А вдруг он сейчас запрёт меня где-нибудь в подвале загородного дома? Там, где никто меня не увидит и не услышит.

Но задать вопрос я не решаюсь.

Обласов сворачивает с дороги, немного едет по грунтовке, и снова выезжает на асфальтированную. И когда я вижу, куда она ведёт, у меня мороз по спине ползёт.

Потому что подъезжаем мы к… кладбищу.

Я вжимаюсь спиной в кресло, неспособная даже пошевелиться. Ноги от страха наливаются свинцом. Едва дышу, будто это поможет мне стать невидимой.

Обласов открывает дверь и выходит, потом достаёт с заднего сидения какой-то свёрток и бросает мне отрывисто:

— Выходи.

Я нащупываю ручку и открываю дверь. Кое-как выбираюсь из машины. Ноги в туфлях на шпильке идти отказываются.

Мужчина идёт по асфальтированной дорожке к воротам кладбища, а я, плотнее запахнув плащ и почти не дыша, семеню за ним.

Погода становится ещё хуже, чем когда я выбежала из универа. Небо давит, все цвета, особенно зелень, кажутся слишком ядовито-яркими, будто через фильтр в фоторедакторе.

Мы проходим немного по центральной дороге, делящей кладбище на две большие части, потом Обласов сворачивает на более узкую дорожку и, пройдя ещё немного, останавливается у высокого памятника из белого гранита.

Я останавливаюсь в паре шагов от него, чуть сзади. Смотрю, как он разворачивает свёрток и достаёт букет белых роз, а потом кладёт у подножия памятника.

“Обласова Нина Игоревна” 7 ноября 1992 — 16 апреля 2011.

Девятнадцать лет…

Я не знаю, как вести себя. Понимаю, что это, наверное, близкий Обласову человек. Я не светская дама, и этикету не обучена, кроме простых понятий приличного поведения.

Всё же подхожу ближе. На портрете на памятнике изображена красивая молодая девушка, она улыбается, а её взгляд как-будто устремлён чуть выше, словно она замечталась о чём-то.

— Это ваша…

— Сестра, — отвечает Обласов, хотя я и предположила так, судя по отчеству.

Уместным ли будет спросить, что случилось, или это лишнее, и мне стоит постоять молча, пока он почтит память сестры?

— Она была красивой, — всё же говорю я.

Обласов горько усмехается. Непривычно и странно видеть столь искреннюю эмоцию на его лице.

— У Нины была заячья губа с рождения и дефект челюстной кости. Не сильно заметный, но её это очень беспокоило. Точнее её беспокоили насмешки её одноклассниц, которых Нина считала богинями красоты. Дрянные сучки, ничего из себя не представляющие, могли похвастать только смазливыми мордами и пустыми головами, а Нина… она была очень умной. И доброй. И так красиво пела…

В голове щёлкает.

“Богинями красоты”

Он так ненавидит всех красивых девушек за то, что его сестру когда-то гнобили за дефект, что теперь пользуется ими?

— Она словно помешалась на внешности. Мечтала принять участие в конкурсе красоты и даже пошла на отборочный, где её нещадно высмеяли конкурентки. Унизили. Растоптали. Нина умоляла меня оплатить ей операцию, но у неё был врождённый порок сердца, и любой наркоз был сильно нежелателен.

Голос Обласова становится глуше. Будто растворяется, гонимый ветром между могилами.

— Но она умоляла. Плакала и просила бесконечно. Сказала, что не хочет жить с таким уродством. Я испугался, что она сделает с собой что-то, и согласился, — он сглатывает и кажется, что даже запинается. Почти незаметно, совсем немного, но я замечаю. — Во время операции Нина умерла. Как и предупреждал анестезиолог, её сердце не выдержало.

В груди что-то больно сжимается и тянет. Мне жаль эту бедную девушку, и… странно, но сейчас мне даже и Обласова немного жаль. Он монстр, безусловно, но… у него, оказывается, тоже есть чувства. Он тоскует по своей сестре даже спустя столько лет.

Сегодня её годовщина. И после конференции он с цветами собирался на кладбище, а тут я…

— Мне очень жаль вашу сестру.

Больше мне сказать ему нечего.

Точнее, очень хочется сказать, что демонстрация власти над королевами красоты не вернёт ему сестру, не изменит того, что случилось тринадцать лет назад.

Только готов ли он услышать это?

Не думаю.

Тем более сейчас.

На землю и на могилы начинают падать крупные капли. Небо вот-вот прорвёт.

— Сейчас ливанёт, — Обласов поднимает глаза. — В этот день всегда дождь. Поехали, пока не накрыло.

____________________

Друзья, сегодня на мой роман "Я тебя не хотела" действует скидка - 30%.

#босс и подчинённая #бывшие одноклассники #вынужденный брак #очень эмоционально

Книгу можно найти у меня в профиле или по ссылке ниже

https:// /ru/book/ya-tebya-ne-hotela-b181123

Небо будто лопается. Дождь усиливается так стремительно, что мы едва успеваем добежать до машины. Даже не помню, когда я вообще в последний раз видела такой дождь. Действительно стеной стоит, за лобовым стеклом как завеса, не видно ничего.

— Сильно промокла? — спрашивает Обласов.

— Плащ только, — растираю руки, которые начинают мёрзнуть. Я не люблю холод и сырость, сразу дрожать начинаю.

— Так снимай, — вскидывает брови, а потом включает кондиционер на тёплый воздух и направляет его прямо на меня.

Стаскиваю плащ с рук, а потом вытягиваю его из-под себя и сворачиваю.

— Назад кинь, — кивает Обласов на заднее сиденье.

Делаю, как он сказал, и подставляю руки под дефлектор, чтобы быстрее согреться. Волосы тоже мокрые. Обласов включает дворники, но даже с ними мало что видно. Понятия не имею, как он будет контролировать дорогу.

Тем не менее, Обласов заводит мотор и разворачивает автомобиль. Едет медленно, потому что видимость действительно почти нулевая.

Он съезжает с асфальта на грунтовой участок дороги, и машина начинает идти заметно туже, а потом и вовсе встаёт.

— Твою ж… вот какого хера я не на ровере сегодня? — бьёт по рулю, возмущаясь. А мне хочется голову в плечи втянуть, хотя вроде бы его ярость и не на меня направлена.

Но сколько бы он не возмущался и не выжимал газ — машина пробуксовывает в грязи.

— Долбанная глина. — Хмурится, отпустив педаль. — Милана, ты водить умеешь?

Перевожу на него ошалелый взгляд. Вот такого вопроса я точно не ожидала.

— Машину — нет, — качаю головой отрицательно.

— А что умеешь? — выгибает бровь, глядя с интересом.

— Ну… велик там, ещё отец на тракторе как-то учил.

— На тракторе? — моргает несколько раз. — Девочка, ну ты точно с другой планеты.

Ну прости, дорогой. Девственница, почти ветеринар, ещё и трактор водить умею — прям космос. Хотя, для таких, как он, возможно…

Вслух, конечно, не говорю, только пожимаю в ответ плечами.

— Мерс, конечно, не трактор, но, думаю, погазовать сможешь. Сейчас сядешь за руль и будешь жать педали, как я скажу, поняла?

Нет!

Ничего я не поняла!

— Я не справлюсь, — качаю головой.

— Справишься. Садись давай.

Обласов открывает дверь и выскакивает под дождь.

Как он будет давать мне команды, если почти ничего не слышно из-за шума воды? Ещё и в закрытой машине.

Я скидываю туфли и перебираюсь на его сиденье. Примеряю ноги к педалям, чувствуя себя не просто неуверенно, а близко к панике.

А если сломаю что-то?

Обласов снова открывает дверь рядом со мной, и меня оглушает шумом дождя. Сам он уже промок до нитки, но его это будто совсем не волнует.

— Слушай внимательно. Под твоей левой ногой — сцепление. Хватается быстро, почти у пола, под правой — газ. Сейчас выжмешь сцепление и включишь первую передачу — ручку коробки до упора на себя и вверх. Потом понемногу газуй, когда скажу. Сцепление не отпускай. Поняла?

— Нет! — мои руки на руле начинают дрожать. Я такое в жизни не запомню!

— Давай, не ссы.

Он захлопывает дверь и уходит за машину. Я же прикрываю глаза и выдыхаю, потом хватаюсь за руль и вдавливаю ногой ту педаль, которая под левой ногой.