— Молочко, сало, пирожки, — начала перечислять женщина продуктовый набор.

— И все?

По кислой роже человека-горы можно было без труда понять, что он ожидал чего-то более существенного, в виде домашнего самогона. Стружук смекнула, в чем ее ошибка и быстро исправилась: «Я в следующий раз принесу». То есть, своим обещанием она делала задел на очередной визит на объект.

— Чего тут стоять? Пошли к нам в караулку, — взял на себя властные полномочия Яценко.

— Так ведь ротный запретил, — начал было выступать Селютин.

— Где он ротный? Нет его. Я что-то не слышал, чтобы он за себя тебя оставлял. Не нравятся продукты? Не ешь, и жди, когда полевая кухня прибудет. Я голодать не собираюсь, — ни во что не ставил Алексей старшего по званию. Валентина в сопровождении шуцманов отправилась в помещение с буржуйкой, а сама цепким взглядом осматривала подступы к мосту и подсчитывала, сколько полицаев охраняет объект. Это было ее новое задание от бывшего начальника Сарненской милиции. Гришка был несказанно удивлен такой инициативе любовницы. Детей оставила, на продукты потратилась, с каким-то дедушкой связалась и все ради него? Неужели он ей так дорог? Или о Федьке беспокоится? Вряд ли. Такая страсть Валентины начинала его пугать. Ему проблемы со Стефанией не нужны. А тут он считай, завел себе вторую семью, и любовница завтра начнет претендовать на роль жены. Провожая Валентину обратно, он попросил ее больше не приезжать. Не безопасно и затратное это дело. Тут Валя надула губки, мол, видеть меня не хочешь, не можешь простить товарища мужа и всякое подобное. Здесь еще Федька вмешался с Лешкой Яценко со своими заказами. Самогона им, видите ли, до полного счастья не хватает. Валька и рада стараться, что обещать.

Разговоров о визите любовницы Чижова хватило до полуночи, как будто и поговорить было не о ком. Хотя полицейских можно было и понять. Служба рутинная, стой на посту, да поглядывай по сторонам. Одно развлечение, глазеть на проезжающие, на фронт составы. Их количество значительно увеличилось. Сейчас в районе Сталинграда решалась судьба наступления немцев на Кавказ, а может и всей войны, чем черт не шутит? Рейх бросал в горнило войны все новые и новые части и боевую технику. Наблюдая за составами можно было только подивиться мощи Германии. А с другой стороны, уже заканчивался второй год войны, а Красную Армию вермахт так и не разбил, так еще и партизаны объявились в глубоком тылу немцев. Так размышляя о последних событиях дня, Чижов двигался по деревянному настилу моста с одного берега реки к другому. Через железнодорожное полотно, напротив Гришки брел в противоположную сторону его товарищ Федька Игнатов. В теплой будке остался только Лешка Яценко и Селютин. Наверняка они сейчас трепали сало принесенное Чижову его любовницей. Было даже обидно. Яценко из будки не выгонишь, вон у него какие кулачищи, а ефрейтор корчил из себя командира. Этого зануду надо было ставить на место. Вот придет ему обещанный унтерштурмфюрером Ульрихом Дитрихом Железный крест, то и его глядишь, повысят в должности, и тогда он утрет нос Селютину, — размышлял на ходу Чижов, посматривая на прибрежные камыши, чтобы в них не смогли спрятаться партизаны. Утром на объект нагрянул их ротный Онищенко, и выгнал из будки «человека-гору» и ефрейтора. Причем Селютину, как командиру отделения влетело за то, что он использовал пулеметчика, то есть Григория, в качестве простого часового. Пулеметчик должен занимать позицию у огневой точки, которая была выложена из мешков с песком на железнодорожной насыпи. Там без движения замерзнешь гораздо быстрее, но ради того, чтобы посмотреть, как отчитывают московского задаваку, можно было и померзнуть. Появление ротного вызвало определенный ажиотаж, но ненадолго. Тарас Семенович Онищенко не собирался торчать на этом злополучном мосту. Он навел порядок, сделал встряску личному составу и снова в деревеньку, в теплую хату, к бабе в постель. Если, что срочное или какая-нибудь проверка, то за ним пошлют человечка, благо село не так далеко.

Валентина появилась на объекте так же внезапно, как и первый раз. Григорий только диву давался, как это у нее получалось. От Сарн мост находился на порядочном расстоянии, а Валька являлась к ним, даже не запыхавшись. Неужели снова дедушка подвез? Валентину ждал, больше чем Чижов, Лешка Яценко с товарищами. Они оставили парочку беседовать, а сами потащили принесенный ею провиант в свою будку. Пока Селютин ходил на противоположной стороне моста, а Онищенко нежился где-то в теплой хате, Яценко припрятал спиртное, принесенное Стружук, как та и обещала. Праздник компания «человека-горы» устроит себе ночью, когда наверняка на объект не сунется ни один проверяющий. Чижов и Валя стояли у пулеметного гнезда, наблюдая, как темные воды реки Случь несутся под опоры моста. Сегодня уже было третье декабря, и кругом лежал снег, а вот с рекой мороз пока совладать не мог. Края от берега подмерзли, образовав тонкий лед, но центр реки благодаря быстрому течению еще не собирался примерять на себя прозрачный панцирь.

— Как дети? — задал стандартный вопрос Григорий.

— Хорошо, — ответила Стружук, не поворачивая головы в его сторону.

— Что пивная?

— Работы стало больше. Немцев полный город. От клиентов нет отбоя, — призналась женщина.

— Вот и хорошо. Теперь не надо бояться партизан. В город они не сунутся, — сделал вывод Гришка из слов собеседницы.

— Это точно. У нас появились даже эсесовцы, — поделилась наблюдениями официантка.

— Ты больше сюда не приезжай, — попросил ее Гриша.

— Не хочу, чтобы у тебя на работе были проблемы.

Сейчас она повернулась к нему лицом. На краешках глаз выступили слезы. Наверное, от холодного ветра, — подумал Чижов. Женщина прильнула к груди шуцмана.

— Какой ты хороший Гриша. Почему мне так не везет? Только встречу достойного человека и его не стает. Муж у меня был ласковый и детей любил. Не стало Вити. Ты, внимательный, нежный, но не мой, — жаловалась Стружук на судьбу.

— Ты так говоришь, будто бы хоронишь меня. Я умирать не собираюсь, — ответил Григорий.

— И я этого не хочу. Ты прости меня за все, если сможешь, — попросила она. Полицейский вытер ладошкой слезинки на ее щеках.

— За что я тебя должен простить?

— За то, что позарилась на твое семейное счастье, — выкрутилась Валентина, хотя имела ввиду совсем другое. Бураков недаром организовал ее выезды к мосту. Партизаны собирались его взорвать, и им надо было знать, какими силами осуществляется охрана объекта. То, что они не будут брать пленных, для Вали было очевидно. Передав разведданные по мосту, она фактически подписала смертный приговор Григорию. Если признается мужчине в содеянном, то подпишет его себе и своим детям. Сейчас по факту Валя прощалась с любимым мужчиной, понимая, что причиной его гибели станет именно она.

— Ты береги себя, — попросила Стружук. Теплая слезинка скатилась по красной от мороза щеке.

— Да, что с тобой? — не понимал Гришка такого настроения женщины.

— Ты словно прощаешься со мной навсегда. Отдежурим на этом мосту, и я снова вернусь в город, — обещал Григорий.

— Возвращайся, я буду ждать, — тихо ответила Стружук.

— Мне уже пора. Скоро стемнеет. Еще до Сарн надо добраться, — решила завершать свидание Валентина. Она на прощание крепко поцеловала Чижова и, не оборачиваясь, пошла по насыпи прочь от объекта. Шуцман долго смотрел ей в след, пока Валя не свернула с железнодорожной колеи в лесок. Такое поведение любовницы отразилось и на настроении Григория. Он старался побыть наедине с самим собой и разобраться в причинах возникшей тревоги. Вроде и повода волноваться не было, а в душе тревожно. Ближе к ночи стал крепчать морозец. Гришка мог пойти в помещение, чтобы погреться, но там устроился Алексей Яценко, который организовал игру в карты. Самогон, принесенный Валентиной, пошел для разогрева не только внутренностей, но и поднятия азарта к игре. Выпивали, курили и играли в картишки на деньги. Одни полицаи уходили на посты, кто в чистую проигравшись, а кто и с хорошим кушем, вторые возвращались с постов, чтобы присоединиться к игре. В деревянной будке царило оживление, на которое с укоризной посматривал ефрейтор. Сержант, которого оставил вместо себя командир роты не спешил наведываться на эту сторону реки, а вступать в прения с пьяной компанией во главе с Яценко, Селютин не собирался. Григорий, накинув сверху на себя тулуп, присел на своей огневой точке, выложенной из мешков с песком. Ночное небо затянуло тучками, сквозь которые изредка проглядывали светлые пятнышки звезд. От моста в его сторону пришел Игнатов. Он что-то недовольно бурчал себе под нос.