— А ведь вы правы пан ефрейтор. Вальку то я толком и не знаю. Как любовница неплохая, а как человек, то загадка. Я если честно, то не очень и интересовался, кто она и чем дышит. Что мужику надо? Накормила, напоила и постельку постелила, — не стал оправдываться Чижов. Федька опешил от такого признания.

— Я что не правду говорю? Вон и Федька может подтвердить мои слова, — повернулся Гриша в сторону бредущих следом за ним парней. Финка ударила Селютину в живот. Григорий не был левшой и поэтому удар не оказался смертельным. Александр Владимирович попытался задействовать свое оружие и Гриша ничего умного, как завалить ефрейтора в воду не придумал. Селютин не сдавался, пытаясь стащить с себя Чижова. Пулеметчик вытащил нож из тела сослуживца и ударил повторно, пытаясь своим весом заставить Селютина погрузиться под воду. Судорожные взмахи рук москвича становились слабее. На поверхности воды появилось парочка пузырей, и остатки тонкого льда окрасились в красный цвет. Игнатов стоял рядом с широко раскрытыми от ужаса глазами. Григорий устало поднялся на ноги, поправив на плече свой «ДП-27».

— Ты, что наделал? Да нас за это под трибунал отдадут, — испугался Федор.

— Если ты никому не расскажешь, то не отдадут. Ты хотел бы, чтобы он донес на нас?

— Думаешь, Валентина и впрямь того? — растерянно произнес полицай.

— Того, ни того, это мы сами узнаем. Если бы Селютин стуканул на нас в гестапо, то разбираться никто не стал. Мост взорвали и кто крайний? — попытался обосновать свои действия Григорий.

— На кого это все повесят?

— Считаешь, что это были бы мы? — пребывал в шоке Федор.

— Но я тут ни при чем. Я то и знаю эту Валю совсем недавно. Да, заходил пару раз и не более, — искал себе оправдания шуцман.

— На меня все сбросить хочешь? — догадался Чижов.

— Так это ты меня с ней познакомил. Ты ее при облаве отпустил.

— Может, скажешь еще, что и с партизанами я связан? — разозлился Гришка.

— Не ты ли меня просил о знакомстве? Думаешь, в тайной полиции будут слушать твой лепет? Чем больше врагов найдут, тем для них лучше. За мост ведь кого-то спросят, и этому чиновнику будет глубоко наплевать, скольких виновных расстреляют. Лишь бы начальство успокоилось. А если ты хочешь сделать меня козлом отпущения, то зачем ты мне нужен? — задал вопрос Чижов, смывая с финки кровь убитого сослуживца. Федька посмотрел на стальное лезвие финского ножа, которого Гришка не спешил прятать. Нехороший озноб пробежал у него по спине, и это не от того, что они стояли в холодной воде.

— Ты чего Григорий? Мы же с тобой друзья. Кто тебя от расстрела спас? Забыл? — дрожащим голосом ответил Игнатов.

— Ничего я не забыл. И твою шкуру уже спасал. Теперь мы квиты, — твердым голосом заявил Чижов.

— Вот и хорошо. Я за Селютина никому, могила! — поклялся Игнатов.

— Он как по мне, был паршивым мужиком. Туда ему и дорога, — лебезил перед товарищем Федор.

— Тогда помоги мне его по реке сплавить, — попросил дружок. Вдвоем они оттащили тело убитого полицейского поближе к чистой воде, чтобы река своим течением отнесла тело ефрейтора подальше от места происшествия. Личное оружие младшего командира утопили там же.

До расположения батальона добрались без обморожений. Оказалось, что в эту ночь партизаны подорвали четыре моста ведущих в город. Если смотреть на карту, то уничтоженные объекты образовывали фигуру, похожую на крест, Сарненский крест. В связи с этой дерзкой вылазкой в городе царил переполох. Их понятное дело допросили. Тут же выяснилось, что из охраны моста в живых остались только они, не считая ротного, который ночевал в соседнем селе у какой-то разведенки. Друзья описали следователю, какое участие в охране объекта, принимал командир их роты Онищенко Тарас Семенович. Он так и не появился в расположении батальона. Им занялись более компетентные органы. Перевод стрелок и помог товарищам обелить себя перед вышестоящим руководством. Уничтожить четыре моста, это не шутка, да еще в разгар Сталинградской битвы. Причем если фашисты укрепили подступы к городу и не давали возможности партизанам предпринять каких-либо наступательных действий, то назначив на охрану таких важных объектов личный состав «шуцманшафта» и союзников из состава словацкого полка, они совершили непоправимую ошибку. «Шума», как не справившихся с поставленной задачей, на некоторое время оставили без внимания, что дало возможность товарищам вырваться в город. В первую очередь парни хотели встретиться с Валентиной, чтобы расставить все точки над i. На работе ее не было. Пошли домой. Припорошенная снегом тропинка, ведущая к домостроению, вызвала у полицаев волнение, которое стало нарастать с каждой минутой, по мере того, как они подходили к дому. Не притоптанный снег, отсутствие дыма из печной трубы и закрытая на щеколду, даже не на замок, входная дверь, свидетельствовали о том, что в хате никто не проживал. Федька переживал больше всего. Едва он переступил порог, как заметался по дому в поисках своего чемодана с награбленным имуществом.

— Где он? — переворачивал полицейский убогую мебель, попадающуюся на его пути. Гришка стоял у стола и наблюдал за действиями товарища. С одной стороны он злился на Стружук, понимая, что она просто сбежала, боясь мести, а с другой стороны ему было смешно, что женщина оставила в дураках его дружка. Он всегда считал, что награбленное имущество не принесет счастья. Федька чем-то напоминал ему Кощея Бессмертного, который чах над своим богатством.

— Где эта сука? Куда она подевалась? — выл от горя Игнатов. За дверями кто-то кашлянул. Мужчины повернулись к входу. На пороге стоял худосочный, сгорбленный под тяжестью прожитых лет дедушка, с седой шевелюрой.

— Вы кого-то ищете? — поинтересовался незнакомец.

— Где хозяйка? Куда она подевалась? — не терпелось Федору узнать место пребывания интересующей его особы.

— Так уехала она. Собрала детишек, взяла чемодан и уехала, — поделился информацией дедушка. От слова чемодан, Федьку всего покорежило.

— Чемодан коричневый, большой, с металлическими пятаками на уголках? — уточнял полицай.

— Ну, да, — простодушно ответил гость.

— Сука-а-а! — завыл, словно волк шуцман.

— А куда уехала? — более спокойно спросил Чижов.

— Сказала, что к родственникам.

— А почему? Что произошло? — продолжал интересоваться Григорий.

— Точно не скажу. Была она какая-то вся не своя. Видать, что-то случилось. Говорит, ничего меня здесь больше не держит, не могу оставаться, — вспоминал дедушка детали их с Валентиной разговора.

— Все мои денежки, золото, украшения, ну как же так? — плакался Федя.

— Спасибо, что сказали, — отпустил деда Чижов.

— Гриша, в том чемодане все мои сбережения. Надо ее найти. Она меня по миру пустила, — причитал Игнатов.

— Ты же говорил, что она надежная? — сетовал на судьбу шуцман.

— Видно ошибался. Теперь понимаю, что Валька с партизанами связана. Может по собственной воле или заставили, — почему-то не сильно огорчился Чижов. Где-то глубоко в душе он даже сам не хотел этой встречи. Признается Валюха, что работала на партизан и что с ней, потом делать? Простить женщину за то, что обрекла его на смерть, Гришка не мог, но и сдать ее в гестапо, тоже не сумел бы. Чтобы тогда с дочками было? Кто о них позаботился? Он участвовал в карательных экспедициях, и эта жалость к людям должна была бы атрофироваться. «Шуцманшафт» в основе своей и был предназначен, чтобы бороться с инакомыслием и выполнять всякую «грязную» работу порученную хозяевами. Вседозволенность и безнаказанность в действиях по отношению к мирному населению, делала из людей моральных уродов и преступников. Этим человеческим отбросам было место во вспомогательной полиции, но к счастью Гришка не стал таким.

— Гриша, помоги мне найти ее, — просил дружок.

— Где ты ее сейчас найдешь? Столько дней прошло. Думаешь, она дура и поедет в соседнее село? — урезонил его Чижов.

— А как же мои сбережения? — продолжал пускать сопли Федька.