Я дёргаю ручку двери прямо на ходу.
Потом слышу Демьяна окрик. Машина резко виляет.
Удар.
Оглушительный скрежет ограждения и тошнотворное чувство зависания в воздухе.
И всплеск.
Это последнее, что я успеваю услышать.
____________________
Друзья, сегодня скидочка на роман "Сахар на дне" - история Яны и Алексея, которых вы встречали в этом романе. Это дилогия с бесплатной первой частью ("Сахар со стеклом")
https:// /shrt/PGOo
43
Демьян
Одупляюсь только когда салон начинает заполняться водой. В голове шарашит пульс, перед глазами всё заволокло пеленой от удара.
Выстрелившая подушка душит и не даёт пошевелиться.
Кое-как нащупываю замок ремня и отстреливаю его. Из подлокотника выуживаю маленький складной нож и сначала протыкаю подушку, которой прижало Милу, а потом свою.
Вода уже доходит до колен, а машина погрузилась полностью, по самую крышу. Надо пресечь панику и выбираться.
— Милка, — трясу девчонку за плечо, но она, кажется без сознания. Над бровью кровь, в уголке рта тоже. — Пиздец. Мила!
Не реагирует.
Дышит.
Самому уже тяжело дышать — кислорода в машине всё меньше.
Надо выбираться.
Надо, нахрен, выбираться!
Переклоняюсь через Милу и тянусь к замку её ремня. Отстегнуть получается быстро, но вот двери из тачки открыть так скоро не получится. Давление воды снаружи слишком сильное.
Опускаемся мы медленно, да и в целом глубина Кубани метров под пять, но дышать в машине уже тяжело.
Стеклоподъёмники не срабатывают. Приходит всё тем же ножом подцепить стекло и продавить вниз до зазора. Вода начинает прибывать быстрее, но так машина может перевернуться, поэтому я то же проделываю и с окном возле Милы.
Салон заполняется довольно быстро. На дно мы идём тоже быстрее. Когда вода уже достигает груди, я подхватываю Милу, фиксирую её голову как можно выше и бью ногой по лобовому.
Раз. Не срабатывает.
Два. Стекло идёт “паутиной”.
Ну давай, блять, уже, давай!
Только с четвёртого удара удаётся разбить и вытолкнуть стекло.
Вода заполняет салон полностью, и я, вдохнув максимально глубоко, начинаю выбираться из автомобиля через брешь.
Надо поторопиться. Выкарабкаться побыстрее.
Плыть наверх тяжело. Стараюсь делать это вместе с пузырями воздуха, что всё ещё поднимаются от машины — с ними чуть легче.
Первой выталкиваю голову Милы, потом выныриваю и хватаю воздух сам. Теперь бы ещё до берега доплыть и не попасть в течение. Кубань очень непредсказуемая река и опасная.
— Мила… Мила! — кладу её на плиты, когда выцарапываюсь на берег. У самого дыхание рвёт, но сейчас плевать. — Мила!
Она по-прежнему без сознания. И не дышит!
Не помню, когда у меня в последний раз дрожали так руки. Если только на похоронах Нины.
Но Мила не умрёт! Я не позволю. Не позволю!
Зажимаю ей нос и толкаю свой выдох ей в лёгкие. Ещё раз. Ещё раз.
Давай же, дыши!
Не дышит. Она не дышит.
Мир застилает красной пеленой.
Сердце ревёт в груди.
Я не могу потерять эту девочку. Не могу!
— Давай, Мила, давай же! Ну, трактористка, дыши, блядь!
Крышу срывает, и я громко рычу, почти до крика срываю горло.
Но внезапно девчонка закашливается, и вода выходит из её лёгких, стекает тонкой струйкой по подбородку.
Это приводит в чувство. Она всё ещё без сознания, но я беру себя в руки. Подхватываю её и выбираюсь по склону от реки на трассу.
Какая-то тачка.
Мимо проезжает!
Гондон! Неужели, не видишь, что у меня девушка без сознания на руках?
Видел, конечно. Мудила.
Вторая тачка так же. Мать их!
Тормозит третья. Какая-то бэха, не сильно молодая. За рулём девчонка — ещё совсем соска. Лет двадцать и то нет, наверное. Губищи здоровенные, вся как кукла. Смотрит и глазами хлопает перепугано.
— Помоги, девочка, — голос у меня хрипит сорванный. — В больницу надо.
— С-садитесь, — кивает спешно, и я слышу, как отмыкаются замки на дверях.
Осторожно кладу Милу на заднее сиденье, а сам, пытаясь не спугнуть, у девчонки спрашиваю:
— Может, за руль пустишь? Быстро надо домчать.
— Я могу быстро, — кивает.
— Ладно.
Влезаю на заднее к Миле, кладу её голову на колени себе.
Может так и лучше, что не за рулём я, трясёт всего. Не дай Бог ещё раз влетим.
Девчонка поджимает свои губищи и даёт на газ. Действительно ведёт быстро, но вполне осторожно. По пути забивает голосовым в навигатор ближайшую больницу.
— В ЗИПовскую? Или скорую на встречу вызвать? — спрашивает на ходу.
— Да, давай в ЗИП. Если сами, быстрее будет.
Пока она везёт нас, время словно останавливается. Я убираю у Милы с лица мокрые волосы и глажу по щеке. Хочется прошептать ей, что всё будет хорошо, но вместо этого меня кроет ледяными волнами вины.
Это я не справился с управлением.
Я влетел в ограждение моста.
Зачем дёрнулся за ней, когда схватилась за ручку? Двери ведь всё равно закрыты были на замок.
Идиот. Рефлекс дурацкий сработал.
Глупо как! Глупо!
— Здравствуйте, — слышу голос девчонки за рулём. Кажется, она звонит куда-то по гарнитуре. — Меня зовут Алина. Я еду в вашу больницу, и у меня в машине мужчина и женщина. Они мокрые, и девушка без сознания.
— Мы слетели в машине с моста в реку, — подсказываю, отмечая про себя, что Алина эта молодец. Не только взялась подвезти, в отличие от двух мудаков, промчавшихся до неё, ещё и заранее в больницу позвонила, чтобы быстрее всё прошло на пропускном.
— Мужчина утверждает, что они слетели с моста в реку.
— Мужчина ранен? — спрашивает диспетчер БСМП по громкой.
— Нет, я не ранен. Девушка ранена, кажется. С виду незначительно, но она без сознания.
— Понятно, — диспетчер услышал меня и без дубляжа девушки за рулём. — Ожидаем.
— Если можно, — добавляю, — сообщите Матвею Кузнецову, будьте добры. Скажите, что это Демьян.
После недолгой паузы, диспетчер всё же обещает позвонить в ординаторскую и сообщить Матвею. Я бы и сам позвонил, но телефон покоится где-то на дне Кубани, вместе с мерсом.
Прикрываю глаза и просто жду, сжимая холодную безжизненную ладонь моей трактористки. Жду, что сейчас мне скажут, что она в норме. Что будет в норме.
44
Знай моя мечта, я бы всё отдал,
Чтобы хоть на миг мог вернуться назад…
Увесистая пощёчина отдаётся болью в голове, и картинка встаёт на место.
— Дёма! — Матвей трясёт за плечо. — Эй, друг, ты здесь?
Хер его знает, где я.
Я так долго смотрел на белые двери с непрозрачными квадратами стекла, так долго ждал, пока хоть кто-то выйдет оттуда и скажет мне хоть что-то…
— Демьян Игоревич, мне очень жаль, — врач снимает хирургическую шапочку и комкает её в пальцах. И вообще, он бледный какой-то… — Мы сделали всё, что смогли. Мы пытались, но…
Пока не сказал, ведь не считается, да? Пока он не произнёс, оно как бы и неправда…
Я закрываю глаза и слышу её смех. Хохочет так искренне, так открыто. Как колокольчик.
Только со мной она такая? Почему другие не видят её чистую, светлую душу? Почему этот ебаный мир так много придаёт значение мишуре?
Ощущение, что я проваливаюсь. Что бетонный пол под ногами становится мягким, и меня плавно засасывает во тьму.
— Сердце вашей сестры не выдержало. Мне очень жаль, но Нина не пережила операцию.
Заткнись, мать твою! Не видишь, я слушаю её смех…
Снова эти белые двери и снова ожидание.
Приговора?
Или надежды?
Говорят, всегда нужно верить. Но что если однажды так уже верил, а потом железом раскалённым в сердце…
— Демьян!
Всё вокруг становится чётким. Стены, двери, медсестра чуть в стороне, передо мной лицо Матвея.