Отстранилась от Веры, разрывая наш с ней контакт. Улыбнулась ей. Вера — моя вера, та, кто безоговорочно верит мне, в меня и доверяет. Она не предаст, она всегда будет рядом.

— Мой Кайсар, ты почувствовал ее правду? — все так же сидя перед девушкой, подняла голову и посмотрела на него. В ответ кивок и жест рааху, чтобы освободил Веру.

Поднялась и села перед темной эльфийкой. Та не была во мне так уверена, как Вера. Бросала затравленный взгляд то на меня, то на Тайгира. Прикосновение к вискам дрожащей девушки отдалось легким покалыванием в пальцах. Проигнорировала это. Все же я только учусь. Девушка дрожащей рукой взяла знакомый мне флакончик с золотой каймой из мужских рук. Узнала в нем мужчину, сейчас сидящего рядом. Она успокоилась, поддавшись его уговорам. Почему то, я не могла понять, что он ей говорил. Будто она сама не помнит, что он ей наплел. Потом вижу, как содержимое флакончика налили в бурдюк с водой. Она уверена, что эта вода поможет мне освободиться от зависимости Кайсаром. Что так я смогу сбежать от него. Девушка желает подарить мне свободу. Узнав о том, что мне плохо и всех обыскивают, она испугалась и спрятала флакончик туда, что попалось первым — сумка Веры.

Отстранилась от эльфийки, и ничего не сказала Тайгиру. Он все почувствовал. Это он должен принести приговор.

— Высечь. Когда придет Лютриниил, она получит освободительную грамоту и вернется на земли темных. — произнес Тайгир, мне остается только перевести. Не задумываюсь на сколько это плохо для нее, не хочу слышать ее всхлипы.

Пересела перед мужчиной. Мы с ним не общались. Обычный мужчина, чуть в возрасте, легкая седина на светлых волосах, небритость. Не борода, именно неряшливость. Прикасаться к нему было противно, но я все равно коснулась его висков. Вспышка голубого света сменилась ярким белым заревом. Ощущение, что меня стукнули чем-то тяжелым по голове. А потом наступила легкость, и я провалилась в такую родную в этом мире спасительную тьму.

Нес свою маленькую упрямую женщину в шатер и думал о том, как она изменила мою жизнь. Вспомнил как принес ее, только забрав от асхаров, не понимал, почему мне так важно освободить ее от оков, вылечить все увечья. Глядя на нее мне впервые было больно, мне рааху, тому кто держал в страхе оазиры, кому платили дань. В тот день очень разозлился, вместо обещанной провизии и тканей мне дали золото и очередную женщину. Если женщин раздавал раахам за заслуги, один раах — одна женщина. То куда девать золото? Мы ни у кого ничего не покупали, только завоевывали. И вот очередная женщина. Везя ее в кахавот, уже думал о том, кому ее отдать, но она ненадолго открыла глаза, и я понял, что не смогу.

Несколько дней, проведенных ею без сознания, злили меня. Злила она, сама ситуация, все. Поэтому, как только она пришла в себя, выплеснул на ней всю эту злость. Как же было приятно в тот момент слышать крики боли и чувствовать ее страх. Как только я закончил, и спало желание наказать, то ощутил совершенно другое. Ее боль, словно свою. Впервые стало кого-то жалко. Решил почувствовать ее снова, вылечил, заставил заплести волосы. Она вела себя совсем иначе, не так как другие женщины. Это еще больше пробуждало к ней интерес и желание ею обладать. Как вспомнил значение слова «исса», сам не понял, просто откуда-то пришло. Понял, что больше нет Абера Гаалната, есть эта женщина, к ногам которой я положу мир, сделаю для нее все. Приносить ей радость, это единственный способ избавляться от боли, которая раздирает изнутри словно зверь когтями. Только тогда, когда она счастлива внутри меня спокойно.

Отправившись в соседний оазир в надежде хотя бы с них получить провизию, по возвращению рассвирепел. Женщина сбежала. Сперва думал забыть о ней, но все внутри жгло от невыносимой боли. Когда отправился ее искать, долго не мог найти следов. Она словно растворилась. В какой-то момент, подумав о том, что смирюсь с внутренней болью, и только тогда почувствовал куда мне за ней ехать. Облегчение от того, что успел до того, как ее разодрала дейра было сравни экстазу. Увидев страх в ее глазах, понял, что она никогда не сможет меня принять. Уже собрался уходить и окончательно смириться с болью, но ее тихое «стой» все изменило. Просто не смог оставить ее. И именно в тот момент я почуял ее след. Она весь день шла к каховоту, только немного сбившись с пути. Как она так далеко оказалась и почему возвращалась обратно, для меня было совсем не понятно.

А когда она через несколько дней выскочила из шатра, только придя в себя, и выбила кашу из моей руки. Яд без запаха и вкуса. Для меня не смертелен, но болезнен. Возможно, это ослабило весь хавот. А последующее нападение эльфов было бы очень своевременным.

Рано или поздно, она поймет, что в ее руках я, а вместе со мной весь хавот и я буду делать то, что пожелает она.

Окончательно осознал, что не смогу жить с болью внутри, что ни один раах не пережил уход иссы, только тогда, когда она сняла с меня блоки и я вспомнил свой мир.

Осталось только дождаться, когда она сама все поймет. Строго запрещено говорить иссе о том, кто она для тебя, пока женщина сама этого не поймет. И я каждый раз корю себя, что сказал ей, что она моя исса. Возможно, она вела бы себя по-другому. Не знаю, что чувствую, когда думаю о том, что она всегда будет рядом, будет меняться сама и менять меня.

Многие слова и поступки Саши мне кажутся странными, непонятными. Почему она всегда думает о других, а не о себе? Себя совсем не бережет, отдает всю, чтобы помочь другим. Единственное, что она действительно попросила для себя — это сохранить ее имя. Красивое имя, мне оно понравилось. Все остальное — это всего лишь капризы, она вполне могла бы обходиться без этого, но так приятно видеть ее довольное лицо и светящиеся голубым светом глаза, когда она счастлива…

Саша, не приходя в сознание, наконец-то уснула. Слегка поморщилась от боли и подложила руку под щеку. Поднялся и пошел разбираться с эльфийкой и человеком. Солнце уже давно идет к закату, а Саша может проспать теперь долго, ей надо восстановиться.

Что-то новое от эльфийки узнать не удалось. Уже стемнело и я решил, что пора заняться человеком. Тот стоял привязанный к одной из телег. Почему он не испытывает страх? Весь вечер он смотрел на то, как допрашиваю эльфийку, но ему все равно.

Подошел к нему совсем близко. Смердит грязью, потом, но не никаких эмоций. Человек вызвал во мне еще большее отвращение. Провел ему когтями одной руки от плеча до груди, оставляя неглубокий кровавый след. Он заорал от боли, но не больше. Приказал ему рассказывать. Ни слова. Ярость и злость проснулись во мне с новой силой. Давно я их не испытывал. Теперь мне будет сложно остановиться, да и не хочу я этого. Снова и снова проводя по телу человека, наслаждался его криками боли и ждал, когда он заговорит.

— Кайсар! — крик боли в голосе той, что должен оберегать остановил меня, и я обернулся к Саше.

Проснулась от ужасной боли в груди, ее словно рвали на части. Поднялась, опираясь на руки, теперь боль пронзила спину. Села на колени и осмотрелась. Одна в шатре, сквозь не плотно закрытый полог видно, что сейчас ночь. Рядом со мной светящаяся шкатулка с кристаллом на минимум, так как я люблю оставлять на ночь. Тайгира рядом нет. Вспомнила, как потеряла сознание. Стало обидно, что сейчас одна. Боль в груди усилилась. Посмотрела на нее и увидела два продольных следа от ногтей. Меня накрывала какая-то непонятная слабость, перед глазами все начало расплываться. Вот только в этот раз понимала, что еще немного и я умру.

Накинула верхнее платье, шипя от боли. Топ просто не смогла. Вышла босая из шатра и направилась к краю кахавота. Спину сверлили два недовольных взгляда. Пыталась бежать, но ноги заплетались и получалось плохо.

На том месте, где стоял паланкин, сейчас, недалеко друг от друга, стояли две повозки. К одной привязана темная эльфийка, и ее спина исполосована тонкими красными линиями, а у другой стоял Кайсар в истинном обличии. Тайгир сделал взмах рукой и боль в груди усилилась в разы.