Действительно нахожу выход на балкон. Он тут только начинается, а уходит вдоль бетонной стены. Заворачивает за угол здания.

Отлично, меня не будет видно через стекло.

Вот бы потеряться тут до конца вечера хотя бы.

На улице сегодня удивительно тепло, но не настолько, чтобы щеголять с оголёнными плечами. Но мне всё равно сейчас на холод. Я лучше промёрзну насквозь, чем вернусь туда в залу под эти липкие похотливые взгляды.

Останавливаюсь и упираюсь рукой в стеклянные перила.

Интересно, насколько они надёжны?

Делаю глоток шампанского и прикрываю глаза. Замираю, ощущая, как по обнажённой коже скользит холодный воздух.

Странно, но я даже не дрожу. Словно окаменела.

Вздрагиваю лишь тогда, когда сзади мне на бёдра ложатся мужские ладони.

Как я могла не услышать, как Обласов оказался рядом?

А это точно он, я узнаю его по запаху его парфюма.

Никуда не деться от него. Я в западне. В капкане. Поэтому замираю — не шевелюсь, едва дышу, ощущая, как жар поднимается по шее и охватывает лицо.

Обласов скользит ладонями по моим бёдрам вверх, притормаживает чуть выше ягодиц, а потом прижимается пахом к моим ягодицам.

Крепче сжимаю пальцы на стеклянных перилах, ощущая его твёрдую эрекцию через одежду.

Неужели он хочет взять меня прямо здесь, на балконе?

Сглатываю от этой ужасной мысли. Голова кружится, когда смотрю с высоты балкона, пытаясь абстрагироваться мысленно от происходящего.

Но это сложно. Тело, словно нерв оголённый. Внутри всё съёживается и переворачивается, когда мужские руки снова проводят по моим бёдрам, но на этот раз сгребая платье.

Дышать перестаю. Застываю. Каждая мышца в камень превращается, когда его ладони оказываются на моей обнажённой коже под платьем.

Он трогает меня так по-хозяйски, словно я принадлежу ему.

А ведь я и принадлежу. Он так решил. Так ведь и сказал, что я вещь, и он меня купил. Дорого заплатил. И теперь считает, что вправе пользоваться так, как ему заблагорассудится.

Сжимаю зубы, продолжая тупо смотреть вдаль, выбрав одну неподвижную точку в ночной картине города, когда Обласов оглаживает мои ягодицы, а потом его пальцы оказываются под резинкой моих трусиков.

Хочется закричать, оттолкнуть его и сбежать, но вместо этого я стою, словно в столп соляной обратилась. Знаю ведь, что не даст уйти. Что догонит и сделает то, что захочет. Ещё и накажет — предупреждал ведь.

Непроизвольно всхлипываю, когда мужские пальцы достигают моей промежности. Сначала прикасаются лишь поверхностно, осторожно, а потом раздвигают складки кожи и протискиваются между ними.

Его пальцы скользят мягко, без нажима. Там очень влажно.

Почему я такая влажная?

Мои пальцы, которыми я впилась в перила балкона, белеют от напряжения, но я не произношу ни звука. Только чувствую, что мне нужно больше воздуха — дыхание углубляется. Во рту становится сухо, когда Обласов цепляет очень чувствительную точку.

Мне хочется расплакаться от того, как моё тело реагирует на его прикосновения. Оно словно отдельно от меня живёт.

Прилив крови к половым губам усиливается, вызывая лёгкую боль. Влаги становится ещё больше. Самое ужасное, что я не могу контролировать эту реакцию. Совершенно никак.

А потом его пальцы ныряют внутрь. Растягивают до ощутимого дискомфорта, вынуждая резко выдохнуть.

— Действительно девственница, — словно из-под воды слышу удивлённый негромкий голос Обласова.

Он убирает руки и приглаживает моё платье.

— Знаешь, Милана, — он всё ещё слишком близко ко мне. Убирает прядь моих волос за плечо и говорит близко, у самого уха. — Это удивляет меня. Ты удивляешь. Я привык видеть перед собой на коленях каждый год новую шлюху в короне, послушно открывающую рот, чтобы взять глубже. И счётчик во взгляде… Каждая знает себе цену. Каждая готова сполна её отработать. Но ты… что не так с тобой?

Вот что теперь называется “не так”.

Если не готова обслуживать за деньги, значит, что-то не так…

— Мне жаль, что вам попадались только такие девушки, — отвечаю, продолжая смотреть в ночь. По плечам начинает ползти озноб.

Что тебе они могли предложить только секс за деньги, ведь большего ты попросту недостоин.

Но последнее я проглатываю, конечно же.

— Любопытно… — ведёт пальцем по моему плечу от шеи и до локтя, а я изо всех сил борюсь с желанием сбросить его руку, и лишь спустя секунду понимаю, что он оставляет след — мою влагу, собранную на пальцы. — Красивые шлюхи идут на конкурс, чтобы подать себя на блюдечке, продать подороже. Они готовы на всё, на любые извращения ради Бали, брюликов и брендовых тряпок. Подставят любое отверстие и умоются спермой. А что там в таком случае забыла ты, Милана?

Этот вопрос мне уже задавали.

И сама я не раз с горечью спрашивала себя об этом.

— Я уже говорила, — сглатываю. — Подруга попросила заменить её.

Какое-то время Обласов молчит. Эта тишина давит ещё сильнее, чем его голос.

— Я мог бы сломать тебя прямо сейчас, — ещё немного, и его голос мог бы показаться скучающим, но это далеко не так. — Но знаешь… мне вдруг стало интересно посмотреть, как ты сама придёшь к тому, что тоже имеешь цену. Это будет занимательно.

— Ожидание вас утомит.

— Я весьма терпелив, Милана. Из тех, кто предпочитает расслабиться и ждать. Всё равно всё приходит само. И ты придёшь, уверяю тебя.

Он отступает от меня на шаг, а я вдруг остро ощущаю, насколько мне холодно. Конец апреля даже на юге — не лучшее время быть на улице с обнажёнными плечами.

— Вызову тебе такси, Милана.

Обласов разворачивается и уходит, а я бы и выдохнула, но понимаю, что причин расслабляться совершенно нет. Даже наоборот — игра становится ещё опаснее.

— Да, Роман Васильевич, я успею к пятнице. Дневник практики осталось подписать у главного врача клиники, и я всё сдам.

Преподаватель удовлетворённо кивает и переходит к опросу следующего по списку. Через неделю всем надо закрыть документацию по практике, и препод заранее проводит опрос, кому сколько ещё нужно доделать.

По звонку с пары нас отпускают. Я беру свой рюкзак и спускаюсь с амфитеатра. Саша, моя соседка по этажу в общежитии, задерживается возле стола преподавателя, и я обещаю подождать её в коридоре. С Богданой же мы даже не смотрим больше в сторону друг друга.

Едва выхожу в коридор и останавливаюсь у подоконника, чтобы написать маме, что пока не уверена, что в выходные получится приехать, ко мне подходят три девушки. Знаю, что они с последнего курса и что просто так к ним не подойти — это всем известно. Элита местная. Красотки в брендовых шмотках и гиалуронкой везде, где только можно.

Но что им вдруг понадобилось от меня?

— Привет, Мила, — улыбается Алина Рощина. — Как дела?

Серьёзно? Её интересуют мои дела?

— Нормально, — смотрю на них с удивлением. Ощущение, что они просвечивают меня взглядами, словно рентгеном. Радиация почти физически ощутима.

— Что сегодня вечером делаешь? — опирается рядом на подоконник локтем Катя Порядова — красивая блондинка со взглядом ведьмы.

С какой такой радости им это интересно?

Но тут до меня доходит.

Корона.

Теперь, похоже, на ближайший год для меня забронировано место в этой компании.

— Хочешь с нами в “Монплезир”? У меня как раз есть четвёртый флаер на вход.

Тошнит от них. Чванливые балованные сучки. Я видела, как они травили в прошлом году девушку с первого курса только за то, что у неё были ярко-рыжие волосы и веснушки. Когда вообще рыжий цвет волос стал причиной издевательств? Глупости же.

Зато вот Богдана всегда мечтала с ними подружиться. Надо же, какую возможность-то упустила.

— Нет, мне нужно готовиться к конференции.

Они переглядываются и прыскают.

Не понимаю, что смешного? Учиться — это смешно?