С трудом отдышавшись, Ильмар решил больше не радовать брата своими мудрыми высказываниями, и просто молча пошел впереди.

Разветвление, еще одно, еще, а вот - сразу пять: выбирай, какое больше нравится. Впрочем, Ильмар не колебался ни разу, словно между ним и непонятным источником протянулась невидимая нить. Несколько раз Ролан открывал рот, чтобы потребовать нормальных объяснений, и закрывал, не издав ни звука. По прошлому опыту он слишком хорошо знал, как бесполезно добиваться от Ильмара сейчас вменяемых речей. То ли брат сам в таких случаях не понимал, что делает, то ли еще что, но разговорить его было в несколько раз сложнее, чем утихомирить разозленную Иласэ, а это говорило знающему человеку о многом.

Выбираемые Ильмаром ходы вели их не только к западу, но и, как подсказывали Ролану все его чувства, все ниже под землю.

- Уже близко, - прошептал брат, оборачиваясь к Ролану, заговорив в первый раз после случая со змеями. - Нужно будет открыть стену, и, Ролан, - там, внутри, очень яркий свет.

- Хорошо, - отозвался старший Кэйрос, решив не спрашивать, откуда Ильмару это может быть известно. - Лучше бы твоему источнику не быть одной из ловушек Тартиса.

- Это не ловушка, - невозмутимо ответил брат, - я знаю.

Филиппе остановился, прислушиваясь: что-то было не так. С одной стороны, он мог бы поклясться, что много лет ни один чужак не проходил по этому ходу. Это место принадлежало Тартисам, и только люди их линии спускались сюда. С другой - в воздухе висело странное напряжение, как слабый запах страха. Почему страх? Кого может бояться Тартис в собственных владениях?

Лодерт сделал несколько шагов, потом вновь остановился, на всякий случай окружая себя вторым защитным слоем Силы в дополнение к тому, что носил обычно. Идти дальше ему отчего-то расхотелось.

Из темноты послышался знакомый тихий смех:

- Я же говорил, что врасплох нам его не застать.

Филиппе расслабился:

- Господин? Я не знал, что вы решили прибыть сегодня.

Каменная стена справа исчезла, снимая морок, и в проходе, шагах в десяти перед ним, оказались двое Темных. От потолка отлепилась крохотная искорка и разрослась в сияющую сферу, освещая коридор.

- Неплохо, Филиппе, совсем неплохо, - проговорил Повелитель, приветствуя подданного едва заметным кивком. Лодерт, как положено, низко поклонился. В отличии от Амадея Тартиса, Повелитель обычно не обращал внимания на соблюдение этикета, но Филиппе все равно неукоснительно следовал всем тонкостям правил поведения. Так ему казалось… правильным.

- Что ты искал в моем подземелье, Лодерт? - не очень дружелюбно осведомился у него Тартис.

Филиппе приподнял брови, переведя взгляд на хозяина домена:

- Я гулял, - ответил он само собой разумеющимся тоном. На лице Амадея появилось знакомое полупрезрительное выражение, как всегда, когда Лодерт говорил или делал что-то, подтверждающее слухи о его безумии. Впрочем, из этого вовсе не следовало, что Тартис поверил данным ему объяснениям. Можно было предположить, что уже этим утром на амулете Лодерта появится очередное ограничение, наложенное на доступ к подземельям.

А, неважно, Филиппе давно уже сделал копию амулета.

Потом Лодерт перевел взгляд на Повелителя и запоздало вспомнил, что тот чувствовал ложь безошибочно. Повелитель посмотрел на него насмешливо, произнес:

- Кстати, Филиппе, загляни в мои владения завтра, нам давно пора побеседовать.

Филиппе вновь низко склонил голову.

Свет оказался действительно очень ярким, даже слишком ярким. Ролан прикрыл глаза еще и ладонью, ожидая, пока в них утихнет резь. После кромешной тьмы подземелья источник сиял ярче солнца.

Ильмар, не испытывающий от света никаких неудобств, тем временем обогнул брата и приблизился к магической вещи, про которую Ролан сумел понять только то, что она была круглая и блестящая.

- Осторожнее! - проговорил Ролан, отчаянно моргая в попытках вернуть нормальное зрение.

- Все в порядке, - прошептал Ильмар, медленно приближаясь к круглому низкому столику, сделанному из темного от старости дерева.

Ролан, адаптировавший, наконец, глаза, узнал породу дерева сразу же, по характерным черным зигзагам рисунка: тиарш. Первые принесли несколько его семян с Алирии, но уникальное по своим свойствам дерево не смогло прижиться на чужой почве. Единственно, оно, очень медленно и неохотно могло расти, питаясь плотью мертвых тел элрави. Из скольких же предков Тартиса вытянул этот тиарш соки, прежде, чем его срубили?

Однако то, что высилось на столике, было намного интереснее: в широкой станиновой подставке лежал кристалл размером с голову младенца. По виду он казался сделанным из хрусталя, в его идеальных, бесчисленных гранях преломлялся идущий изнутри свет. Ослепительный свет. И как только Ильмар мог смотреть прямо на него, не мигая?

- Знаешь, что это такое? - не оборачиваясь, благоговейно проговорил младший Кэйрос, - это Ключ. Как только Тартис сумел создать его?

- Ключ? - Ролан моргнул: название ни о чем ему не говорило.

Ильмар, не объясняя, протянул руки к сфере…, и отпрыгнул, тряся обожженными пальцами.

- Нет, так не пойдет, - пробормотал юноша, - как же тогда? Хотя бы часть…

Ролан, зрение которого, наконец-то, вернулось в норму, наблюдал, не вмешиваясь, как Ильмар достает из мешочка на поясе все имеющиеся там станиновые самородки, и поочередно касается металлическими кругляшами сферы. После каждого прикосновения сияние кристалла становилось глуше. Но вот станин закончился, а свет в сфере так и не померк до конца. Он продолжал светить, теперь ровный и холодный, как отраженное лунное сияние. Зато самородки засияли маленькими звездами.

- Пойдем, - с довольным видом проговорил Ильмар, кладя окатыши назад в мешок. Ролан покачал головой и шагнул за братом ко все еще открытой стене. Обернулся. Свет в сфере вновь набирал силу.

Еще одно прекрасное летнее утро.

Если только ты не умеешь спать, как бревно, и не носишь ушных затычек, рассвет в лесу пропустить невозможно. Среди деревьев звук разносится далеко, и огромное количество лесной пернатой фауны бескорыстно поможет тебе в этом убедиться.

Подавляющее большинство из них отнюдь не малые птахи с ангельскими голосками; нет, это и солидные откормленные вороны с горлом простуженных пьяниц, и неугомонные дятлы. А если ты заберешься еще дальше на северо-восток, где принесенные Первыми птицы не смогли прижиться, то услышишь по утрам и заунывные вопли чоссо, похожие на крики грешника в инквизиции Ордена, и даже язвительный смех горгулий, встречающих таким образом солнце.

С другой стороны, закоренелый оптимист может и порадоваться пробуждению на рассвете, поскольку мелкая лесная живность никогда не против подкрепиться задаром, и собранные тобой с таким трудом припасы способны исчезнуть в ее прожорливых глотках очень быстро.

Иласэ протестующе завопила и бросилась к своей, успевшей значительно уменьшиться, съедобной горке. Рыжий бельчонок, несколько лесных мышей и подозрительно осмелевший бурый селка кинулись наутек, оставив ее оценивать размер понесенного урона: зажеванные фрукты, помятые ягоды, отпечатки грязных лап на кореньях.

Где-то над головой Иласэ неизвестная летающая тварь издала крик, подозрительно напоминающий визгливый смех, как будто наслаждалась чужой неудачей. Девушка сердито посмотрела вверх на переплетенные ветви, потом тяжело вздохнула. Попыталась примоститься поудобнее и начала перебирать припасы, выбрасывая безнадежно испорченные.

Угрюмо взглянула на своего беловолосого соседа, по-хозяйски раскинувшегося в ее норке. Дарен спал так крепко, что рассветный хор не заставил его даже пошевельнуться; и сейчас он казался самим воплощением довольства жизнью, чем раздражал совершенно не выспавшуюся Иласэ.

Вчера, когда небо начало темнеть, Иласэ осознала, что импульс нерассуждающей щедрости сыграл с ней дурную шутку, и что свою самодельную кроватку назад она не получит. Девушка попыталась сделать вторую, но работать приходилось в сгущающихся сумерках, так что ничего толкового у нее не вышло. Еще одна причина для пакостного настроения. И все это - его вина!