Что дальше?

Рычаг передач переместить. Папа когда-то в своей девятке старой показывал.

Раз-два. Готово.

Осторожно приподнимаю левую ногу и чувствую, как машина меняет звук и начинает вибрировать иначе.

— На газ! — слышу далёкое, и давлю на правую педаль, продолжая придерживать левую, как и сказал Обласов.

Чувствую толчок сзади — мужчина подталкивает машину, которая как раз совершает рывок.

— Отпускай! — снова окрик.

Я убираю обе ноги с педалей, и машина глохнет.

Блин! Я сделала что-то не так!

Дверь рядом снова открывается. К моему удивлению, Обласов не орёт, а говорит спокойно.

— Мила, а теперь всё то же самое, только не отпускай сцепление, ладно? Только газ. Жмёшь, когда я говорю, отпускаешь, когда я говорю. И снова по кругу, пока машина не раскачается достаточно, чтобы выпрыгнуть из ямы.

Он, весь мокрый, тянется через меня и ставит рычаг как было до того, как я его сдвинула. Мне приходится вжаться в спинку кресла и задержать дыхание, потому что при такой близости этого мужчины дышать мне будто нечем. Он выжигает вокруг себя кислород. А ещё с него течёт вода, и тонкая ткань моей юбки тут же промокает.

Обласов поворачивает ключ в замке, и автомобиль снова отзывается тихим урчанием, а потом уходит.

Я повторяю комбинацию, в этот раз уже более уверенно. Сцепление — передача — чуть приподнять левую ногу над педалью, пока не поймаю вибрацию.

— Газ!

Жму, чувствуя толчок.

— Отпускай!

Отпускаю.

И так несколько раз. Машина то подаётся вперёд, то откатывается назад, и с каждым разом амплитуда становится всё больше, пока на очередном “газу”, подталкиваемая сзади Обласовым, не выпрыгивает.

Я проезжаю пару метров вперёд на асфальт, пугаюсь и снова убираю обе ноги с педалей. Автомобиль тут же глохнет.

— Двигайся, — рядом распахивается дверь.

Быстро перебираюсь обратно на пассажирское сиденье, а Обласов усаживается за руль. Он весь мокрый, с его одежды тут же ручьями течёт вода на сиденье. Ноги в грязи выше щиколотки. Он сталкивает туфли прямо на улице, и только потом затягивает ноги в машину, и я почему-то зависаю на контрасте грязных до середины голени брюк и белоснежных носков.

— Отлично справилась, Милана, — кивает, заводя машину. — Ты быстро учишься — мне это нравится.

— Спасибо, — отвечаю не глядя на него. Странный комплимент вызывает внутри меня странную реакцию. — Отвезите меня, пожалуйста, в общежитие.

— Отвезу, — начинает ехать понемногу. — Но позже. Сейчас мне нужно заехать домой.

До дома Обласова мы едем молча. Мне нечего сказать ему, да и он ни о чём не спрашивает. Я скорее пытаюсь справиться с некой неловкостью, непонятно откуда возникшей.

Заехав во двор своего дома, он лишь коротко бросает “идём” и выходит из машины. У входа нас уже встречает одна из домработниц, удивлённо глядя на ноги Обласова, на которых нет туфель.

— Проводи Милану в её комнату и убедись, что у неё есть нужная одежда, — бросает на ходу, а сам скрывается под лестницей, оставив на идеально чистом полу грязные следы.

Домработница кивает мне и приглашает идти за ней. И хорошо, ведь я совершенно не помню, где эта комната. Когда я была в доме Обласова в первый раз, то была слишком напугана, чтобы что-то запомнить.

Я и сейчас не то чтобы могу расслабиться, но всё же отдаю себе отчёт, что вряд ли Обласов сейчас ворвётся в эту комнату и станет домогаться. Вероятнее всего он сейчас стоит под душем, отмываясь от грязи.

Внезапно хочется дать себе пощёчину, потому что… в голове вдруг возникает образ Обласова, принимающего душ. Вода сверху, пар, обнажённая спина в каплях…

Зажмуриваюсь и вдавливаю ногти в ладони, чтобы переключиться. Просто я перенервничала сегодня, с самого утра, словно на иголках, вот психика и выдаёт разное-непонятное.

Тоже иду в душ. Запираюсь и дважды проверяю замок. Может, это паранойя, но так мне спокойнее. Быстро ополаскиваюсь, мою волосы. Сушу их феном и выхожу, замотавшись в халат.

В комнате обнаруживаю домработницу, ту, что сопроводила меня в комнату.

— Милана, в шкафу есть одежда. Переодевайтесь и спускайтесь, Демьян Игоревич ждёт вас к ужину.

Я-то ещё от прошлого не отошла… Но Обласов обещал меня отвезти в общежитие, надеюсь, он сдержит слово.

— Ваши вещи я отдам в прачечную, потом вам их привезут.

— Спасибо.

Домработница уходит, а я иду к шкафу и распахиваю дверцу. Его-то и шкафом назвать сложно, потому что это целая гардеробная.

Моргаю, обнаружив полный шкаф разной одежды. Тут и платья, и спортивные костюмы, и пара деловых с жакетами, и лёгкие пеньюары, и бельё… разное бельё — от хлопкового однотонного до вычурных сексуальных кружев.

Внутри поселяется неприятное чувство, что я сейчас надену что-то, что раньше уже носила другая “королева”. Но потом обнаруживаю, что на всём есть бирки — оно новое. И всё моего размера. Я, конечно, всю одежду не перемеряю, но почему-то уверена, что чтобы я не надела — сядет, как влитое.

Бельё моё домработница тоже унесла, поэтому приходится взять из шкафа. Выбираю самое простое на вид и тёмно-синий велюровый спортивный костюм. Обязательно выстираю потом в общежитии и верну обратно.

Стянув волосы в пучок, спускаюсь на первый этаж. Где меня ждёт к ужину Обласов, я не знаю, поэтому осматриваюсь в поисках кого-нибудь, кто мне подскажет, но вижу самого Обласова. Он присел у дивана, на котором лежит крупный пёс. Американский питбультерьер, если не ошибаюсь. Красивый шоколадно-белый крепыш.

Обласов нежно гладит его по голове и мягко треплет по холке. Я замечаю, что он опечален, ведь собака явно больна.

Пёс вяло настораживается, когда я подхожу ближе. Только немного приподнимает брови и уши, а потом снова вытягивает морду по руку хозяина и тихо даже не скулит, а скорее стонет.

— Ему хуже, чем было утром, — говорит негромко Обласов, когда я молча подхожу. — Врач осматривал его, сказал, вирус. Что-то вколол, но Танку хуже. Мне кажется, он не переживёт ночь.

Пёс переводит на меня взгляд, словно соглашаясь с хозяином, а потом снова закрывает глаза и тяжело выдыхает.

— Можно? — подношу ладонь к голове пса. Спрашиваю скорее у самого Танка, чем у его хозяина.

— Можно, — кивает Обласов.

Я глажу пса, и тот совсем не напрягается от прикосновений чужого человека. То ли сил нет совсем, то ли разрешение хозяина — неоспоримый закон для него.

Смотрю на собаку и понимаю, что у него сильно вздут живот. Осторожно прикасаюсь и мягко прощупываю.

— Когда ему откачивали жидкость?

— Какую жидкость? — Обласов поднимает на меня удивлённые глаза. — Ничего не откачивали.

— У него асцит. Это жидкость в животе. И, судя по виду, много. Какое бы ни было заболевание, для облегчения состояния ему должны были откачать жидкость из живота.

Обласов встаёт и вытаскивает телефон из кармана, звонит куда-то, но явно без толку — никто не отвечает.

— Не берёт, — морщится сердито. — Милана, в какую клинику можем его отвезти сейчас?

— Не знаю… Та, где я работаю, закрыта уже. Лучше вызвать врача, псу слишком плохо.

— А ты можешь это сделать?

— Я? — смотрю на Обласова удивлённо. Теряюсь почему-то. — Я ведь ещё учусь… Делала несколько раз собакам и кошкам, но под руководством врача в клинике.

— Все разы успешно?

— Да, но…

— Тогда делай, — уверенно кивает. — Что тебе необходимо? Я всё привезу и помогу, чем нужно.

Во рту сухо становится.

А вдруг я не справлюсь? Я ведь ещё не ветврач!

А если пёс погибнет?

Перевожу взгляд на Танка, а он в этот момент смотрит на меня. Внимательно так, будто просит о помощи.

— Мне нужны перчатки, хлоргексидин, система, несколько шприцов на десять кубов, пластырь. Намордник ещё, потому что Танку не понравится, — говорю как можно увереннее.

Обласов кивает и снова кому-то звонит, а через десять минут у меня есть всё необходимое. Пока я надеваю перчатки, Обласов садится рядом с псом и надевает на него мягкий намордник, гладит собаку, успокаивая.