Наклонившись, он прижался губами к моему виску, задержавшись там на долгую секунду. Затем он отстранился и начал подниматься по лестнице, его движения были скованными и тяжелыми. Я подождала, пока он окажется наверху, а затем вышла на улицу, на яркий солнечный свет, чтобы вдохнуть свежий воздух. Чтобы напомнить себе, что жизнь стоит того, чтобы жить, независимо от того, где мы находимся.

Фаусто

Сан-Лука

Святилище Богоматери Польши

Поездка в гору была медленной и ухабистой. Я вздрагивал при каждом повороте, но не жаловался. Церковь и монастырь были расположены в горах Аспромонте в Калабрии, на дне ущелья. Я был благодарен за дорогу, какой бы неровной она ни была. Несколько десятилетий назад сюда можно было добраться только пешком.

Традиция предписывала лидерам Ндрангеты встречаться здесь, и я никогда не пропускал Crimine. Я не собирался делать этого и сейчас, хотя чувствовал себя ужасно.

Я мог это вытерпеть. Сегодня мне нужно было многое успеть.

– Как у тебя там дела? — Марко оглянулся через плечо с пассажирского сиденья.

– Нормально, — выдавил я из себя.

– Швы в порядке?

Они горели, как в адском пламени, но я не хотел, чтобы он корил меня. — Да. Перестань волноваться. Ты хуже, чем Зия.

– Зия и вполовину не так плоха, как твоя жена. У меня уже пятнадцать текстовых сообщений от нее.

Я взял свой телефон и написал Франческе:

Я в порядке.

Мы почти приехали.

Перестань писать Марко.

Ее ответ был почти мгновенным:

Тогда отвечай на мои сообщения, и мне не придется этого делать!

Если тебе причинят боль, я никогда тебя не прощу.

Затем она прислала ряд эмодзи, которые заставили меня улыбнуться. В основном там были баклажаны и капли воды, но я понял, что она имела в виду. Я послал ей ответное сердечко.

Paparino! Ты послал мне эмодзи!

Я так горжусь.

Я закатил глаза, хотя моя улыбка стала шире. Моя piccola monella (перев. с итал. маленькая шалунья), всегда подталкивает и дразнит меня.

Когда машина подъехала к парадному входу, я схватил свою трость и вышел так быстро, как только мог. Было крайне важно, чтобы я выглядел почти выздоровевшим, а не инвалидом. Моммо был там, разговаривал с одним из монахов у входа, и он сразу же подошел, когда увидел меня.

– Фаусто, ciao (перев. с итал. привет)! — Он поцеловал меня в щеки. – Ты хорошо выглядишь. Намного лучше, чем я слышал.

– Царапина, — сказал я, пожав плечами. – Я ее уже почти не замечаю.

Он хлопнул меня по плечу, и я усмехнулся сквозь боль. — Va bene, va bene (перев. с итал. ладно, ладно). Ты нужен нам сильным, мой мальчик. Твой отец, он тоже был сильным. Я помню, как он получил две пули в бедро и продолжал преследовать по улицам конкурента-дилера. — Моммо хихикал, ведя меня внутрь, а я оставил Марко и Бенито разбираться с машиной.

– Все здесь? — спросил я, снимая солнцезащитные очки и засовывая их в карман пиджака. Охранники проверили нас обоих на наличие оружия, поскольку эти встречи должны были быть дружескими. Ни пистолетов, ни ножей.

– Sì, sì (перев. с итал. да, да). Мы просто ждали тебя, хотя ты живешь ближе, чем чем все остальные, не так ли? — Он грубо потряс меня за плечо, толкнув меня.

– Это потому, что я занят больше, чем все вы, ленивые ублюдки, — поддразнил я в ответ, хотя от боли у меня кружилась голова.

– Заходи. Мы собирались выпить, но теперь мы можем начать.

– Отлично.

По правде говоря, я не мог дождаться, когда снова сяду за стол. Но вместо этого я обошел большой зал, где был накрыт круглый стол. Я пожимал руки, целовал щеки, хлопал по спине и вел себя так, как будто три недели назад на меня чуть не совершили покушение. Кто-то протянул мне «Campari» с содовой, и я увидел, что это был Марко. Я послал ему благодарный взгляд и выпил половину коктейля одним глотком.

В комнате находились члены La Provincia, совета по контролю.

Не хватало только Энцо Д'агостино. С его стороны было разумно не появляться, потому что я бы задушил его на месте.

Наконец все лидеры сели, а наши люди встали позади нас. Я оказался между донами из Реджо-Калабрии и Плати, которых я хорошо знал.

Паскуале Боргезе был capo crimine, а также дипломатом и посредником группы, поэтому он призвал собрание к порядку. — Синьоры, давайте начнем, поскольку нам всем не терпится вернуться домой. Некоторым больше, чем другим.

– Да, те, у кого есть подружки! — крикнул кто-то, вызвав всеобщий смех.

Боргезе поднял руку. — Мы должны начать с самого последнего конфликта между нами, который обострился и стал уродливым. Слишком уродливым, на мой взгляд. Я знаю, что многие за этим столом считают так же. Раваццани, может быть, вы объясните?

Я отодвинул свой стул и медленно поднялся. — Вы все меня знаете. Вы знаете, что я не нападаю, если меня не спровоцировать. Все началось с малого: группа пиратов, нанятая Д'агостино, украла мой груз. Затем Д'агостино похитил мою жену, засунув ей в рот пистолет.

– Она была вашей женой в то время? — спросил Моммо, хотя все уже знали ответ.

– Нет, но она дочь Роберто Манчини, одного из наших лидеров в Торонто, и в то время она была беременна моим ребенком. — Я втянул воздух и продолжил. – Д'агостино также шантажировал одного из моих людей, чтобы тот присвоил себе тридцать миллионов евро. — Брови поднялись по всему столу. – И он нанял убийцу, чтобы тот застрелил меня на улице.

Я дал всем этим словам усвоиться. Каждый человек за этим столом на моем месте потребовал бы возмездия. Они знали, что я чувствую.

– Поэтому я спрашиваю: оставил бы кто-нибудь из вас Д'агостино в живых после всего, что он сделал?

Ни у кого не хватило смелости ответить да. Если бы они ответили, я бы назвал их лжецами.

– Dai (перев. с итал. да ладно), Фаусто, — сказал Боргезе, попыхивая сигарой. – Ты похитил и пытал Д'агостино. В течение нескольких дней.

Я поднял руки. — Я не отрицаю этого, но скажу, что был оправдан. Франческа - любовь всей моей жизни. Если бы твою жену похитили, ты бы сделал то же самое.

– Он думал, что похищает твою mantenuta (перев. с итал. любовницу), шлюху. — Моммо пожал плечами, как будто это было приемлемо. – Мы все знаем, что девочка Манчини была нечиста, когда она приехала в Сидерно.

Мой характер вспыхнул, и я подавил его безжалостным усилием воли. Сейчас было не время.

– Basta (перев. с итал. довольно), — Боргезе сказал Моммо. – Это его жена, о которой ты говоришь. Мать его ребенка.

Моммо извинился, а я продолжил, глядя на каждое лицо в комнате. — Я бы предпочел сам разобраться с ситуацией с Д'агостино. Я прошу, чтобы никто здесь не вмешивался.

Боргезе затянулся сигарой и откинулся в кресле. — Кто-нибудь возражает против просьбы дона Раваццани?

Другой пожилой дон сказал: — Что будет, если это перерастет в конфликт, как в 80-е годы? Мы все едва выжили.

– Это хорошая мысль, — сказал другой дон. – Мы не можем позволить себе привлечь внимание Гвардии или потерять наших солдат.

– Я обещаю, что насилие ограничится Неаполем. Даю слово, под мою клятву, это не прольется ни на одну из ваших территорий.

Это, казалось, удовлетворило зал. Боргезе кивнул. — Тогда мы согласны. Раваццани и Д'агостино уладят это между собой. Давайте двигаться дальше.

– Подождите, — сказал я, оставаясь на ногах и используя трость для равновесия. – У меня есть еще два связанных с этим дела.

– Связанные с Д'агостино?

– Да. — Боргезе жестом попросил меня продолжать, и я кивнул в знак благодарности. – Мне пришло в голову, - сказал я, - по мере развития событий, что Д'агостино не может работать в одиночку. Энцо, он честолюбив, но не умен, понимаете? Должен быть кто-то старше, возможно, мудрее, чтобы давать ему советы. Убедить его, что я стану идеальной мишенью. В конце концов, я контролирую больше всех за этим столом. И в конце концов, речь шла о деньгах, а не о моей жене.