— Рассказывай, — закусив губу, велела Соня.

Глубокой ночью, сразу с четырёх сторон, поднялись над домом вожака ревущие столбы пламени. Выскочившие на улицу соседи с ужасом столпились на другой стороне, наблюдая, как корчатся в огне близко стоящие к дому яблони, как взрывом снесло с гаража крышу и отбросило её к самому забору. Три пожарных расчёта, — всё, что имелось в Междуреченске, торопливо разматывали шланги, но зрители скептически качали головами: было ясно, что дом не отстоять.

Когда подоспели на помощь ещё три пожарных машины из Демидово, громадный костёр догорал. Огонь и чёрный дым сменился паром, окутавшим место пожарища, но долго ещё напуганные люди не расходились, прислушиваясь к потрескиванию продолжающих тлеть углей.

Поднятый по тревоге спецназ оцепил сгоревший дом. Стоящие вместе с начальником МЧС Сергей и Олег, тихо переговаривались.

— Едва ли что-то могло сохраниться при таком племени. Скорее, даже костей не найдём.

— Может, он успел выскочить?

— Тогда где он?

— М-да-а, жалко мужика, толковый он у вас был. Что теперь?

Сергей пожал плечами: — надо из Красноярска спецназ вызывать. Наши не справятся, если стая вразнос пойдёт.

— Позвонишь?

— Придётся. Утром немного остынет, надо поискать. Может, хоть кости обнаружим.

— Ты это, слышь, погоди убиваться-то, Сонь. Там, на пожарище, целый день следователи работали, всё искали…Айка. Олег говорит, угли чуть ли не просеивали, чтобы значит, если он сгорел, так какие-нибудь бы кости остались.

У Сони опять потемнело в глазах, грудь сдавило как в тисках, не было воздуха и она хватала его ртом, как выброшенная на берег рыба. Айк! Айк! Что ты наделал, любимый! Как же велико было твоё отчаяние, если ты решился на это!

— Сонь, алё, Сонь, ты меня слышишь? — мать опять толкала ей в руки стакан с каким-то лекарством. Она пила его, голос Аллочки назойливо бубнил в ухо: — не нашли они костей-то, вообще ничего не нашли, не знают, что и думать!

Соня подняла на мать обезумевшие глаза: — он не сгорел! Они не нашли его!

— Разберутся, Сонюшка, может он у друзей отсиживается, пока все с ума сходят, а может, уехал куда. Найдётся, моя хорошая, а ты успокойся, у тебя дети маленькие, тебе их вырастить-выучить надо, побереги себя, Сонюшка!

Умиротворяющий голос матери журчал где-то далеко, на задворках сознания, она даже не слышала, что та ей говорит. Сумасшедшая крохотная надежда искоркой блеснула в словах Аллочки: — не нашли! Ничего не нашли!

Она перебила Анну Витальевну, прервав на полуслове: — я поеду в Междуреченск! Не верю никому, мне надо туда, мама!

— А дети? А работа? — мать смотрела не неё с ужасом, — Соня, теперь, без вожака, это будет стая диких зверей! Я была маленькая, но помню тот кровавый ужас много лет назад!

— Я жена вожака, — непреклонно сказала Соня, — они не посмеют причинить мне вред.

К утру, напичканная лекарствами, Соня забылась тяжёлым сном, но проснулась, когда позвонили с работы. Она опаздывала, чего за ней не водилось, и коллеги интересовались, не случилось ли с ней что-то. Анна Витальевна с опаской посматривала на дочь, боясь повторения жуткой ночной истерики, но Соня как будто закаменела. Оны вызвала такси и поехала на работу, но вскоре вернулась, сообщив родителям, что подала заявление на увольнение. Родители пребывали в растерянности, не зная, как отговорить её от поездки. Собирая небольшую дорожную сумку, она сказала: — хочу позвонить этому… который вчера сказал, что он друг…Айка, — её голос дрогнул, но она справилась с собой. — какой-то Лукьянов.

Михаил Иванович встрепенулся: — Лукьянов? Соня, я был на приёме у полковника Лукьянова, заместителя начальника Главного Управления МВД по Красноярскому краю, когда мы с мамой тебя искали. Может, это он?

— Не знаю. Я сейчас позвоню ему. Как его зовут?

— Если это тот Лукьянов, у которого я был, то — Эдуард Андреевич.

Соня нашла номер, по которому ей вчера сообщили страшную весть. Ответили не сразу. Затем тот же самый вчерашний голос грубо рявкнул: — ну?

— Здравствуйте, Эдуард Андреевич, — сдержанно сказала Соня. Он молчал, тогда она окликнула его: — Эдуард Андреевич, вы меня слышите?

— Слышу! Дальше что? — в помещении, откуда он с ней говорил, слышался гул мужских голосов, железное позвякивание, телефонные звонки, ещё какой-то шум. Он нетерпеливо переспросил: — я слушаю вас, вы кто?

— Я Соня Рубцова, вы мне вчера звонили.

Он тяжело сказал ей в самое ухо: — звонил. Чего вы хотите от меня услышать? Айк погиб, сгорел в своём доме. Из-за вас, между прочим, дамочка!

— Неправда! — вскрикнула она.

— Правда, правда, — грубо ответил Лукьянов, — вы у него всю кровь выпили, я думал, он с ума сойдёт от отчаяния, когда вас искал. Эх, какой парень погиб из-за какой-то… фитюльки. Не стОите вы его

дамочка, вот что я вам скажу. Чего звоните-то?

Соня проглотила обидные слова — мало ли она наслышалась их в последнее время! — С чего вы взяли, что Айк погиб? Дом сгорел, но ведь… там ничего не нашли? — Она не смогла сказать “кости”. Это было свыше её сил! Айк, её родной, её нахальный и самоуверенный Айк — и … Нет, невозможно!

— Не нашли, — неохотно согласился полицейский, — но он всё равно погиб, потому что оставил своему заместителю письмо.

— Письмо? — это стало для Сони неожиданностью. Она растерянно сказала: — я не знала ничего о письме. Ну что ж, тем более! Сегодня я поеду в Междуреченск и сама буду всем этим заниматься!

В трубке презрительно хмыкнул Лукьянов: — ну-ну, флаг вам в руки и барабан на шею! У меня там следователи занимаются и бестолку. Попробуйте вы, может, лучше получится.

— Ладно, — пробурчала Соня, — спасибо, что поговорили со мной.

— Эй, погодите, — повысил голос Лукьянов. — Через неделю мы отправляем туда роту спецназа. Вот с ними и поезжайте, коли уж неймётся.

— Я сегодня поеду.

— Вот же дура — девка, — с досадой сказал полицейский, — там сейчас такое начнётся! Умереть захотела раньше времени?

— А почему тогда вы сейчас спецназ не посылаете, а только через неделю?

— Потому что у меня людей свободных нет, дамочка! Там бойцы из Демидово подтянутся, ну и междуреченские тоже, я надеюсь, удержатся от своих волчьих повадок. А потом и мои подъедут.

— Нет, спасибо, я не буду ваших ждать.

— Ну, смотри, как хочешь, — полковник отключился, а Соня, наскоро перекусив, поехала на автовокзал.

Соня смотрела в окно автобуса и не видела мелькающий за ним пейзаж. Она собиралась с силами и духом для предстоящей битвы со стаей. Сейчас, когда чуть утихла боль страшного внезапного удара, она, наконец, смогла подумать над тем, что случилось. Она ни минуты не сомневалась, что он решил умереть, разом обрубив все концы, но едва ли его привлекала гибель в огне. Скорее всего, он ушёл в так любимую им тайгу, чтобы навсегда сгинуть в непролазных чащах. И ведь следователи не нашли никаких…останков в сгоревшем доме. Значит, она будет искать его в лесу. Мысленно перебирая события последних месяцев, она искала ошибку, которую допустила, но не находила её. А вот в его поведении их была масса. И, самая главная — Первый Закон Стаи. Айк постоянно ссылался на него, но она так и не уяснила для себя, как он действует. Ну почему же она ни разу не ткнула его носом в эту неясность и не добилась чёткого ответа, как заставить стаю его выполнять? Соня поморщилась: его слепая уверенность, что она знает обо всём, что касается стаи, постоянно её раздражала. Теперь пришла пора действительно узнать всё.

Соня твёрдо решила больше не плакать. По крайней мере, на виду у волков. Она, также больше не будет улыбаться и делать вид, что не замечает косых взглядов и злых сплетен. Довольно их щадить. Каждая волчица будет вызвана ею на поединок. Но кто станет драться вместо неё? Может быть, попросить Олега? Но согласится ли он?