потери они разом забыли, заразившись воинственностью Норана.

– А эту падаль тащите в лагерь, – добавил Норан. – Его кровь нам пригодится.

*****

Спустя несколько часов кровь саклибского дружинника остывала в древней чаше, с которой бородатый шаман обходил собравшихся на лесной прогалине вождей и героев. Раз за разом он опускал пальцы в чашу, чтобы коснуться лба и одежды очередного куранга, оставляя тёмные метки.