Это заставляет ее смеяться вслух. «А если бы появился хороший толстый член?»

«В зависимости от того, к кому он был прикреплен, возможно, я бы подумала о том, чтобы забрать его домой». Я тоже смеюсь.

Моник ахнула. «Представь лица твоих братьев, если ты приведешь домой из бара бездомного?»

«Боже, нет», — говорю я, содрогаясь от этой мысли.

«Ты всегда можешь воспользоваться моим домом. На самом деле, ты могла бы остаться на ночь?»

«Сегодня вечером не могу. По субботам смотрю «Габриэллу».

Она фыркает. «Ну, возьми себе неделю отпуска. Она не твой ребенок, не твоя ответственность».

Мне на самом деле нравится заботиться о своей племяннице по субботам утром, и я была той, кто предложила это. Ей пять месяцев, и я обожаю этот прекрасный маленький комочек. Плюс, это позволяет Данте и Кэт спать дольше и проводить время вместе, и это всегда поднимает настроение моему брату. Что для меня победа, потому что так им гораздо легче манипулировать. «Это отвлекает Данте от меня», — говорю я, хотя бы для того, чтобы избежать дальнейших обвинений в том, что я скучная. «И если мы завтра вечером пойдем в тот новый клуб, мне нужно, чтобы он был милым».

«Ладно», — говорит она, закатывая глаза. «Если мы не сможем достать тебе хороший член сегодня вечером, мы обязательно добудем его завтра».

«Ты помешан на члене».

«Нет». Она встает с кровати и обнимает меня за плечо, наклоняясь и глядя на свое отражение в зеркале. «Я беспокоюсь, что моя лучшая подруга все еще девственница в свои двадцать два года».

«Это не так уж необычно», — говорю я.

«Так и есть, Джоуи, и если ты не сорвешь эту вишенку как можно скорее, парни подумают, что ты урод».

Я смотрю на свое отражение. Я ведь не урод, правда? Как бы мне было неприятно это признавать, Моник права в одном. Мне нужно заняться сексом с кем-нибудь, желательно до того, как я потрачу семейное состояние на батарейки. Я почти уверена, что смогу удержать компанию Energizer на плаву в одиночку.

«Кто из красавчиков будет с нами сегодня вечером? Макс пойдет с нами?» — спрашивает она, соблазнительно покусывая губу. Хотела бы я знать, как она это делает — она может переключиться с милого и невинного вида на вид чертовой порнозвезды менее чем за секунду.

«Генри и Эш будут с нами. Макса не будет», — говорю я, стараясь, чтобы разочарование не прозвучало в голосе. Я не могу никуда пойти без вооруженной охраны — это одно из условий, которые поставили мои братья, когда согласились дать мне больше свободы.

«Но Эш горячая штучка», — говорит она, приподняв идеальную бровь.

Я смотрю на нее, как на сумасшедшую. «Ему лет сорок или около того».

«Хм. Представь себе весь этот опыт».

Эш работал на моих братьев с тех пор, как я себя помню. С его ледяными голубыми глазами и светлой стрижкой ежиком я понимаю, почему она была к нему привязана, но он не мой тип. Я морщу нос, и она закатывает глаза. «Конечно, он не Максимо». Она перекатывает его имя на языке, театрально сжимая грудь.

«Ой, остановись». Я встаю и разглаживаю руками мини-платье. «Я нормально выгляжу?»

Она наклоняет голову набок и оценивающе смотрит на меня. Кожаное облегающее платье Моник гораздо более откровенно, чем мое с длинными рукавами. Она выглядит сексуально, но она всегда выглядит такой, с ее огромной грудью, огромными губами — и то, и другое, как я знаю, подарок от местного пластического хирурга, а не то, что подарила ей мать природа — и длинными светлыми волосами. Она могла бы выкатиться из кровати в пижаме со спертым утренним дыханием и все равно закадрить любого парня, которого хотела.

Она хлопает ресницами. «Я думаю, Макс одобрил бы».

Я игриво ее подталкиваю. «Ты перестанешь говорить о Максе?»

«Но ты такая горячая для него, девочка. Ты практически пускаешь слюни, когда говоришь с ним».

«Я не пускаю слюни», — настаиваю я, хватаясь за каблуки и надевая их. «Он как третий старший брат. Это никогда не случиться».

«Как скажешь». От ее ухмылки у меня волосы на затылке встают дыбом. Макс был бы как раз в стиле Моник. Ну, кто бы в него не влюбился? Высокий, смуглый, накаченный. Мускулы и татуировки и больше, чем намек на опасность — он блядь ходячая мокрая мечта. И даже если он не в ее вкусе, она бы трахнулась с ним, просто чтобы опередить меня. Заметка на будущее — напомнить великому Максу ДиМарко, что мои друзья под запретом.

ГЛАВА 4

Макс

Мой телефон вибрирует в моей руке, и на экране высвечивается имя Дмитрия Варкова. Я ждал его звонка. Я нажимаю на экран, чтобы ответить, глядя на горизонт Чикаго через окно моей квартиры. «Скажи мне, где он».

«Он ушел в подполье. Пока еще не готов тихо уйти», — отвечает он.

«Ну, мы и не ожидали этого», — напоминаю я ему. Доминик Пушкин был главой русской Братвы более двадцати лет. Сомневаюсь, что он когда-либо ожидал, что его лидерство будет оспорено, особенно потому, что у него двое способных сыновей, и тем более не Дмитрием Варковым.

«Я знаю это, но я не ожидал, что он будет так бороться. Я уже потерял дюжину хороших людей».

Ярость пронзает мою кожу, а правая рука сжимается в кулак. На прошлой неделе мы тоже потеряли двух человек, но такова природа нашего бизнеса. «Ты пытаешься занять пост нового главы гребаной Братвы, Дмитрий. Чего, черт возьми, ты ожидал? Что он просто сдастся и отдаст тебе ключи от своего королевства?»

"Нет!"

«Если ты боишься и хочешь, чтобы мы сами с этим разобрались…»

«Нет. Я справлюсь», — говорит он.

«Ты знаешь, что Данте и Лоренцо не могут позволить себе оставить это без внимания. Мы говорим об убийстве их отца».

«Я знаю, Максимо. Вам не нужно больше влезать в это дерьмо, чем вы уже влезли. Позволь мне разобраться с этим по-своему».

Я зажимаю переносицу, пытаясь унять головную боль от напряжения, которое нарастало последние несколько часов. Дмитрий находится в шатком положении. Поддержка братьев Моретти может быть, как благословением, так и проклятием. Моретти правят Чикаго, и их печать одобрения, по сути, дает Дмитрию разрешение бросить вызов верхушке. Но есть еще одно осложнение, которое делает эту грань тонкой для него — новый глава Братвы не может восприниматься как лакей сицилийской мафии. Альянс хорош для бизнеса, но Дмитрию нужно доказать, что он столь же силен и в одиночку. А Данте и Лоренцо не могут позволить Пушкину долго избегать их гнева, особенно после того, как они открыто обвинили его в убийстве их отца, Сальваторе Моретти.

Он этого не сделал. Данте сам убил Сэла после того, как обнаружил, в каком больном, извращенном дерьме на протяжении многих лет был замешан его отец.

Но эта тайна останется запертой в пределах поместья Моретти. Семейное дело. К тому же, ложь — отличный повод избавиться от этого куска дерьма.

«Я недооценил поддержку, которую он мог получить от других семей. Мне нужно было быть осторожным, раскрывая улики всем о том, кто был вовлечен», — многозначительно говорит он.

Он имеет в виду всех, а не все. А точнее, одного человека. Сальваторе Моретти. Дмитрию было бы легче, если бы он мог раскрыть всю роль своего бывшего босса в преступной сети секс-торговли гораздо раньше. Это немедленно настроило бы против него большинство других семей, но поскольку Сал был вовлечен во всю эту хреновую ситуацию, ему пришлось быть осторожным.

«И Данте, и Лоренцо ценят твою осмотрительность в сохранении имени их отца вдали от любых скандалов».

«Я дал им слово».

Дмитрий — человек слова. И с ним гораздо легче работать, чем с его предшественником. Черт, мне этот парень даже нравится. Но это бизнес, и, учитывая ставки, я не могу допустить никакой снисходительности. Если он не сможет вскоре привести к нам Пушкина, то нам придется искать его самим. И это будет выглядеть для него совсем нехорошо.

«Есть ли у тебя идеи, где он может прятаться?»

«Я работаю над этим. Теперь, когда я смог раскрыть, в чем был замешан Пушкин, не вовлекая Сальваторе, и они все увидели доказательства своими глазами, все должно пойти быстрее. Его сыновья тоже затаились. Они в страхе. Пройдет совсем немного времени, прежде чем мы найдем их и разберемся с ними».