Соня с улыбкой вспомнила, как провожали её родители. Они беспокоились так, как будто она была маленькой девочкой! Снова и снова ей наказывали никуда не ходить, а тем более — в лес, даже в райцентре не вступать в разговоры на улице и не гулять в ожидании автобуса. При необходимости идти в магазин или аптеку — звать с собой кого-то из соседок. Ни за что и ни при каких условиях не поддаваться на уговоры подружек отправиться вечером в клуб на дискотеку или на новый кинофильм. Мама категорически не разрешила ей надеть новую, цвета кофе с молоком, из мягкой кожи куртку, а вместо неё принесла старую, выцветшую, покрытую плащёвкой, которая неизвестно почему хранилась много лет у родителей. Не позволили ей надеть и изящные хорошенькие ботиночки вместе с облегающими брючками, а вместо них ей пришлось напялить просторные мамины брюки и осенние сапоги на низком каблуке. Она только глаза таращила от удивления, не понимая, что с ними случилось, а потом пришла к выводу, что родители не хотели, чтобы она чем-то выделялась из общей массы скромно одетых людей.

Автобус бойко бежал по грунтовке, подпрыгивая на ухабах и кочках. Пассажиры дремали, затихли и девицы. Соня незаметно оглянулась: девицы прихорашивались, красили губы, пудрились, подводили глаза и о чём-то тихо переговаривались. У них не было никакого багажа, кроме маленьких дамских сумочек, и она лениво подумала, что и в багажный отсек они ничего не ставили. Соня даже немного им позавидовала. Именно так она и мечтала путешествовать, но нет! Куда бы она ни направлялась, всегда находилась масса вещей, которые приходилось тащить в чемодане на колёсиках или в большой дорожной сумке. Девушка с иронией дёрнула плечом: — видать, каждому — своё.

Уже давно автобус ехал среди вековечной тайги, но Соне не надоедало смотреть за окно. Она восхищалась соснами-великанами, которые стройными свечками устремлялись высоко к небу. Кое-где заходящее солнце пробивалось сквозь крону, и золотые отблески освещали толстую подушку опавшей хвои, устилавшей землю. Подлеска почти не было, и Соне казалось, что тишина, умиротворённость этого чистого, светлого леса вселяет спокойствие и уверенность, что всё будет хорошо.

Она немного подремала, потом опять смотрела в окно, на мелькающую тайгу. В этом месте имелся подлесок из осинника и тонких берёзок. Среди них, кое-где, мелькали белые пятна снега, задержавшегося в молодой поросли. Видать, солнце пока не смогло добраться до них, несмотря на тёплую погоду.

Соня опять прикрыла глаза, но усиливающееся чувство дискомфорта заставило выпрямиться. Она ругала себя, что выпила почти целую бутылку жидкости. Теперь придётся просить водителя остановиться, да ещё бежать подальше в лес, где начинаются кусты.

Тут мимо неё, по салону, прошествовали девицы, провожаемые осуждающими взглядами пассажиров. Они подошли к водителю, и одна из них наклонилась к нему. Две другие, ухмыляясь, жевали жвачку. За окном промелькнул указатель “Междуреченск”. Проехав ещё немного, автобус сбавил ход и стал останавливаться. Вот! Наверно, девицам тоже приспичило в туалет и они попросили водителя остановиться! Соня подхватила сумочку, которую не хотела оставлять на сиденье: родители снабдили её довольно крупной суммой денег на тот случай, если удастся нанять сиделку. Она рванула к дверям, и вовремя. Автобус остановился, и девицы выскочили наружу, Соня следом за ними. Вчетвером они поспешили в лес, к виднеющимся кустам. Троица оглянулась и остановилась, с любопытством рассматривая девушку: — ты кто? — у одной из них был грубый пропитый голос.

— Я — Соня, — она растерялась, — а что такое? Я вам помешала?

Те расхохотались, бесцеремонно разглядывая её: — да нет, не помешала. Их на всех хватит. Только уж ты сама, мы тебя не знаем и ты нам не нужна. — Они развернулись и попрыгали в лес, проваливаясь каблуками в рыхлую землю, оглядываясь на неё и о чём-то весело переговариваясь. Соня пожала плечами: — подумаешь, пописать она и без них сможет.

Внезапно на дороге заурчал двигатель, послышался шум закрывающихся дверей и, оглянувшись, Соня увидела, как автобус уезжает. Несколько секунд она смотрела ему вслед, не веря, что водитель бросил четверых девушек в тайге, за многие километры от населённых пунктов. Опомнившись, она закричала, бросилась к дороге и вдруг поняла, что в поисках кустиков ушла довольно далеко в лес. Когда девушка выбралась, наконец, на дорогу, автобуса и след простыл. Она повернулась в ту сторону, куда ушли трое попутчиц, и стала их звать. Тишина была ей ответом.

Уже около двух часов Соня шла по тайге в ту сторону, куда ушли девушки. Она помнила, что они проезжали указатель на Междуреченск. Видимо, троица направилась именно туда. Правда, сомнения терзали её, ведь за два часа она должна была дойти хотя бы до развилки, где был отворот на город, но никаких признаков населённого пункта она не видела. Наоборот, ей казалось, тайга становилась мрачной, угрюмой, настоящие завалы из старых поваленных сосен преграждали путь и их приходилось обходить. Соня устала, хотела есть и пить. Она поняла, что заблудилась. Её охватил ужас, когда она представила, что будет бродить по тайге, пока не умрёт от голода. К несчастью, разрядился телефон. Уезжая из дома, она не подзарядила его, полагая, что уже вечером будет у бабушки. Теперь наступила расплата за легкомыслие. Соня со стоном опустилась на теплый ствол дерева, нагретый последними лучами заходящего солнца и расплакалась. Поплакав, она высморкалась и задумалась. Скоро наступит ночь. Где она будет ночевать, девушка не представляла. Внезапно она почувствовала чей-то тяжёлый взгляд. Подняла голову и обмерла: в десятке шагов от неё стоял здоровенный тёмно-серый волк.

Зверь продолжал свой стремительный бег, легко перемахивая полусгнившие упавшие стволы, проскальзывая между тонкими деревцами подлеска. Тёплый ветерок приятно овевал разгорячённое тело, чуткий нос ловил будоражащие запахи весеннего леса. Вот проскакал заяц, путая следы и совершая огромные прыжки; за ним целеустремлённо бежит лиса, но след теряется, и рыжуха, постояв на месте, гордо удалилась ловить мышей, потому что вот он, мышиный запах, а потом капля крови и клочок серой шерсти. Айк мчится дальше, ветер приносит знакомый запах: молодые из его стаи в первый раз испытали гон и ошалели от накативших ощущений. А вот… — он резко остановился, задрал кверху морду, насторожился, нюхая пьянящий воздух. Тело натянулось, как струна. Запах звал, манил обещанием немыслимой, невозможной радости, счастьем, за которое можно отдать по капле всю жизнь. Подняв морду, он торжествующе завыл: — кончилось его одиночество и долгие годы поиска! Она нашлась, единственная, желанная, которая пойдёт рядом с ним во главе стаи, станет матерью его щенков, его недостающая часть, ради которой он готов выдержать бой с десятком самцов.

Казалось, у него выросли крылья. Лиса проводила взглядом мелькнувшую меж сосен серую молнию, мышь, пискнув, не успела отскочить и погибла под лапой, а большой матёрый волчище стлался над весенней землёй в размашистом беге.

Он выскочил на небольшую полянку и замер, как вкопанный. Она сидела, скорчившись, на поваленной ветром сосне и смотрела на него безумным взглядом. Смертельный ужас плескался у неё в глазах, и он отступил на шаг, тихо, низко заворчал, успокаивая, обещая защиту и свою любовь. Что-то смущало его в её облике и запахе, какая-то необычность, несвойственная волчицам пугливость. Он неуверенно потянул носом и отпрянул: — вот оно! То, что было в ней необычного. Это человек, человеческая женщина! Поэтому она испугалась волка, сидит, сжавшись в комок и волны страха окутывают её. Всё равно она принадлежит ему! Он долго искал её и теперь не отпустит! — Безумие гона нахлынуло, как алое пламя, но шорох за спиной заставил его резко обернуться. Молодые волки подобрались совсем близко, полукольцом стояли за тонкими осинками, жадно глядя на девушку. Он сурово глянул на них, и они отступили, а затем, под его взглядом, поджали хвосты и медленно опустились на брюхо, всем видом выражая покорность воле вожака. Он угрожающе зарычал: — вон! Убирайтесь! — и потом смотрел, как они метнулись прочь, скрываясь в чаще леса.