Мягко подцепляю плечо на платье и, на выдохе стаскиваю его с плеча. А потом как-то неосознанно поднимаю глаза на Обласова.
Он сидит неподвижно, но его эмоции пронзают меня насквозь. Во взгляде кипит такая дикая похоть, что у меня дыхание сбивается. Его губы приоткрыты, кулаки сжаты.
Воздух между нами накаляется, кажется, что моя кожа накапливает статическое электричество, и если её коснуться, то можно получить разряд.
Я мягко сталкиваю второе плечо, и платье скользит по моим ногам и падает на пол.
— Иди сюда, Мила, — голос севший, хриплый, но это совсем не просьба. Приказ.
Приказ, которому я не только не могу сопротивляться, но, кажется, и не хочу…
27
Плавно выдыхаю и переступаю ткань платья. Всего несколько шагов, и я окажусь к нему так близко… Словно во сне делаю несколько шагов к кресло, на котором сидит мужчина.
Замираю и опускаю глаза на Обласова. Он смотрит на меня сейчас снизу вверх, но по ощущениям будто возвышается, подавляя.
— Повернись спиной, — командует хрипло, и я выполняю.
Не видеть его, но быть в такой близости — волнующе. Дыхание перехватывает. Моё тело словно оголённый провод, и если к нему прикоснуться — замкнёт и воспламенится.
Прикрываю глаза в остром ожидании действий Обласова. Каждая мышца в моём теле напряжена до предела. Сухость в горле внезапно сменяется выделением слюны, и я облизываю губы.
Улавливаю сзади движение. Немного скосив взгляд в сторону, боковым зрением определяю, что мужчина встал и теперь стоит за моей спиной. Так близко, что я чувствую его тепло всем телом, но при этом не прикасается.
Когда его пальцы всё же притрагиваются к моей коже, я выдыхаю через рот. Наверное, это получилось слишком громко…
Он ведёт кончиками пальцев по моему позвоночнику от выступающего позвонка на шее вниз до самой поясницы. Медленно, едва касаясь. А у меня стрелами ток расходится под кожей, кровь греется, вот-вот закипит в венах.
— Словно шёлк, — говорит негромко, будто сам с собою.
Потом его пальца от поясницы медленно ползут на мой живот, и вот тут моё дыхание сбивается. Внутри в животе всё сжимается в спазме, будто кто-то взял и затянул тугой узел.
Чувствую, как мужские пальцы прикасаются к застёжки моего бюстгальтера. Секунда — и натяжение ткани ослабевает, а тонкие бретельки спадают с плеч. Грудь обнажается, и мои соски тут же сжимаются от прикосновения прохладного воздуха почти до боли.
Ноги подкашиваются, когда на холмик груди ложится широкая мужская ладонь. Обласов сжимает мою грудь осторожно, даже бережно, мягко перекатывается между двумя пальцами сосок, и тот становится ещё твёрже.
Вторая его рука ложится мне на плечо и медленно сползает по руке, а потом он берёт мою кисть и прижимает к себе. Мне требуется несколько секунд, чтобы понять, что это его пах, а под моей ладонью его твёрдая элекция.
— Сожми пальцы.
Сначала я замираю. Не могу решиться. Пульс растёт.
Но Обласов помогает мне, сжимая мои пальцы своими, даёт почувствовать его твёрдость в полной мере, ощутить размер. Чуть ведёт вверх, потом вниз, повторяя несколько раз.
Я не вижу, оцениваю на ощупь и… мне становится страшно.
Он большой.
Не знаю, какими вообще по размеру могут быть мужские члены, в сравнении воспринимать не имею возможности, но определяю по факту собственного восприятия — большой.
Сложно представить, как это может поместиться туда…
— Никто бы не подумал, что невинность может так возбуждать, — низкий голос Обласова вибрирует над ухом. — Не блядское притворство, а искренняя, чистая. Знаешь, Мила, теперь мне понятен смысл разницы между целкой и невинной девушкой.
Я ничего ему не отвечаю, потому что мозг мой настолько затуманен, что я не знаю, что ответить, как сформулировать мысль.
Вместо этого я поворачиваюсь к Обласову лицом. Кажется, это оказалось слишком смелым для меня, потому что от его взгляда сразу обжигает дыхание.
Он снова берёт мою руку и кладёт на свой ремень. Я опускаю глаза и смотрю на пряжку. Закусываю губы, прежде чем непослушными пальцами сделать то, чего от меня ждёт Обласов.
Расстёгиваю ремень, потом замок на брюках, но что делать дальше — сомневаюсь.
Чего именно он ждёт от меня?
Чтобы я сделала сначала ртом?
— Я… — прочищаю горло. — Мне нужны… инструкции.
— Инструкции… — вторит мне Обласов, мне почему-то кажется, что в его голосе слышится далёкая усмешка.
Но вдруг он перехватывает мою руку и вынуждает поднять на него глаза.
— Если бы я сейчас отпустил тебя, Мила, пообещав выполнить просьбу, что бы ты сделала?
Сбежала! Конечно, сбежала бы!
Подхватила платье и бросилась наутёк до его следующего поползновения, молясь, чтобы это случилось как можно более нескоро.
Но ответ застряёт в горле. Першит там, колет, жжёт.
И вместо этого, глядя Обласову прямо в глаза, я выдыхаю…
— Осталась бы…
Мой тихий ответ действует как спусковой крючок. Мужчина резко подаётся ко мне и впивается в губы. Грубо, напористо, совсем не деликатно.
Будто между нами был барьер, а теперь его окончательно снесло.
Я оступаюсь от такого напора, но упасть мне не дают сильные руки Обласова. Он крепко обнимает меня за спину, прижимая к себе. Теперь я чувствую всё его тело. Крепкие мышцы ощущаются через одежду, и в голове проносится пьяная мысль, что я хочу их потрогать. Хочу прикоснуться пальцами к коже. Без одежды.
Поцелуй жёсткий. Он обещает, что меня ждёт полное подчинение этому мужчине.
Но я в себе к собственному ужасу и стыду обнаруживаю, что не только не могу этому сопротивляться, но уже и не хочу. Внутри идёт борьба.
Правильно ли абстрагироваться и позволить Обласову взять то, что он взять намерен?
Наверное, было бы правильно. Потом было бы проще объяснять это себе, жалеть себя. Но… как бы я не пыталась видеть себя сейчас несчастной жертвой — не получается.
Потому что у меня между ног мокро от его прикосновений.
Потому что соски сжаты так сильно от возбуждения, что вот-вот оставят порезы на рубашке Обласова.
Потому что я отчаянно желаю, чтобы он коснулся меня там, где сейчас пожар.
Потому что я сдалась ему… как он и говорил. И потому, что сейчас испытываю от этого облегчение и желание.
Мужчина подхватывает меня под бёдра и несёт к дивану. Укладывает спиной и нависает сверху. Придавливает не только телом, но и взглядом.
Чуть оторвавшись от меня, Обласов одним быстрым движением стаскивает с меня трусики, и я остаюсь перед ним даже без этой призрачной защиты. Он садится на колени, а потом по-хозяйски разводит широко в сторону мои бёдра и врезается в мою промежность горящим взглядом.
Жар моментально обжигает лицо, и я глубоко вдыхаю ртом. Кислорода не хватает. Пульс по-прежнему сходит с ума. Всё тело будто в горячей воде.
Я вижу, как темнеют глаза Обласова, как расширяются его зрачки, словно под воздействием психотропных веществ. Его грудь заметно вздымается, губы приоткрыты. Он облизывает палец и проходится по моей промежности, а потом ныряет внутрь.
Я выгибаюсь от ощущений, меня начинает немного потряхивать. Сейчас нет того отвратительного чувства, как когда он проник в меня пальцем на балконе. Сейчас я хочу, чтобы он так сделал и дрожу от нетерпения и желания его ласк.
— Пожарище… — роняет хрипло. — Ты не только умная, ты ещё и пиздец какая горячая.
Я потеряла уже всякий стыд, любые рамки… Но сейчас мне так всё равно на это…
Я горю. Внутри и снаружи. Это ощущение пугает и нравится одновременно. Оно нестерпимо и желанно.
Неосознано подаюсь бёдрами к его руке и сжимаю колени. Мне кажется, я вот-вот найду то, что ищу, но Обласов не даёт. Он переворачивает меня на живот, подложив под бёдра большую подушку. Сжимает ягодицы, а потом я теряю его прикосновения на секунду. И вот снова чувствую, только теперь в мою промежность упирается головка члена.