— Невкусно? — интересуюсь разочарованно. — Передержала?

Захар ненавидит разваренные макароны.

Смотрит на меня так, как будто я чем-то его разозлила.

— Может расскажешь, наконец? Что происходит!? — его тон полон с трудом сдерживаемого гнева.

— В смысле? — удивляюсь искренне. О чём это он?

— Альбина. Хватит, прошу. Скажи уже как есть!

— Что сказать? — по-прежнему недоумеваю.

Он встаёт из-за стола и начинает ходить по кухне, нервно размахивая руками.

Арчи сидит в углу и, виляя хвостом, с интересом наблюдает за своим явно сошедшим с ума хозяином.

Захар резко останавливается посреди комнаты. Смотрит на меня… умоляюще?

— Я всё знаю, Аль. Говори уже.

— О чём ты, чёрт возьми? — начинаю злиться. Что за дурацкий допрос он мне устроил?

— Хватит мне врать.

Мороз проходит по моей коже.

Не сейчас. Пожалуйста… Я хотела сделать это иначе.

— Я видел твои анализы.

— И?… — спрашиваю осторожно.

— Ты больна. Я просто не понимаю, Аль. Какого хрена ты молчишь об этом!? — в сердцах зарывается в руками в волосы. Механически отмечаю, что ему было бы неплохо подстричься.

— Просто скажи, как есть. Насколько всё плохо. Какая степень?

Что⁇

Меня обдаёт жаром. Он что, решил… Идиот. Честное слово!

Вскакиваю с места. Молча топаю в прихожую, где лежит моя сумка. Достав из внутреннего кармана снимок, возвращаюсь обратно, с громким шумом переставляя ноги.

Он сидит за столом, обхватив ладонями голову. Словно горюет. Идиот!

— О-о! Всё очень серьёзно. Крайняя степень! — в сердцах шлёпаю на стол перед ним карточку УЗИ.

Дрожащей рукой берёт её. Меня начинает разбирать смех от всей абсурдности этой ситуации.

Вглядывается в фото.

— Что это? Желудок? Печень?…

Уже не сдерживаясь, смеюсь в голос. Сквозь слёзы выдавливаю из себя:

— Матка! Это матка.

Его глаза наполняются настоящим, ненаигранным страхом. Мне становится его даже жалко. Резко прекращаю смеяться. Говорю серьёзно:

— Ты совсем дурак? Или притворяешься?

— Сколько? — его голос звучит глухо, как из бочки.

— Семь недель.

Смотрит на меня отупело.

— Что это значит? Твоей опухоли семь недель?

— Нет. Ты точно дурак! — мои глаза округляются. — Я беременна! Срок семь недель!

В его взгляде недоверие.

— Ты была у врача.

— Была, — соглашаюсь охотно.

— Все эти анализы…

— Всё — мое, — киваю. Мол, ты на правильном пути, дорогой.

— В последнее время на тебе лица нет. Похудела. В браузере куча закладок на тему лечения рака… Ещё и эта чалма!

— Ты лазил в мой ноутбук!? — я возмущена.

— Мой остался в офисе, а мне срочно нужно было, — оправдывается.

— Это по работе, Захар! Подопечный центра — мальчик с гиобластомой. Я собирала информацию о ценах на лечение. Что-то можно оплатить за счёт государства, но…

Перебивает меня.

— Погоди. Ты беременна!?

— А я о чём… — развожу руками в стороны.

— Ты уверена?

— Ага. Более чем, — многозначительно киваю на всё ещё зажатый в его руке снимок.

Он переводит на него взгляд.

— Твою мать…

Приподнимаю брови иронично.

— Не такой реакции я ожидала, конечно. Но сойдёт.

— Твою мать.

Вскакивает из-за стола. Широкая улыбка озаряет его лицо.

— Твою мать!!

Подхватив меня под коленями, начинает кружить по комнате. Я визжу.

Арчи прыгает вокруг нас, заходясь в заливистом лае. Решил, что мы играем.

Захар ставит меня на ноги. Обхватывает ладонями моё лицо.

— Я люблю тебя. Я уже говорил?

Коротко целует. Улыбаюсь ему в губы.

— Говорил. Но я забыла. Беременные такие забывчивые. Скажи ещё раз…

— Люблю…

Четыре года спустя

Захар

Паркуюсь у ТРК, ловко протискиваясь в только что образовавшийся узкий зазор между двумя тачками.

С Мазерати пришлось распрощаться. Когда пару лет назад мой едва начавший ходить сын взял в руки камень и поцарапал начищенное до блеска крыло Мазы, я понял. Так дальше продолжаться не может. Пора.

И вообще, приезжать, к примеру, в детский сад на Мазерати — такое себе. Это тебе не девок в клубе снимать.

Теперь я серьёзный человек. Семьянин.

Обзавёлся внедорожником с четырьмя дверями и вместительным багажником. Всё как полагается.

Костик на заднем сиденье смотрит мультик на моём айфоне. Периодически он смеётся. Так, как умеют смеяться только дети. Неприкрыто и искренне.

Собираюсь с духом.

Всего пара часов, Захар. Ты сможешь.

Вырубаю зажигание.

Даю себе ещё пару минут.

Костик заливисто хохочет. Он даже не заметил, что мы приехали. Настолько увлёкся.

Смотрю на него в зеркало заднего вида.

— Кость. Ко-ость.

Не реагирует

— Константин! — прозношу строго. Это мой тон для «экстренных случаев». Работает безотказно.

Встрепенувшись, Костик роняет мой телефон.

Он падает ровно на кафельную плитку, уложенную на коврике под сиденьем и завернутую в несколько слоёв полиэтилена. Всё в багажник не влезло.

Да блть. Это просто сюр какой-то.

У меня в машине стройматериалы. Стройматериалы!

Если бы кто сказал мне это пять лет назад, я бы ржал в голос.

Но теперь это отнюдь не кажется забавным. Что есть — то есть.

Вздыхаю. Вылезаю из авто. Нарочито спокойно и медленно прикрываю свою дверь.

Я спокоен, абсолютно спокоен.

Я — река. Я — река. Полноводная река, текущая вдоль заросших камышом берегов…

Да на хрен!

Я — грёбаное цунами. Бурлящее жерло вулкана!

Костик сидит, притихший. Понял, что сделал что-то не так.

Двумя пальцами достаю айфон, провалившийся вглубь салона, между передним сиденьем и ковриком. Присматриваюсь. Стекло треснуло. А-а, пофиг. Это всего лишь стекло. Пять минут делов. Завтра же поменяю.

Засовываю его в задний карман. Бодро обращаюсь к сыну:

— Ну что? Пошли веселиться?

Весело, конечно, будет только ему. День рождения ведь детский.

Костик кивает настороженно. Словно не верит своему счастью. Пронесло, у-фф.

Отстёгиваю его. Подхватив подмышками, вытаскиваю на улицу.

Извлекаю из багажника подарок. Это машина с мигалками на радиоуправлении. Когда она едет, то издаёт очень крутой звук, в точности как полицейская тачка. Годная вещь. Не знаю, как Марку, но его отцу — точно зайдёт.

Иронично усмехаюсь при этой мысли.

Костик непременно хочет подарить сам.

— Я просто донесу, — останавливаю попытки сына взвалить на себя тяжёлую коробку.

Бок о бок заходим внутрь. В фойе сразу же встречаем Алёну Литвинову. На ней — праздничный колпак. В честь дня рождения, видимо.

— О, мальчики! — с энтузиазмом приветствует нас. — Захар, — подставляет щёку для поцелуя. — Наконец-то все в сборе!

Вручает нам по колпаку. Таращусь на неё, охреневший.

Серьёзно? Так и говорит мой взгляд.

Она утвердительно кивает.

— Это дресс-код, мальчики. Носят все, — указывает куда-то через стекло, отгораживающее фойе от игровой зоны.

Выглянув из-за её плеча, вижу Литвинова, с абсолютно унылым видом восседающего на диванчике для гостей. Он в таком же точно колпаке.

Бля…

Не удержавшись, хрюкаю. Он выглядит дико забавно. Только прокурорского кителя не хватает для полноты картины.

— Только попробуй… — угрожающе шипит Алёна мне в ухо.

Закусываю улыбку.

— Альбина приедет?

— Не знаю. Если успеет. У неё заседание в кассации.

А это аж за триста километров отсюда.

Да, ребята. Такие дела.

Пока моя жена работает, не поднимая головы, и ездит на серьёзные процессы… Я хожу с ребёнком на детские дни рождения. Ирония.

Прохожу внутрь. В колпаке, естественно. Ослушаться Алёну — смертельно опасно. Это ясно, как день, даже такому тугодуму, как я.

Подойдя к диванчику, где сидит Литвинов, медлю. Он зависает в телефоне, не видит меня.

Отношения у нас… с холодком. Мы — точно не лучшие друзья. Но наши жены дружат. Поэтому нам приходится общаться.