– Вот из-за твоей любви, я и не могу остаться.

– Ты что, белены объелся? А ну изволь-ка объяснить, как же это оно выходит!

– А вот так, – Оррик был по-прежнему спокоен. – Женщина вроде тебя, настоящая княгиня, любить может только человека достойного. Но что же достойного в том, чтобы отказаться от долга, обетов и цели, пусть даже ради тебя? Стоит мне остаться, не пройдёт много времени, прежде чем ты сама об этом задумаешься. Задумаешься раз, задумаешься два, а потом ты задумаешься вот ещё о чём: насколько хватит верности тебе у такого непостоянного человека?

Тут Нельяна разозлилась по-настоящему, аж кулаком по кровати стукнула, да так, что едва не пробила доску:

– Не слишком-то высоко ты меня ставишь!

Оррик, однако, с виду был само спокойствие:

– Высоко. Как я не могу отказаться от чести и гордости, так и ты не сможешь любить человека у которого их нет. Что же в этом низкого?

– Мягко стелешь, да жёстко спать, – глухо ответила Нельяна. Похоже, теперь она была на грани слёз.

Оррик сел и обнял её. Она на миг дёрнулась, но не стала отстраняться.

– Уж как есть. Чем желать невозможного, не лучше ли с толком воспользоваться тем временем, которое Небеса нам отвели?

*****

На следующее утро Оррик выехал из Семикамня в смешанных чувствах. С одной стороны, немалая удача – отболтаться от влюблённой женщины без бурного и некрасивого скандала, а то и телесного вреда. Даже врать не пришлось. Только умалчивать, как обычно. С другой стороны, совесть подкалывала, а часть разума ехидно спрашивала, где он ещё найдёт другую женщину, от которой можно отболтаться даже без бурного и некрасивого скандала.

Холод, снег, в котором вязли лошадиные ноги, полумрак, потом ветер, и снова снег, летящий в лицо, быстро выбили у него из головы посторонние мысли. Ну, разве кроме мысли, что зря он поминал Небеса и их провидение всуе, тем более ради оправдания блуда.

Но уже ночью погода поменялась. С утра Оррик и его спутники диву давались, глядя на сверкающее великолепие заснеженной земли и чистое лазурное небо без единого облачка. Как Оррик не раз успел убедиться за четыре с лишним года, если у его путешествия по далёким землям и была какая-то светлая сторона, так это возможность любоваться прекрасными видами, которые домосед и представить себе не смог бы.

Вот только не время сейчас было любоваться видами. А время пользоваться случаем. Творившийся вчера мрак и кошмар были, в своём роде, предпочтительнее – в такую погоду действительно лишь безумец погнал бы войско на перевалы.

Застава ночевала в крохотной курангской деревушке на три двора –естественно, поставленной на высоком месте и обнесённой частоколом. К облегчению Оррика, следов боя не было, а над одним из домов вился дымок от очага. К ещё большему его облегчению, из десятка, высланного в заставу, внутри обнаружилась лишь пара юнцов, топивших этот очаг. Прочие, как и полагалось, разъехались в дозоры.

– Всем честь и хвала, – заявил Оррик, когда разобрался в ситуации и грел руки у очага. После ночёвки в зимнем лесу, даже убогая обстановка жилища небогатого куранга, где и печи-то не было, а дым выходил через дыру в крыше, казалась роскошью. – Несёте дозор должным образом. Ну и мы поможем, как можем.

Он задумался, разглядывая свою мысленную карту окрестных гор:

– Метнёмся до Совиной горы. Если никого не встретим по нашу сторону –поглядим, правда ли, что зимой там сам Отступник ногу сломит, может и заставы курангов на их стороне пощупаем.

На вершине очередного подъёма, Оррик попридержал коня и скинул капюшон плаща. Дружинники остановились вслед за ним, но продолжали кутаться в плащи и шубы. Мороз на этой высоте был такой, что, казалось, плевки уже замерзают на лету. Но Оррик был последователен в мысли, что лучше помёрзнуть, чем подохнуть. К тому же сейчас у него было дурное предчувствие. С точки зрения Оррика дурные предчувствия означали «я уже заметил опасность по мельчайшим признакам, просто ещё не зафиксировал её сознательно».

И действительно, не успел он оглядеться, как мелькнула выпущенная из-за валунов впереди чернопёрая курангская стрела. Попала бы прямо в лицо одному из дружинников, не отбей её Оррик взмахом руки.

– Вперёд! – закричал он и пришпорил серую кобылу. Та рванулась вперёд, вздымая брызги снежной крошки. В месте, где среди камней укрывался стрелок, негде было спрятать большой отряд. Свистнула ещё пара наспех нацеленных стрел, улетев в пустоту за подъёмом.

А затем куранги бросились к собственным лошадям. Видно поняли, что нарвались на сильного дваждырождённого. Оррик проскакал между валунов как раз вовремя, чтобы запустить дротик в лошадь самого медлительного. Та встала на дыбы с диким, предсмертным ржанием, всадник не удержался в седле. Трое остальных успели скрыться за краем небольшого плато. Доскакав до этого края, Оррик натянул поводья. Склон там был такой, что простой человек, пожалуй, не решился бы спуститься по нему напрямую, только зигзагом, выискивая тропку. Одна из лошадей полетела кубарем, ломая кости себе и всаднику, но две другие как-то ухитрились вывезти седоков.

– Пусть бегут! – крикнул Оррик особо горячему дружиннику, который было вознамерился повторить этот смертельный номер.

Меж тем, оставшиеся двое дружинников, постарше и поопытнее, спрыгнули на землю и скрутили оглушённого падением с лошади куранга.

Оррик подъехал к ним, поглядел на пленного, которого привели в чувство парой оплеух и пригоршней снега за шиворот. Довольно молод, но с виду уже бит жизнью. По одежде племя не определишь. Глядит дерзко.

– Где Норан с войском и зачем он послал вас сюда?

Молчание.

– Может ему уши обрезать, раз всё равно не слушает? – предложил дружинник посуровее.

Оррик только хмыкнул. Под пытками, конечно, говорят все. При условии, что у палача есть сколько угодно времени. И что именно говорят – вопрос отдельный. В общем, на войне пытки годились только на то, чтобы выместить на ком-то злость или узнать, где простые обыватели запрятали своё добро.

– Хоть на куски меня режьте, трупоеды саклибские, ничего не скажу, – отозвался куранг. И тут же получил под дых за «трупоедов».

– А ну погодите, – Оррик махнул рукой дружинникам. – Я знаю, что мы с ним сделаем.

Все вокруг уставились на него. Оррик выдержал некоторую паузу. Его способ легко мог не сработать. Если Норан, вопреки предположению Оррика, доверил разведку кому-то из лучших людей племён, а не своим лизоблюдам, он и не сработает.

– Мы его отпустим, – весело сказал Оррик. – Пусть топает обратно к Норану и объясняет, как это он ушёл из наших рук.

Он ткнул пальцем в пленного:

– Норан – человек нрава подлого, руки у него загребущие, а душа лукавая. Скорее горы станут морями, чем он поверит, будто мы тебя отпустили просто так. Ну, может только когда вытянет из тебя все жилы на дыбе. Да и тогда убьёт, чтобы не признавать ошибки перед войском.