Теперь любовница тоже беременна. Так пускай оберегает её, коль выбрал. А я… Я справлюсь. С малышом, с собой — одна, если так нужно.

Опуская взгляд, убираю его руку с живота и шепчу, глядя в сторону:

— Макс… тебе нужно отдохнуть.

В этот момент, малыш будто откликается на прикосновение отца — пинается, напоминая, что он здесь, что чувствует нас.

— Вот это да, — Максим улыбается, поглаживая мой живот, и я вижу в его глазах то счастье, которое он, наверное, давно не испытывал. — Настоящий спортсмен. А кто у нас?

Я замираю. Вижу, как светятся его глаза, как он смотрит на меня с той теплотой, что когда-то привлекала меня в нём. И все же, я отвечаю холодно, стараясь убедить себя, что это нужно:

— Не у нас, Макс. Фёдор сказал тебе, что это твой ребёнок, только чтобы заманить в ту квартиру…

Лицо Макса меняется. Глаза гаснут, как будто внутри выключили свет. И эта боль, отражающаяся в его взгляде, пронзает меня так, что мне приходится отвернуться, чтобы не увидеть, как ломается человек, которого я когда-то так сильно любила.

— А где же тогда… отец ребёнка? — его голос тихий, почти сломленный.

— Макс, мне пора на осмотр. Тебе тоже нужно отдыхать, — я поднимаюсь, делаю шаг в сторону, но он внезапно хватает меня за руку. От теплоты его рук, мурашки бегут по коже, а сердце снова предательски дрогает…

Он бережно перебирает мои пальцы, словно не верит, что я здесь. Что это не сон.

Сжимает ладонь, согревая её своими руками.

— Ты представить себе не можешь, как я скучал по тебе. Я так сильно люблю тебя… Ты для меня всё.

— Макс… Макс, хватит! — мой голос срывается. Я вырываю свою руку, с трудом глядя на него, потому что боюсь, что ещё немного — и я не выдержу, растаяю, снова поверю в эти ласковые слова.

Если бы можно было вычеркнуть Максима из своего сердца, навсегда забыть, стереть его из памяти — я бы сделала это не раздумывая!.. Этот человек уже давно не должен быть частью моей жизни, не должен касаться моего сердца и вызывать хоть какое-то доверительное чувство. Я не должна любить его, не должна поддаваться его словам о раскаянии. Максим — как и отец — всегда думают только о себе, поступая лишь в своих интересах…

Он не думал обо мне, когда приводил свою любовницу в наш дом, когда целовал её там, где ещё недавно мы были счастливы. Он не думал обо мне, когда уложил её на нашу кровать. Боль и обида обжигают снова, как свежая рана, и я, чтобы быстрее уйти от него, хватаюсь за ручку двери.

— Аня…

Слабый голос Макса останавливает меня, заставляя обернуться.

— Что?

Он смотрит на меня с проницательной настойчивостью, которую я ненавижу и которой восхищаюсь одновременно.

— Я не верю, что ребёнок не мой! Ты носишь моего малыша… Клянусь тебе, выйду отсюда и всё выясню!

— Это не твой ребёнок! — я сдерживаюсь, чтобы не сорваться, но голос звучит резко, холодно… и фальшиво.

— Я не верю, — бывший пристально смотрит мне в глаза. — Ты не умеешь врать!

— Ты ошибаешься, Лесневский, — рычу, чувствуя, как сердце отчаянно бьётся в груди, как запертая птичка в клетке. — Я больше не твоя жена. Исчезни из моей жизни!

— Да, ты не моя жена, но это не лишает меня права на отцовство. Если я докажу в суде, что ребёнок мой… Ты не сможешь вычеркнуть меня из ваших жизней! Я не оставлю ни тебя, ни его.

Я смотрю на Макса, и с каждым словом будто теряю опору под ногами. Внутри всё сжимается от этого нервозного напряжения, от его слов, от злости и… страха, что он прав…

Неожиданно, тупая боль пронзает меня, и я рефлекторно хватаюсь за живот. Все мысли и слова уходят на второй план, ощущение такое, будто меня захлёстывает горячей волной, лишая воздуха…

Максим осекается, когда видит, как меня скручивает боль. Я сгибаюсь, инстинктивно прижимая руку к животу, словно пытаясь защитить малыша.

— Аня, Анечка! — Максим тут же вскакивает с постели и, прежде чем я успеваю что-то сказать, подхватывает меня на руки, прижимая крепко и уверенно. — Врача сюда!

В палату врывается мой отец, с тревогой застывшей на лице. Как только вижу родное лицо, протягиваю руки к нему.

— Папа, помоги мне, — шепчу, надеясь, что он заберёт меня подальше от Максима.

Отец и Макс какой-то миг стоят молча, выжигая друг друга взглядами.

— Пойдём, дорогая, пойдём, — отвечает отец, обнимая меня за плечи.

Как только мы оказываемся на безопасном расстоянии от палаты Максима, я выпрямляюсь и выдыхаю, чувствуя, как постепенно отпускает напряжение в пояснице.

— Дочь, всё в порядке? — отец смотрит на меня с беспокойством.

— Да… уже легче, просто нужно немного отдохнуть и постараться не нервничать. — Я перевожу дыхание, собираясь с мыслями. — Папа, Максим заподозрил, что ребёнок от него!

Отец хмурится, и в его взгляде мелькают те же догадки, которые преследует меня.

— Но ты же хотела ему сказать, о ребёнке…

— Хотела, — я на мгновение опускаю глаза, борясь с чувством вины. — Но ты бы его видел, пап… Он готов отнять у меня сына и даже глазом не моргнёт! Мне так страшно…

Отец притягивает меня ближе, к себе, поддерживая рукой.

— Пойдём на осмотр, убедимся, что с тобой и с малышом всё в порядке. А дома всё обсудим и решим. Главное сейчас — твоё здоровье и жизнь моего внука!

Как только я выхожу из женской консультации, сразу вдыхаю полной грудью свежий воздух. Слава богу, с малышом всё в порядке, анализы в норме — можно немного выдохнуть и расслабиться!

Краем глаза замечаю черный джип Максима у края парковки. Неужели, он уже выписался из больницы?! Сердце пропускает удар, и я, стараясь держаться уверенно, иду быстрей к своей машине, но не успеваю даже дотянуться до дверцы — джип трогается с места, преграждая мне путь. Максим опускает окно и, глядя на меня, говорит:

— Садись, Анют, разговор есть.

— У нас нет общих тем, — отвечаю, не пряча раздражения.

— Ань, — твёрдым голосом Максим чуть-ли не приказывает. — Сядь в машину.

После мгновенного колебания, всё же сажусь в джип, понимая, что от него так просто не избавиться. Как только я закрываю дверь, Максим протягивает мне букет — яркий, роскошный, пахнущий свежими розами.

— Твоя Януся в курсе, что ты чужим женщинам цветы даришь? — с сарказмом уточняю, чувствуя, как злость начинает закипать внутри.

— Мне плевать на мнение Яны, а ты как раз не чужая, — резко отрезает, нажимая кнопку блокировки дверей и давая по газам.

— Макс, куда мы едем? — начинаю нервничать, чувствуя, как внутри растёт беспокойство. — Останови машину!

— Обязательно остановлю, — отвечает Макс, не сбавляя скорости. — Когда мы будем на месте.

Сжимаю букет в руках, пытаясь успокоиться, но тревога только усиливается.

— Как дела у сына? — голос Максима отрывает меня от мрачных мыслей.

— Ты хотел сказать — у моего сына? Всё хорошо! И кстати, как ты узнал, что у меня мальчик? Разве, я говорила?

— Ага, понял, — ухмыляется бывший, нервно постукивая пальцами по рулю. — Всё ещё играешь в игру, что малыш не мой?

— Да, потому что он не твой!!! — срываюсь, не удерживая себя в руках. — Машину останови!

Макс качает головой. В его взгляде мелькает усталость, смешанная с болью.

— Аня, сколько ты ещё собираешься измываться надо мной? До конца жизни мне это теперь терпеть?

— Слушай, Лисневский, может, тебя рано из больницы выписали? Головушку не до конца залечили? — фыркаю, прикрываясь сарказмом.

— Не ерничай! Думаешь, из-за одной ошибки можешь всю жизнь вытирать об меня ноги? И сына лишать?

— Зачем же, это твои методы, — огрызаюсь, ощущая, как напряжение внутри растёт с каждым его словом.

— Это было всего один единственный раз! — Максим сжимает руль, отвечая резко, почти отчаянно.

— Да? Что-то слабо верится, — снова не могу сдержаться, хотя понимаю, что этот разговор только добавляет боли нам обоим.

— Аня, а ты хоть понимаешь, почему это произошло? — бывший поворачивается ко мне, сверкая злостью во взгляде. — Ты отдалялась, стала холодной в постели, зациклилась на одном — на зачатии! Всё было только об этом!