Держа подругу за руку, Соня едва сдерживала слёзы. Ей было жалко и бледную, растерянную и подавленную свалившимся несчастьем Аллочку, и не родившегося ребёнка. В тот день, у постели подруги, Соня дала себе слово, что никогда-никогда-никогда не совершит такого злодейства.

Оправившись от потрясения, Аллочка взялась за ум, уж какой был, закончила школу и поступила на курсы парикмахеров.

Соня училась в институте и редко встречалась с подругой. Однажды та приехала к ней вечером весёлая и радостная. Аллочка выходила замуж и приглашала лучшую подружку на свадьбу. К сожалению, жених жил в Ачинске, где и должно было состояться торжество.

Соня закончила институт с отличием, и на радостях родители подарили ей миленькую однокомнатную квартирку в новом доме. Она с восторгом гладила ладошкой кафельные стены в ванной, с балкона седьмого этажа рассматривала пока ещё не благоустроенный двор. Мама, обняв её сзади за плечи, смеясь сказала: — ну вот, теперь и замуж можно, а то мужчины теперь столько получают, что им лишь на пиво с сигаретами хватает!

Соня недовольно фыркнула: — терпеть не могу, когда от парня пахнет табаком, смешанным с пивом! Это же вонь страшная! — Мама опять рассмеялась, погладила дочь по коротким пушистым волосам:

— боюсь, ты у нас старой девой останешься, так замуж никогда и не выйдешь с твоими-то взглядами на мужчин! Где же их взять, идеальных-то, Сонюшка?

— Мама, мне не надо идеального! Пусть он будет нормальным человеком, безо всяких дурацких завихрений! Ну и хорошо бы не курил, — добавила она, — а то, знаешь, как квартира табаком пропитывается? А потом этот запах становится таким противным, когда застарелый!

Анна Витальевна вспомнила, что одна из Сониных сокурсниц недавно вышла замуж и Соня, придя со свадьбы, морщась рассказывала, что жених постоянно курит.

Мать с дочерью обсудили, что нужно купить в новую квартиру, а потом поехали домой. По дороге Соня подумала, что нужно позвонить бабушке и рассказать о подарке. Бабушку, Прасковью Агафоновну, она любила, но немного обижалась на неё, потому что она не разрешала внучке приезжать к ней. У бабушки была тайна, и сколько Соня не расспрашивала её и родителей, узнать ничего не могла. Когда девочка была маленькой, они с мамой ездили в гости к бабушке, в Малую Ветлугу. Иногда к ним присоединялся папа. Ехать было далеко, от Красноярска до райцентра Демидово двести двадцать километров, а потом ещё до Малой Ветлуги почти сто пятьдесят. Соня завороженно наблюдала, как за городом деревни и посёлки постепенно обступает лес, а потом, ближе к Демидово, лес вообще превращается в дремучую тайгу, через которую бежит узкая грунтовая дорога.

После райцентра населённых пунктов не было вообще, дорогу обступали толстенные сосны, чьи вершины терялись в вышине. Соне нравилось смотреть, как солнечные лучи пронизывают кроны исполинов, нравилось вдыхать чистый смолистый воздух, слышать в открытое окно автобуса пение птиц, звонкую дробь дятла, а иногда и видеть его самого, деловито бегущего по стволу старой сосны головой вниз.

На автостанции Малой Ветлуги их встречала бабушка, полная, улыбчивая, пахнущая свежевыпеченной сдобой. К приезду дочери и внучки Прасковья Агафоновна всегда пекла сдобные пироги с лесной ягодой, расстегаи с озёрной или речной рыбой — толстыми жирными линями, тающими во рту хариусом и сигом. Они шли в её большой добротный дом, сложенный из толстых брёвен, меж которых был проложен мох. Высокий глухой забор с тесовыми воротами и калиткой — всё было крепким, основательным. В доме имелась всего одна комната, светлая, большая, с побелёнными стенами, круглой печкой-“голландкой”, широкими крашеными половицами, устланными домоткаными пёстрыми половиками. Окна выходили на две стороны, а под ними располагались лавки. Ещё имелись две железных кровати с высокими перинами и горами подушек под кружевными накидками, большущий круглый тяжёлый стол, покрытый вышитой скатертью. Вокруг него располагались стулья с плетёными гнутыми спинками и жёсткими сиденьями. Массивный комод с множеством ящиков и ящичков утвердился в углу, а в другом углу стояла высокая трёхногая этажерка с десятком потрёпанных книжек и множеством фарфоровых собачек, слоников, овечек и танцующих селянок. Сама бабушка спала на кухне, на кровати, что пряталась за громадной русской печью с очагом. Соня любила взбираться по приставной лесенке на печь. Там было темно и таинственно. Старые тулупы, которыми бабушка застилала нагретые кирпичи, пахли овчиной и кошкой. Кошка, кстати, тоже любила сидеть на печи, поглядывая вниз, на людей.

Поездки прекратились, как только Соня подросла. Мама не стала брать её с собой, да и сама ездила редко. Зато бабушка, несмотря на возраст, стала бывать у них чаще. Поездки тяжело давались ей, но она упорно не желала видеть Соню в своём доме. Девочка скучала по Малой Ветлуге, по бабушкиному дому и пирогам, а Прасковья Агафоновна гладила её по русой головке и непонятно говорила: — не надо тебе к нам приезжать, родная, плохое у нас место.

Соня недоумевала: — почему плохое? Наоборот хорошее: река, лес рядом! Мне нравится!

— В том-то и дело, что лес, дитятко. Волки в лесу-то.

Мама многозначительно смотрела на бабушку предостерегающим взглядом, а Соня не отставала: — так волки же летом не нападают! Я читала, они, наоборот, сами от человека убегут, потому что сытые. Да и в лес я одна не хожу, а всегда с девчонками! — У Сони в посёлке имелись подруги, её ровесницы, две смешливые конопатые сестрички, которые всегда радовались её приезду.

— Эх, Сонюшка, нападать-то не нападают, а по посёлку ходят, да присматриваются, — бабушка вздохнула и завела с мамой разговор о том, что ей надо прикупить до отъезда, оставив Соню гадать, как могут волки разгуливать по посёлку и рассматривать людей.

После института у Сони даже передохнуть не получилось. Ещё перед защитой диплома к ней подошёл солидный дядечка и предложил работу. Она растерялась, не зная, что ответить, а он снисходительно пояснил, что любая уважающая себя компания загодя присматривает себе сотрудников в ВУЗах, отбирая наиболее перспективных.

Соня была польщена, но, так как считала себя уже взрослой, попросила времени на раздумья, тем более, что впереди ещё диплом. Дядечка усмехнулся и оставил ей свою визитку.

Вечером Соня рассказала родителям о предложении, и мама подтвердила, что компания ИнвестЭнерго действительно существует, а Кривошеев Геннадий Павлович действительно занимает должность заместителя Генерального директора по кадрам. Она посмеялась, что Соня заинтересовала такую значимую личность, а потом серьёзно сказала, что да, действительно, с некоторых пор крупные фирмы присматривают за способными талантливыми студентами, и если за время учёбы они стабильно показывают хорошие результаты, им предлагают работу в фирме.

Вот так Соня, через два дня после получения диплома, стала одним из десятка бухгалтеров компании ИнвестЭнерго с очень неплохим окладом и перспективой в ближайшем будущем подняться выше по должностной лестнице.

От Аллочки иногда приходили письма — восторженные, с массой грамматических ошибок. Она наслаждалась новым для неё статусом семейной женщины и требовала от Сони подробно расписать способ приготовления борща, который варила Анна Витальевна.

Муж подруги, Володя, не работал, “временно, пока не найдёт работу по душе”, - как писала Аллочка, так что жили они на зарплату парикмахера. Володя был свободным художником, мечтал о персональной выставке и написал уже несколько портретов и обнажённой натуры со своей жены. Гордилась им Аллочка неимоверно и надеялась, что, как только они накопят денег на аренду зала и проведут выставку его картин, Володю немедленно пригласят в Москву, потому что такой талант не может прозябать в сибирском захолустье.

В последнем письме подруга сообщала, что беременна, но муж немного расстроен, потому что считает, что им лучше было бы подождать с ребёнком до переезда в Москву. Тем не менее, делать аборт Аллочка отказалась наотрез, за что Соня горячо её похвалила и написала, что, когда они станут переезжать в столицу, у них будет шанс получить от Союза художников квартиру побольше, с учётом подрастающего малыша.