— Анджей, отпусти ее, — твердо и достаточно громко произнес Петрович. Его требование услышали все.

— Что? — не поверил своим ушам партизан. Давид с интересом посмотрел на старшего товарища.

— Отпусти хозяйку. Негоже нам с бабами воевать.

— Да ты хоть знаешь, кто она? — писклявым голоском возмутился лесной мститель, позволив себе фамильярно перейти на ты к старшему товарищу.

— Она жена полицая. Ты разве не знаешь, что они сделали с евреями в Сарнах? Мою возлюбленную насиловали по очереди, такие как ее муженек, а потом, удовлетворив свои животные инстинкты, просто убили, — напомнил Анджей присутствующим о своей истории.

— Но ведь это была не она, — попытался аргументировать свое требование Петрович.

— Если попадется мне на пути шуцман, то убью без колебаний. Они убивают наших близких, то почему этого не можем делать мы? Пусть знают и боятся, что кара за содеянное зло может настигнуть не только их самих, но и родственников. Может это их остановит? Око за око, зуб за зуб. Ведь об этом говорил товарищ Анисимов? — теперь Анджей обращался уже в сторону Давида, ища у него моральную поддержку своим действиям. Парнишка виновато кивнул головой. Попробуй тут не согласись! У самого подобная история приключилась.

— Если мы начнем террор против женщин и стариков, то кем станем сами? Чем мы будем отличаться от фашистов? — не сдавался Саюн.

— Ты, старшина не путай невинных стариков с этими, — он кивнул в сторону Стефании.

— Ты думаешь, она ничего не знает или не поддерживает своего муженька? Смотри, как они расцвели на нашем горе, — обвел он рукой горницу, желая чтобы товарищи, обратили внимание на достаток в доме.

— Именно они в свое время стреляли нашим людям в спину, а теперь с хлебом — солью встречают оккупанта, — оправдывал свое решение расстрелять женщину Анджей. Насчет того, что стрелять в спину, Саюн был с ним согласен. Это он уже проходил, но не с полькой конкретно.

— Все равно нельзя. Село польское, а ты еврей, а я русский. Если мы начнем молодых женщин стрелять, то, что поляки о нас подумают? — зашел Петрович с другой стороны, так сказать, с этнической.

— Какая разница кто мы по национальности? Тут один признак, ты или с врагом или за Родину! — безапелляционно заявил парень.

— Вот именно, — неожиданно согласился старшина.

— Для меня понятие Родина это одно, а у них оно может быть другим. Вот, что для тебя Родина? — удерживал Саюн молодого человека от поспешных выводов.

— Земля, обычаи, семейные устои, дух предков, справедливость, в конце концов, — немного растерялся Анджей, не зная как правильно сформулировать такое объемное понятие.

— А теперь, сам подумай, как мыслит эта женщина? Она воспитывалась в польской католической семье. Жила на своей земле и училась в польской школе. С детства ей прививали понятия, что Польша превыше всего, а тут пришла Советская власть и сказала, что все, что ты впитал с молоком матери теперь неправильно. Земля принадлежит народу, вера в Бога это неправильно и нет больше Великой Польши, а есть Советский Союз, — высказал крамольные понятия старшина. Анджей от таких слов лишился дара речи.

— О чем ты говоришь? Так могут рассуждать только буржуазные недобитки. Как ты вообще попал в отряд? Товарищ Анисимов знает о твоих взглядах? — насторожился Анджей.

— В отряд я попал из концентрационного лагеря военнопленных, а туда из окружения. В отличие от многих, не просто говорил красивые правильные слова, а еще и воевал с фашистами. И я прекрасно понимаю, что если мы начнем расстреливать мирное население, то больше никто нам ничего не даст. Местные еще не совсем привыкли к новой власти, а тут мы их начнем убивать за то, что сами не смогли их защитить.

— К Советской власти не привыкли, зато фашистскую быстро приняли. Не чего таких жалеть. А твои высказывания дурно пахнут. Уж не скрытый ли ты враг народа? — ощетинился словно еж, молодой еврей.

— Жену полицая защищаешь, всяких предателей оправдываешь. Завтра скажешь, что и с евреями ничего страшного не произошло.

— Никого я не защищаю. Ты из меня не делай врага народа. Я всего лишь против того, чтобы с бабами воевать. У этой муж полицай, у соседки супруг бандеровец. Давай начнем их расстреливать. Чего только их? Фашисты ведь никого не жалели? Не стариков, ни детей. Пойдем к соседке, и пальнешь ее, старуху и дитя новорожденное. Почему нет? Ты же сам говорил, что никому пощады не давать. А кто из ребенка вырастет? Второй бандеровец, который захочет отомстить советской власти за убитую мамку. И как можно разорвать этот порочный круг? Они будут убивать наших детей, а мы их. В чем разница? Как можно будет отличить тебя, от того же «шума»? У всех руки по локоть в крови, — разозлился Петрович на собеседника, так жаждущего чужой крови.

— Интересно ты мыслишь. Красных партизан в один ряд с фашистами поставил, — сделал свой вывод из сказанного Анджей.

— Ты мне 58 статью не шей! Молод еще! — возмутился Петрович.

— Буду вынужден обо всем доложить командиру, — предупредил молодой человек старшину о своих дальнейших действиях.

— Можешь докладывать, — нервничал Саюн. И зачем он вступился за эту полячку? Кто его просил? Теперь все его слова перевернут с ног на голову и начнут раскручивать как врага народа. Это так модно стало последнее время. Все время готовились к войне, а в итоге оказались не готовы. И кто виноват? Виновных если не найдут, то назначат. Сейчас под эту волну борьбы с предателями и трусами главное не попасть. Он до сих пор помнил, как его допрашивал начальник разведки, бывший районный милиционер Бураков. Вопросы задавал так вкрадчиво, а сам все в глаза смотрел, будто в них можно было прочесть врет он или нет. Тогда Саюну бояться было нечего, говорил, все как было. Сейчас придется юлить. Нельзя чтобы кто-нибудь узнал, что он знаком с мужем этой полячки. Тогда обвинят в связях с полицаями, а это опасно. И зачем он ввязался в это дело? Чижов уже все равно своим не станет, а Саюна врагом народа сделают.

Анджей отпустил Стефанию и демонстративно вышел во двор. Петрович и Давид вытащили к воротам экспроприированные продукты. А тут и Дугинов на телеге подоспел. Анисимов был настоящим хозяйственником. Продовольствие у недругов советской власти изъяли, а еще в придачу и транспортными средствами разжились. Сергей Иванович собрал по дороге и остальные группы партизан, действовавших по самостоятельному плану. В центре села сформировали колонну и потянулись в сторону лесного массива. Старшина плелся рядом с телегой, придерживаясь рукой за ее борт. Он бросал косые взгляды на Анджея, который демонстративно отвернулся от Петровича и смотрел на первые две телеги, на которых находилось начальство партизанского отряда. Решает, как меня сдать, — подумал про себя военный. Они не успели достигнуть опушки леса, когда раздался гул и в небе появился самолет разведчик. Партизаны удивленно подняли головы вверх, сопровождая взглядами самолет. Воздушное судно сделало несколько кругов над обозом. Лошади нервно фыркали, переходя с обычного шага на движение рысью.

— Вижу крест, но он какой-то странный, — поделился результатами наблюдений возница.

— Синий, с красным кругом внутри, — пожимал плечами Сергей Иванович.

— Это словак, — уверенно произнес старшина, будучи наслышанным о дислокации словацких самолетов на аэродроме в Сарнах.

— Может, пронесет, коль не немец? — питал иллюзорные надежды старый партизан.

— Как же, пронесет. Он четко нас приметил и сейчас доложит куда следует. Жди теперь беды. Староста сбежал, а теперь и этот летающий гад. Искать нас будут. Немцы это так не оставят, — посмел высказать и свое мнение Саюн. Колонна заскочила под кроны деревьев, и самолет, потеряв из вида лесных мстителей, покинул этот район. Телеги остановились. Анисимов, обеспокоенный появлением воздушного разведчика созвал маленькое совещание младших командиров. Пользуясь, случаем, Анджей побежал с докладом к Анисимову. Старшина нервно смотрел, как молодой еврей пытался, наябедничать Олегу Геннадиевичу на своего старшего товарища. Бывший партийный руководитель района поманил Петровича к себе рукой. Все-таки настучал, — вздохнул военный и понуро поплелся к Олегу Геннадиевичу.