Но Обласов, к моему удивлению, ничего не отвечает. Прищуривается на мгновение, а по губам пробегает тень полуулыбки.

Да пошёл ты. Нашёл с чего веселиться.

— Что смешного? — смотрю на него исподлобья.

— Сено в твоих волосах, — теперь уже ухмыляется шире и вытаскивает пальцами тоненькую палочку. — Ты правда, что ли, умеешь на тракторе гонять?

— Не привыкла лгать.

— Это хорошо.

На этом наш жутко странный разговор заканчивается, я объявляю всем, что иду в душ, и ухожу.

И несмотря на то, что я у себя дома, в своей собственной комнате, в своём душе, я дважды проверяю, закрыла ли замок. Как будто Обласов возьмёт и ворвётся прямо ко мне в душ.

Кто знает, на что он вообще способен. Ведь заявился к моим родителям.

Пока купаюсь, путаюсь в мыслях.

Что отвечать родителям, если они спросят, как и где мы познакомились? Это ведь снова лгать. Так сложно это делать родителям, я чувствую себя ужасно.

После душа немного сушу волосы и стягиваю их в косу, натягиваю спортивный костюм и спускаюсь. Вот такая деревенская королева красоты. Совсем не сравнить с Ритой — победительницей прошлого года. Я далеко не уродина, слежу за собой, но напомаженной красоткой, которая впадает в истерику от скола на ногте, никогда не была.

Тогда зачем я такая Обласову? Уже ведь понятно, что “королевским” канонам я не соответствую.

Спускаюсь снова в кухню, вижу, что мама уже накрыла стол без моей помощи, а отец с Обласовым по-приятельски болтают возле кладовой, где папа показывает ему коллекцию своих самодельных наливок. Папа у меня пьёт очень мало, а наливки на ягодах, травах и фруктах это скорее хобби, но Обласова они вряд ли впечатлят, учитывая, что тот, думаю, пьёт дорогущий алкоголь, за бутылку которого нам, наверное, трактор и двух коров продать придётся. Но, надо отдать ему должное, слушает он с интересом. Ну или делает вид. Спрашивает даже у отца что-то, про рецепты интересуется. А папа только цветёт от этого, рассказывает с удовольствием.

— Мам, чем помочь? — спрашиваю негромко.

— Да я уже всё сделала, Мил. Поставь салфетки на стол и солонку с перечницей. Ой, ещё хлеб в корзинку переложи.

Ставлю на стол салфетки и подставку с солонкой и перечницей, потом достаю корзинку и распаковываю хлеб у стола.

— Милка, ты почему ничего не говорила? — шикает мама, не выдержав. Понимаю, что у неё уйма вопросов. — Такой мужчина. Старше, конечно, но вполне приятный. Сколько ему?

— Тридцать пять, кажется, — на маму не смотрю. Зажим на пакете с хлебом никак не хочет поддаваться.

— Ну… знаешь, дедушка Миша старше твоей бабушки был на пятнадцать лет. Но прожили душа в душу до самой смерти.

— Мам, — скашиваю на неё глаза. — Ну чего ты сразу про “прожили душа в душу”... У нас ещё…

— Поняла-поняла, дочь, — подмигивает мама. — Всё только обрисовывается. Но знаешь, Мил, то что он приехал знакомиться, говорит, что настроен серьёзно. Но решать только тебе, солнышко. Всегда только тебе. Нравится — поддержим. Не нравится — мы всегда за тебя.

Хочется обнять маму и поблагодарить за поддержку, за то, что на моей стороне. Всегда. Но… лучше ей не знать, что в этом случае я ничего не решала и не решаю. Так уж сложилось. Но родителям душу рвать я этим не стану. Спасибо Обласову, что с уважением, хотя бы показным, к семье моей отнёсся, а не утащил за волосы на глазах у родителей.

— По твоему мнению, у вас уже достаточно серьёзно, чтобы лететь вместе в отпуск? — тихо спрашивает мама.

— В отпуск? — смотрю на неё непонимающе.

— Ой, это, наверное, был сюрприз, — она закусывает губы и бросает взгляд через плечо на болтающих возле кладовой отца и Обласова. — Демьян сказал, что хочет забрать тебя завтра утром и сразу на самолёт.

Вот это заявочки. А меня он спросить не захотел? — возмущаюсь внутри, но предательская дрожь бежит по ногам. И совсем не потому, что я бы хотела побывать на заграничных курортах…

Лежу и смотрю в потолок. Сердце бьётся быстро, пульс точно не даст уснуть.

Да и какой там сон…

Дверь в спальню я заперла, чего почти никогда не делаю, потому что ни родители, ни Стасик никогда ко мне не врываются, всегда стучат. Но сейчас мне так спокойнее, хотя я и не думаю, что Обласов настолько безумен, что припрётся ко мне в спальню.

Это было бы уже совсем дном…

Переворачиваюсь на бок и подтягиваю колени к груди. Не могу уложить в голове всё произошедшее сегодня, весь этот странный вечер.

Демон очаровал моих родителей, заставив их поверить, что мы с ним красивая пара, а он такой весь принц на белом коне. Вёл он себя вполне естественно, даже улыбался иногда. Но меня не покидало ощущение, что вся моя семья — заколдованы.

Сама же я весь вечер просидела как на иголках. На Обласова старалась не смотреть. Мне кажется, мама это заметила, но решила, что я просто взволнована.

— Вылетаем завтра в восемь. К шести будь готова, — поставил меня в известность Обласов, когда я вечером вышла покормить собаку во двор, а потом напоролась на него в сенях. Он стоял один и курил. Расслабленный и спокойный, одна рука в кармане брюк, рукава рубашки привычно закатаны. Такой себе хозяин жизни.

— Мне на работу в среду.

— Я решил этот вопрос.

Вот зачем он лезет в мою жизнь?

Сделал своей девочкой по вызову, но зачем проникать, словно яд, в другие сферы? Отравлять всё своим вмешательством, менять, как ему хочется, подстраивать под себя.

Кто ему это разрешил? Кто дал такую власть?

Он и так достаточно влез, зачем соваться даже туда, куда не нужно? Чтобы подчинить полностью?

— Не переживай, Мила, это обыкновенный отгул. Тебя не уволят, если сама не захочешь уйти. И много вещей не бери, если что-то понадобится — купим.

Конечно, купишь. Ты ведь привык покупать всё.

Дорого.

— Понятно, — я только кивнула и ушла.

Спорить с ним было бесполезно, тем более, могли услышать родители.

Будильник будит меня в четыре тридцать. Я иду в душ, а потом выхожу на улицу. Мама уже выгоняет корову из сарая, чтобы та шла в стадо на пастбище. Ворота открыты, и я вижу, что отец и Обласов возле машины что-то обсуждают. Последний уже полностью одет и выглядит собранным, ни тени сонливости.

Интересно, в обычной жизни он тоже рано встаёт?

Меняю воду собаке на свежую и собираюсь помочь маме выгнать гусей в загончик, но она мне не разрешает.

— Дочь, иди собирайся, вам же скоро ехать в аэропорт.

Мама снова смотрит пытливо, желает убедиться, всё ли происходит так, как я того и хочу.

— Хорошо, — улыбаюсь маме максимально искренне и иду собираться.

Интересно, Обласов вчера сказал, чтобы много вещей не брала, потому что думает, что у меня они слишком простые и дешёвые? Не хочет позориться?

Ну какие есть, потерпит.

Складываю в небольшой чемодан два своих любимых купальника, несколько сарафанов, лёгкий брючный костюм.

Куда мы вообще летим? Что брать-то с собой?

Спортивный костюм, кроссовки, сандалии, косметика. Бельё.

Что ещё?

Пижама.

Смотрю на свою хлопковую розовую пижаму со слонёнком и понимаю, что краснею.

Мы ведь… будем вместе спать эту неделю.

И не просто спать.

Чувствую, как внутри появляется странная прохлада. Внизу живот тянет, и хочется вдохнуть глубже, потому что кислорода внезапно моему организму от этих мыслей недостаточно. Тело будто своей жизнью живёт, совершенно не согласовывая реакции с волей.

Запихиваю пижаму в чемодан и пытаюсь отвлечься, чтобы не думать, что на целую неделю мы окажемся вдвоём и будем вместе спать, есть и проводить время.

Без пяти минут шесть я уже готова и спускаюсь на первый этаж. Обласов забирает мой чемодан и идёт в машину, а я обнимаюсь с родителями, прощаясь.

— Ой, эти самолёты… — мама взволнованно вздыхает. — Мил, ты позвони, как только сможешь, ладно? Я сама никогда не летала и до жути их боюсь.