Наевшись вдоволь вареников со сметаной (на ночь, конечно, самое то, Мил, да), я помогаю матери убраться на кухне, отец уходит проверить, закрыты ли сараи и отпустить с цепи Рика на ночь.

— Мил, ну ты про конкурс подробнее завтра расскажешь? — спрашивает мама, запуская посудомоечную машину. — А то фотки, конечно, хорошо, но подробности бы хотелось.

— Да, мамуль, обязательно, — киваю. Конечно, про конкурс я всё расскажу. Но про то, что стоит за ним — нет. — И там же мне деньги подарили. Большие, мам. Надо решить, куда их вложим.

— Ничего себе, — хмурится мама. — Я читала, конечно, что на таких конкурсах призы приличные…

— Там пятьсот тысяч, мам.

Мама теряет дар речи. Это действительно большие деньги для нас.

— Мила, а это точно законно? Ты ничего не должна будешь потом?

— Нет, мам, это выигрыш. Всё законно.

Мама чувствует. Понимает, что ничего просто так в жизни с неба не падает. Тем более полмиллиона рублей.

— Ладно, — улыбается с нежностью и обнимает меня. — Спокойно ночи, Милаша. Утром на рынок в семь пойду, ты со мной?

— С тобой, мам, — киваю и обнимаю маму в ответ.

Поднимаюсь на второй этаж и иду в свою комнату. Из соседней слышу негромкую однообразную музыку — Стас рубится в очередную бродилку.

Негромко стучу и вхожу.

— Ты чего врываешься, Милка, а если я тут…

— Что? — вздёргиваю брови.

— Ладно, ничо, — криво усмехается. — Чего хотела? Или просто?

— Да просто… — осматриваюсь. В его комнате как всегда бардак. Мама много лет ему капала на мозг, чтобы убирался чаще, а потом смирилась. — Слушай, у тебя всё норм?

Присаживаюсь рядом с ним на кровать, двигая его ногу, и смотрю внимательно.

— А с чего ты взяла, что не норм? — выгибает бровь.

— Потому что я тебя знаю, Стас. И у тебя явно что-то не так.

— Да нормально, — утыкается носом в телефон, делая вид, что меня тут нет.

— И всё же, — выдёргиваю телефон, чтобы вынудить его посмотреть на меня. — Что-то в школе?

— Слышь, не наглей! — отбирает телефон, но я успеваю увидеть мелькнувшее сообщение с мессенджера.

“У тебя два дня, урод. Потом не жалуйся”

Он понимает, что я успела прочитать, и перестаёт выпендриваться. Садится на кровати и смотрит в стену, сбрасывая с лица маску я-пацан-мне-всё-по-боку.

— Стас, рассказывай.

— Да чё рассказывать, — передёргивает плечами. — В жопе я, Милка.

Молчит пару секунд, потом косится на меня.

— После твоей победы на конкурсе со мной связались через телегу. Предложили немного бабок за твои стрёмные фотки последних пары лет. Ну типа неудачные или позорные. Как хаваешь за обе щёки или как в огороде перепачканная копаешься…

— Ты, конечно же, отказал?

— Они предложили пятьдесят кусков.

Наступает тишина. Настолько звенящая, что даже квакающие звуки игры на паузе из его смартфона её не способны расколоть.

— Милка… — Стас поворачивается ко мне и смотрит виновато. — Я повелся. Но потом передумал, и сказал им идти куда подальше. Аванс сказал переведу обратно, но они заартачились. Угрожать стали и требовать типа как неустойку. Сказали или давай сотку, или фотки сестры типа из ванной или подобные. Или, сказали, хребет сломают.

— Стас, ну ты и придурок, — я встаю и сжимаю виски. Это кажется невероятным, но… не думаю, что это были просто угрозы. Если он взял хоть часть денег, значит те, кто их дал, не шутят. Шутники авансами не разбрасываются.

— Знаю, Мил, — опускает голову. — И я пытался сам выгрести, пытался заработать.

— Сто тысяч?! — резко оборачиваюсь к нему. — Да если бы это было так легко, отец бы за сорок кусков не горбатился на тракторе!

— Знаю! — тоже психует и вскакивает с кровати, но тут же притихает, покосившись на дверь. — Но… блин, сеструха, я влип. И я хз, что теперь делать.

— Какую работу ты выполнял? — смотрю на него в упор, чтобы не юлил.

— Курьером.

— Речь же не о пицце и роллах, да? — внутри всё стынет от понимая, чем именно он занимался.

— Не о них, — качает головой. — И… они утверждают, что товар пропал. Хотя я точно положил, куда сказали и вовремя. Теперь требуют бабки и фотки.

Пипец. Полный.

Мой брат — наркокурьер.

И придурок, прости Господи.

Ну как можно быть таким тупым? Уже ж даже не пятнадцать.

— Мил, чё делать? — смотрит на меня с надеждой. — Они же меня порешат.

Идиот. Ну какой же ты идиот, Стас.

А каково будет матери с отцом, если с ним что-то случится?

В лучшем случае почки отобьют, в худшем или посадят, или…

Отворачиваюсь к окну и смотрю на небо. Ни одной звезды не видно — тучи тёмные. Бескрайнее, без сотен отражающихся огней города.

Сердце стучит быстро, но мозг не хочет оформлять это в решение.

А придётся.

Ведь другого пути нет…

Отдай я хоть весь выигрыш этим разводилам, они с брата не слезут. Только хуже будет — поймут, что можно бесконечно тянуть.

В полицию идти — не вариант. Они его так повязали в деле, что писать заявление — это всё равно, что срок ему попросить.

Ни друзей, ни знакомых высокопоставленных у родителей нет.

Прикрываю глаза, выдыхая, и вспоминаю фразу Обласова…

“Интересно посмотреть, как ты сама придёшь к тому, что тоже имеешь цену”

Имею. Только что установила…

Надеяться на то, что Обласов по-самаритянски разрулит ситуацию со Стасом глупо.

Зачем это ему? Какая выгода? Кто я для него, чтобы решать мои проблемы просто так? Часто и близкие люди просто так ничего не сделают.

Он спросит с меня по полной.

Прикрываю глаза, сжимая телефон, который он дал для связи с собой, и откидываюсь на подушку. Перед глазами снова та самая картина в его офисе… Внутри всё сжимается от страха, что он вот так же разложит и меня.

А он разложит…

И похлеще ещё.

Вспомнить только его “сними платье и встань на колени”. Этот голос с глубокими вибрациями, будоражащими в самой глубине какой-то древний, лишающий воли страх.

Переворачиваюсь на бок и подтягиваю колени к груди. Бёдра горят, и хочется почему-то сжать их сильнее.

Я прячу телефон под подушку, решая написать Обласову утром. Потому что сейчас моя голова как кипящий чан. Ничего не соображаю. Что ему написать? Какими словами?

“Демьян Игоревич, мой брат попал в плохую историю, можете выручить?”

Или “Демьян Игоревич, спасибо за корм собачками, можете ещё и моего брата из задницы вытащить? И вас шикарный пресс! Я успела рассмотреть”

Ох…

Пресс, кстати, и правда… Блин, и почему мой мозг сейчас это держит в фокусе? Нервы, видимо…

Утро, однако, вечера мудренее не оказывается.

Мама расстраивается, что я с ней не только на рынок не пойду, но и второй электричкой уже снова возвращаюсь в город. Лгу, говоря, что в клинике один из врачей заболел, и мне нужно ассистировать главному на операциях.

Отвратительно себя чувствую, обманывая родителей, но сообщение в телефоне Стаса я сама видела — ему два дня дали.

В электричке еду — словно на гвоздях сижу. И так неудобно, и так. Нервы настолько натянуты, что по коже время от времени мурашки бегают. Несколько раз порываюсь написать Обласову, сжимая смартфон во влажных ладонях, но каждый раз передумываю, теряясь, что же именно и как написать. В итоге решаю сделать это уже из общежития.

Хорошо, что Богдана уехала на выходные сразу после пар в пятницу, мне сейчас видеть её совсем не хочется. Я разбираю рюкзак, завариваю чай и сажусь за стол, взяв телефон в руки.

Ладно. Напишу, как есть.

“Здравствуйте, Демьян Игоревич, хотела сказать спасибо за помощь приюту. Это очень благородно — помогать бездомным животным” — пишу и отправляю вместо того, что хотела. Как-то “спасите моего брата” сразу в лоб мне показалось… резким.

Не знаю, насколько он занят, и когда прочитает сообщение. Может, после какого-нибудь совещания или когда закончит очередное “общение” с очередной дамой на столе…