— Меня уволили сегодня. Вернее, я уволилась, потому что… попросили.

— Ты из-за этого так расстроилась?

— Из-за этого тоже. А ещё я… ошиблась. В одном человеке.

Бросает на меня внимательный взгляд, через секунду возвращаясь к дороге.

— Так может ты не ошиблась.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, смотри. Ты ожидала от человека, назовём его… Петя… — на этих словах я фыркаю. — Так вот, ты ждала от Пети одного, а он сделал другое, верно?

— Ну да.

— Ты верила Пете, а он поступил с тобой плохо. Так?

— Так…

— Слушай сюда, дочь моя… — еле сдерживаю рвущийся наружу смех. — Всё просто. Этот Петя — козёл, — заявляет с важным видом.

— Гениально, доктор!

— Но в твоих поступках нет ничего плохого, а тем более ошибочного. Ошибка — это случайное отклонение от правильного поведения, сечёшь?

— Не совсем.

— Ты верила Пете. Считала его хорошим и достойным человеком. Ты дала ему шанс. Ты поступила правильно.

— Только от этого не легче.

— То, что он оказался мудилой, не твоя проблема, понимаешь? Ты всё сделала правильно.

Опять молчим. Кручу в голове его слова под мерное звучание песни.

"Как будто иду, все время иду,

По этой земле, как по тонкому льду.

Так смой все следы, слова уничтожь,

Прошу тебя, да… Еще один дождь…"

Машина заворачивает в узкий проулок. Понимаю, что мы почти приехали. Саша замедляется.

— Где тебя высадить?

Указываю на свой подъезд.

Паркуемся. Я отщёлкиваю ремень безопасности. Саша опускает стекло водительской двери. Шум дождя, барабанящего по обшивке авто, становится более отчётливым.

Уже собираюсь поблагодарить его и попрощаться, как вдруг он говорит неожиданное:

— Послушай, Аль… Ты хороший человек. Но я хочу тебе кое-что сказать. Не обидишься?

— Вряд ли что-то может быть хуже услышанного мной сегодня.

— Ты хорошая. Но мне кажется… возможно, я ошибаюсь… — смотрит на меня, сведя брови на переносице. — Мне кажется, ты не умеешь делать выбор.

— Как это?

— Ну, помнишь, как в том фильме. Она не знала какие любит яйца. И с каждым новым парнем «любила» новые.

— Я люблю яйца всмятку.

— Я сейчас совсем не об этом. У меня почему-то сложилось впечатление, что в жизни за тебя часто что-то решали. И ты не знаешь, что тебе по-настоящему нравится. Потому что не привыкла выбирать сама. А тупо шла по выбранному кем-то другим пути.

— С чего ты это взял? — мой голос слегка дрожит. Эмоциональная тяжесть этого дня становится для меня невыносимой.

— Ну, разные мелочи. Начиная от того, что ты выбираешь на ланч. Заканчивая твоей… уступчивостью.

Отвернувшись от него, смотрю в своё окно. Из уголка правого глаза скатывается первая слеза.

Саша попал чётко в болевую точку.

Папа решил в своё время, что мне быть юристом. Он выбрал мне мужа.

Мурат же решал за меня абсолютно всё. С кем мне общаться. С кем — нет. Что носить. Господи. Да просто даже, что мне есть на завтрак!

Захар… Он подтолкнул меня заняться разводом. Подарил веру и вознёс на небо. А затем грохнул о землю со всего размаху, когда уволил.

— Аля… Я говорю всё это не для того, чтобы тебя ранить. Опять же тут дело не в тебе, а в людях, которые тебя окружали. В месте, в котором ты жила.

— А для чего ты это говоришь? — почти шепчу.

— Я хочу, чтоб ты поняла одно. Только ты сама в силах справиться с этим. Только ты можешь знать, что тебе нравится. Больше никто, Аль.

Чувствую его тёплую руку на своём плече. Продолжает.

— Но пока ты не позволишь себе выбирать, кто-то другой будет решать за тебя. Жизнь, люди. Обстоятельства. Мудак Петя, — моё плечо вздрагивает. Он вздыхает. — Иди ко мне.

Привлекает меня к себе, слегка приобнимая. Через консоль это делать не очень удобно. Саша касается меня ласково и почти невесомо, не позволяя усомниться в чистоте своих намерений ни на миг. Отстранившись, всматривается в мои глаза:

— Только ты, Аля. Больше — никто.

Три дня назад

Захар

То, что со всей этой суетой я тупо не успел пообедать, вспоминаю слишком поздно.

Кидаю взгляд на часы на запястье. Двадцать минут осталось. Сходить куда-то я уже не успеваю.

Хочу набрать Настю, чтобы заказала мне доставку, но вовремя спохватываюсь. Она ведь сама на обеде. Чёрт.

Вздохнув, тащусь обратно на офисную кухню. Открыв холодильник, критически изучаю его содержимое. Подцепляю упаковку с нарезанной тонкими слайсами ветчиной. Пока варится кофе, делаю себе бутерброд.

За неимением лучшего сойдёт.

Весь режим летит к херам…

Ну, собственно, сегодня весь рабочий день — к херам. Идея Лисовецкого с тренингом безусловно крута. Но когда работы валом — не до этих игр, честно говоря.

Так ладно бы, ещё делом занимались, а не интриги плели. Отморская меня конкретно разочаровала… Я был о ней лучшего мнения.

Как с цепи сорвалась, честное слово.

Когда я сказал ей, что больше не могу продолжать наши личные отношения, мне показалось, она восприняла это абсолютно адекватно.

Женщины уровня Марго не умоляют, не плачут и не вцепляются в брючину уходящего от них мужчины. Да и что у нас было собственно? Ничего такого, о чём бы стоило сожалеть.

Но сегодня в этой дурацкой сцене с Альбиной меня серьёзно зацепила одна вещь.

Я знаю Марго уже много лет. И столько же работаю с ней. У этой женщины вместо крови в венах циркулирует лёд. Она расчётлива до мозга костей. Все её действия просчитаны на несколько шагов вперёд. Она никогда не совершает присущих слабому полу глупых и эмоциональных поступков. Робот, и тот, может ошибиться. Но не Маргарита.

Но сегодня, впервые я увидел, как она поддалась эмоциям. В её глазах было то, что ни с чем не спутать. Ревность. Какого хрена, Марго? И ты, Брут?

Когда неделю назад Лисовецкий вызвал нас обоих к себе, я ждал чего угодно. Но не того, что он объявит о своём уходе на пенсию. Твою мать, ему всего пятьдесят с небольшим. Какая нафиг пенсия?

Не то чтобы я возражаю. Хочет отдыхать? Завести огород, как Бэкхэм, и сажать лук-порей по лунному календарю? Да ради бога. На его место всегда найдутся желающие. В том числе и я.

Я давно уже достиг карьерного потолка в этой организации. Стены собственного кабинета давят мне порой. А куда дальше? В кресло гендира, естественно.

Лисовецкий сказал, что ищет преемника. Что человека со стороны брать он не хочет. Отдавать дело своей жизни в руки того, кто не имеет понятия, как всё здесь устроено, он не желает.

Я и Марго — равны в его глазах. Нас обоих он уважает и ценит одинаково. В ближайшее время он примет решение. И всё зависит только от нас. От того, как мы себя проявим, в том числе, в текущей работе.

Конечно же, первым делом я вспомнил о Титане. Вот — моя возможность, мой золотой шанс. Ну и что ты теперь будешь делать, Захар? Ставки слишком высоки.

Лисовецкий просил нас соблюдать правила здорового соперничества в этой гонке за место гендира. И это, по-твоему, здоро́во, Марго? Вмешивать в работу личную составляющую? Нет, не думаю.

Отморская совсем потеряла берега, замесив в одну кучу женскую обиду и рабочую конкуренцию.

Я нахожусь в своём кабинете около десяти минут, когда звонит Настя.

— Да?

— Захар Андреевич, тут… это… Титан, — мямлит в трубку.

Ну вот. Приплыли… Это должно было случиться, рано или поздно. Ослабляю узел галстука свободной рукой.

— Соедини.

— Вы не поняли, Захар Андреевич, — голос Насти слегка ломается. — Они здесь.

Откидываюсь на спинку кресла. Какого хрена?

— Кто?

— Господин Мамаев. Он хочет Вас видеть прямо сейчас.

Не даю себе возможности передумать. Прочищаю горло.

— Приглашай. Я готов.

Захлопываю крышку ноутбука. В кабинет заходит Мурат. Бритый наголо парень в черном костюме заглядывает внутрь, коротко осматривая пространство, и тут же исчезает. Охрана.