И почему-то даже не подумал, что в середине ночи она может спать. Или послать его подальше из-за недавней ссоры. Ссор. Их много и они случаются постоянно. Чуть ли не при каждой встрече.

Но разве это имеет значение, когда дело касается вопроса жизни и смерти Орфея?

Далеон пронёсся по мрачному пустому коридору, не обращая внимания на остывшие факелы или отсутствие зажжённых свечей. Ему даже магические светляки больше были не нужны, чтобы видеть в темноте.

После поглощения магии Магнуса у него обострилось звериное чутьё, исчезли проблемы с энергетическими всплесками и вообще он стал гораздо мощнее, крепче, опаснее. И ночью теперь видел практически как днём.

Король толкнул тяжёлую створку двери и ворвался в кабинет:

— Люция!.. — начал, но споткнулся на полуслове и смолк.

Его взору предстала поразительная и умилительная картина…

Сидя, сложив руки на письменном столе, заваленном стопками документов, щекой на ладонях, спала Люция. Спина мирно вздымалась, дыхание с губ срывалось ровное, только ресницы слегка подрагивали.

— Раз уж устала, шла бы в спальню отсыпаться, на койке, — тихо проворчал юноша, подходя ближе. — Зачем изводить себя до предела?

Она, конечно, не ответила. Лишь носик поморщила и что-то промычала во сне. Мотнула головой, будто даже в мире грёз с ним спорила, и снова затихла.

Далеон, крадучись прошёл в комнату, положил талмуд на стол и склонился над девушкой, по-новому, жадно, разглядывая её.

Никогда прежде он не видел Люцию спящей.

Вечно напряжённой, хмурой, задумчивой, холодной и едкой, но не мирно спящей.

Лицо непривычно расслаблено, нет складки между тёмных востреньких бровей, нет напряжения в скулах. Черные ресницы такие длинные, что отбрасывают тени на щеки, аккуратненький носик вздернут, пухлые розовые губы приоткрыты. Во всём облике её читается какая-то трепетность, ранимость, детскость, которую она успешно прячет за жестокой маской при свете дня.

Люция ведь младше него! Младше всех в их компании. Но сколько в ней… недоверия к миру. Сколько скверного жизненного опыта. Тяжёлого. Закалившего характер и заковавшего душу в стальную броню и шипы.

И только во сне, когда она не может себя и всех контролировать, проступает её истинный облик.

Далеон заправил выбившийся локон ей за ушко, пробежав пальцами по мочке с воспалённым проколом. Осторожно снял магией сапфировую сережку. Одну, вторую. Убедился, что больше ничто не защищает её от чар, прижался губами к уху и прошептал:

— Viro.

Дыхание её углубилось, тело совсем обмякло.

— Viro larde, Люц… — он властно провёл рукой по её распущенным волосам, зарылся носом в висок и жадно вдохнул. — Viro larde. Спи спокойно. Врединка моя. Бабочка.

Она, разумеется, не отвечала. Не слышала. Быть может, и не чувствовала. Слишком крепки путы наколдованного сна. Особенно если «колдует», вероятно, первое по силе существо на планете. Ведь Далеон вобрал силу отца. Пусть и не совсем всю.

На шее, в виде кулона, болтается небольшой осколок магии.

Но всё это сейчас мало заботило короля.

Он поцеловал краешек её рта, прикусил полную нижнюю губу и, издав хриплый стон, набросился на Люцию со всем алчным и отчаянным остервенением.

Далеон чувствовал себя заблудшим путником в пустыне, припавшем наконец к источнику влаги. Его кровь вскипала от восторга, а сердце щемило от боли осознания, что если бы не её сон — он не смог бы так откровенно и желанно к ней прикоснуться. Смять эти порочные губы со страстной жестокостью.

Ведь девчонка не хочет быть с ним. Отталкивает, жалит.

А он, как идиот, злится и лишь больше вожделеет её. Не только тело — душу.

Что-то на краю сознания свербело: это неправильно — целовать спящую. Но король продолжал терзать её уста и шептать в прерывистых вздохах, как одержимый: «Viro, viro, viro, viro…» — ощущая, как по капле ускользает энергия и, вместе с тем, не даёт девушке очнуться.

Далеон обхватил её лицо ладонями и с силой впился в рот, сталкиваясь зубами, царапая клыками нежное нёбо и язык, будто желая проникнуть глубже, залезть под кожу, слиться в одно. В боли и крепости поцелуя терялись проблески рассудка. А когда показалось, что губы Люции дрогнули… король провалился в чёрную бездну.

[1] Извлечение (пер. с лат.).

— Почти приехали! — разбудил Далеона окрик рыцаря с облучка длинных саней.

Король разлепил глаза, но всё что сумел рассмотреть — сизая муть, бешено крутящиеся падающие хлопья и тёмные неясные силуэты неприятелей.

Предателей с маркизом Тартео в центре. Они сопровождали сани, в которых лежал связанный Далеон и сидела, как королева, на обитой шкурами лавке сильфида.

Ветер выл, точно дикий зверь, рвал с голов капюшоны и шапки, бил по крутым бортам кузова, будто желая перевернуть и похоронить в снегу незваных гостей ущелья. Процессия замедлилась из-за непогоды, но вперед, к чёрным массивам гор шагала неустанно, упрямо.

— Ну и метель разыгралась! — воскликнул кто-то.

— Я могу подсобить! — отозвалась Латиэль со своего места и подняла руку, чтобы взять бурю под контроль.

— Нет! — остановил её маркиз. — Возле ущелья нельзя колдовать. Тут повсюду магические искажения и аномалии. Магия может сработать совсем не так, как надо.

— Ясно, — буркнула лэра и по самый нос закуталась в меховой плащ.

По ощущениям, они преодолевали холм. Кони фыркали, копыта вязли снежной в колее, сани ползли с трудом, но всадники не жалели животных, понукали, подбивали хлыстом.

Спрашивается, к чему такая спешка? Возможно, из замка вслед за королем вообще никого не послали. А если и послали — столичному отряду ни за что их не догнать. Тем более — сейчас, когда до портала остались считанные версты, когда к заговору оказался причастен маркиз-страж горных рубежей Ригеля.

«Тыхф хэк!» — мысленно схватился за волосы Далеон. Что теперь ему с этим делать? Ещё и Люция в опасности!..

— Входим в ущелье! — донеслось с начала процессии.

Кряхтя, Далеон сел и передёрнул плечами от пронзившего холодного порыва.

В руках наездников, словно звёзды, начали вспыхивать факелы. Их теплый рыжий свет слегка рассеивал мглу и делал «картельную» процессию похожей на праздничную. Будто ехали они в ночи свершать таинство во славу Духов Плодородия, а не переправлять короля порталом незнамо куда.

Отвесные чёрные склоны с белыми пиками показались над головой. Их красота, величие и мощь заворожили Далеона. Он никогда раньше не был в горах, не покидал зимой столицу и в самой дикой фантазии не представлял, что однажды побывает на дальних рубежах родного королевства. А ведь мечтал путешествовать, мечтал посмотреть весь мир…

Как изворотливо и неожиданно, оказывается, могут исполняться желания!

Горькая усмешка тронула губы юноши.

Они въехали в широкий проход, но почти сразу остановились. Дорогу усеивали рытвины и кочки, мелкие камни и крупные булыжники — отпавшие куски скалы — на санях и верхом не проедешь, сложно и не безопасно. Ветра тут не было (словно при входе установлен магический барьер, что отрезает этот мир от внешнего), лишь морозная поземка кружила под ногами и поблёскивала в свете факелов.

— Дальше пешком! — холодно скомандовал Тартео.

Далеона бесцеремонно схватили за шкирку и сбросили в снег, затем подхватили под руки. Латиэль же протянул ладонь маркиз со слащавой улыбкой. Девушка приняла помощь и, придерживая подол плаща, элегантно соскочила на наст, обхватила предложенный локоть, вскинула подбородок и поплыла вперед гордой птицей. Тартео в высокомерии и пафосе ей не уступал.

Ну, точно на императорский бал парочка припёрлась, не меньше. Из картины выбивался разве что факел в правой руке маркиза.

Со всех сторон их обступили рыцари, и так, строем в несколько шеренг, они двинулись вглубь ущелья. Скованный Далеон под конвоем шёл спокойно, без пререканий. Прекрасно понимал, что рыпаться бесполезно и поздно. Если учинять побег, то уже на той стороне. Потому ему оставалось лишь изображать покорность и… слушать.