Я снова посмотрел в окно, не отвечая. Конечно, она могла подумать, что есть другой путь. Но я знал эту жизнь лучше, чем она, и никакой альтернативы не было. Я не стану оправдываться. Моя рука дрожала, когда я засовывал ее в карман брюк. Насилие таилось в глубине моего живота, тьма, которая в последнее время всплывала все чаще и чаще, казалось, никогда не удовлетворялась.

Даже Марко поморщился от некоторых творческих способов, которыми я причинял боль Энцо.

Что происходит, когда я не могу прогнать тьму?

Франческа проскользнула между мной и окном, ее прекрасное лицо смотрело на меня сверху. Cristo (перев. с итал. христос), я так сильно хочу ее. Но мои чувства были еще слишком грубыми, слишком жестокими. Мне нужно было побыть одному.

Я нахмурился и посмотрел на нее. — Тебе лучше уйти.

– Нет, я не оставлю тебя, пока... — Ее ладонь прикоснулась к моей челюсти, выражение ее лица было одновременно понимающим и решительным. – Не делай своему сыну больно. Есть вещи, которые нельзя исправить, однажды сломав их.

Она говорила мне это и раньше. Я ненавидел напоминание о том, как я причинил ей боль, как разрушил все между нами. — Как ты?

– Это черта, которую ты не можешь переступить. Джулио узнает, и это разрушит все твои отношения с ним. Ты его отец. И я знаю, что ты любишь его. В глубине души ты не хочешь причинить ему боль.

– Ты мне очень дорога, amore (перев. с итал. любимая). Даже больше, чем все остальное. — Я убрал ее волосы с лица, чувствуя, как мягкие пряди касаются моей кожи. – Но не проси меня об этом.

– Я прошу, и я буду просить снова и снова, до тех пор, пока ты не выслушаешь меня. Это будет ошибкой.

– Я принял решение. Я не стану менять свое решение.

– Это чушь. Ты можешь изменить все, что захочешь. Это ты имеешь над нами власть, paparino.

Употребление слова «нами» не прошло для меня бесследно, как и прозвище. Я тяжело сглотнул, отступил назад и пошел наливать еще одну порцию. — Тебе лучше уйти.

– Нет, не уйду. Я обязана знать, что ты собираешься делать. У нас будет общий ребенок. Я не хочу думать, что ты настолько жестокий, когда дело касается твоей собственной плоти и крови.

– Ты не поймешь, — огрызнулся я. – А если ты, наконец, не готова позволить мне трахнуть тебя, ты зря тратишь свое время.

– Это то, что поможет тебе, чтобы очистить твою голову? Неужели трах со мной успокоит тебя настолько, что ты сможешь рассуждать здраво?

– Нет. Это только усилит мое желание трахать тебя.

– Что если мы заключим сделку?

Я сделал паузу, стакан с виски был на полпути ко рту. Она серьезно? — Ты обменяешь свою киску на жизнь Пауло?

– Получится ли?

Я провел взглядом по ее телу, моему члену очень понравилась эта идея. — Я не знаю.

– В таком случае, возможно, нам стоит попробовать и посмотреть.

В ее выражении лица не было и намека на колебания, но этого было недостаточно.

Я не хотел, чтоб она оседлала мой член в качестве части сделки за жизнь какого-нибудь stronzo’s (перев. с итал. ублюдка). Хотелось ее покорности и полноценного участия. Я хотел, чтобы она страстно желала того, что мог дать ей только я, так как и она мне.

Мы оба были упрямы. Может быть, ей это было нужно как предлог, чтобы снова трахнуться со мной? Она уже ласкала себя пальцами, наблюдая за мной в душе, ее киска была настолько мокрой, что ей пришлось вытирать пальцы, чтобы продолжить мастурбацию.

С чувством желания у нас никогда не было проблем. Так нужен ли ей был способ как-то оправдать его?

Ее дыхание участилось, и я расслабился, моя решимость рухнула, когда мой член удлинился. Если я должен был получить ее именно таким образом, то так тому и быть. Я был слишком в отчаянии, чтобы отказаться.

Слова вырвались у меня изо рта. — Снимай свою одежду.

Она потянулась к краю футболки. Материал упал на пол, обнажая красное кружево, и весь воздух стремительно покинул мои легкие.

Madre di Dio (перев. с итал. матерь божья). Красный боди.

– Смотри, что я нашла в своем ящике. — Она вылезла из своих штанов для йоги, демонстрируя длинные ноги, которые я любил чувствовать, обхватывая бедрами. Ее талия все еще была маленькой, но беременность сделала ее сиськи еще полнее. Они выпирали из чашечек боди. Откинув брюки в сторону, она сказала: – Думаю, ты не избавился от всего моего нижнего белья после того, как отослал меня.

Я не мог дышать, не мог думать. Я был одновременно благодарен и зол, понимая, что она надела это, чтобы властвовать надо мной. И это работало. Я не мог сопротивляться ей, не мог отказаться. Я хотел ее слишком сильно, необходимость в ней в моих яйцах была слишком велика. Я любил ее, и мое тело требовало только одного - доказать ей это.

Я провел языком по зубам, раздумывая, прежде чем прорычать: — Ложись на диван и раздвинь ноги.

Ее лицо слегка нахмурилось. — Если я это сделаю, это не значит, что я тебя простила.

Несмотря на то, что мне некого было винить, кроме себя, мне хотелось ударить кулаком в стену. Пять недель назад для нее такой приказ не был бы вопросом, а мне нужно было получить признание. Ничего другого не оставалось. Она была моей.

Тем не менее, я знал, что ей хотелось услышать, хотя и не был уверен, что могу в это поверить. Я наклонил голову. — Конечно.

Мое согласие удовлетворило ее. Она пошла к дивану, ее задница была очень крепкой и упругой, абсолютное совершенство, когда она двигалась по паркету. Я хотел отшлепать ее, отметить ее. Выпороть ее только для того, чтобы я мог слизать ее слезы. Я хотел каждую ее часть, хорошую и плохую.

Она устроилась на подушках, лицом ко мне, и раздвинула ноги. Ее светлые волосы волнами рассыпались по плечам, а румянец на щеках говорил о том, как ей нравится быть выставленной напоказ. — Развяжи завязки, — сказал я.

Нежные пальчики потянулись между ее ног, и вот одна за другой расстегнулись завязки, каждый мягкий хлопок - это удар по моему бедному запущенному члену. Я был таким твердым, кожа плотно натянулась на моем стволе, и я не мог дождаться момента, когда смогу засунуть в нее себя, снова почувствовать тепло и жар после столь долгого времени.

Когда ткань разошлась, ее киска была выставлена на всеобщее обозрение. Она недавно побрилась, оставив себя голой, и блестящие губы заставили меня разинуть рот. Моя piccola monella (перев. с итал. мальнькая шалунья), играющая с огнем.

Я осторожно поставил бокал, затем преодолел расстояние до дивана и опустился на колени между ее бедер. Запах ее возбуждения заполнил мой нос и легкие, заставляя мою голову плыть. Черт, да. Я мечтал об этом так долго - каждый раз, когда закрывал глаза в течение последних пяти недель, - что мне казалось, что это реальность.

Моя грудь вздымалась, когда я наклонил голову, мои руки скользнули под ее бедра, чтобы притянуть ее ближе, но я остановился как раз перед тем, как мой рот достиг ее идеальной кожи.

Я дышал на нее, но не предлагал никакого облегчения. — Умоляй меня, — прошептал я. – Умоляй чтобы я съел твою киску, dolcezza (перев. с итал. милая).

Франческа

У меня не было времени размышлять, было ли это ошибкой или нет.

Я надела красный боди для подстраховки, на случай, если мне понадобится открыть девочек в кружевах и соблазнить его, чтобы он не трогал Джулио или Пауло. Я думала, что Фаусто взглянет на меня, примет любое мое требование, а потом в ярости овладеет мной.

Следовало бы знать лучше.

Мягкие выдохи из его рта дразнили мою кожу, а мой клитор пульсировал с каждым ударом сердца. Не может быть, чтобы он не заметил, насколько я была мокрой в этот момент. Мне нужен был его рот на мне. Я страстно желала ощутить его губы и язык, скрежет его зубов, то, как он посасывал и облизывал меня, будто изголодался по мне...

Я не пропустила огромную эрекцию в его брюках. Он так же сильно хотел этого, как и я.

Потянувшись вниз, я проникла пальцами в его шелковистые волосы, желая прикоснуться к нему. Господи, этот мужчина. Он возбуждал меня так, как никто другой в мире.