– Спасибо. — Интересно, что делали мои сестры, когда от меня не было вестей, они говорили с моим отцом или нет. Они обратились к Джулио, слава Богу. Папа был последним человеком, которого я хотела бы вовлечь в эту неразбериху. – Только вот мне нужно будет воспользоваться твоим телефоном. Одному Богу известно, когда Фаусто вернет мой.

– Твой планшет в одном из этих чемоданов. — Он кивком указал на чемоданы у двери. – Все твои вещи я упаковал вчера вечером.

– Спасибо. Ты лучший.

– Я знаю.

Я заметила, что на костяшках его пальцев были ссадины и царапины, а руки распухли. — Это все из-за прошлой ночи? — Я наклонила подбородок к его рукам.

– Да. — Он согнул свои длинные пальцы. – Болит жутко сегодня.

– Тебе это нравится? Бить людей и вести тяжелую игру в мафию?

Он приподнял бровь. — Нам стоит об этом говорить?

– А почему бы и нет? Странно, что мы никогда не говорили об этом раньше, тебе не кажется?

– Я делаю то, что должно быть сделано, как любой хороший солдат.

– Это дерьмовый ответ. Поговори со мной серьезно хоть секунду.

Он тяжело выдохнул. — Я не знаю, как это объяснить, но внутри меня есть часть которая чувствует себя недостойным, как будто мне всегда нужно доказывать свою правоту отцу. Он великий Фаусто Раваццани, и я должен идти по его стопам. Но как я могу сравниться с ним?

– Он не такой уж и великий, — сухо произнесла я.

– Разумеется, ты так говоришь. Но я его наследник, и я хочу, чтобы он гордился мной. — Он посмотрел на свои часы, поправляя толстый металлический ремешок. – Странно, раньше я ненавидел насилие, а чем старше становлюсь, тем больше люблю его. Пожалуй, это делает меня долбанутым.

– Не долбанутым. Твой отец - il Diavolo, в конце концов. Это в твоей... — Я отрезала последнее слово. Черт, во мне была половина ДНК Фаусто, и я выращивала ребенка. Его гены могут служить гарантией того, что ребенок будет жестоким?

– Не стоит беспокоиться об этом, если ты оставишь его, — сказал Джулио, прекрасно читая мои мысли. – Я вырос в этой жизни. Наследником. У меня никогда не было шанса. А вот твой ребенок сможет расти за пределами нашего мира, в хорошем месте, где есть пикетные заборы и нет пуль.

Это было возможно только в том случае, если Фаусто отпустит меня, а что-то подсказывало мне, что он этого не сделает.

Фаусто

В половине дня, придя на кухню, я обнаружил, что мой сын и моя женщина смеются за чашкой кофе и корнетти. Казалось, что ужаса последнего месяца не было. Я улыбнулся. Скоро все вернется на круги своя, включая Франческу, безудержно трахавшую меня.

Когда я приготовил еще один эспрессо, их смех утих. Но в голове у меня были другие мысли. Я был измотан. Энцо еще не сломился, но он сломается. Прошлой ночью я доставил ему много страданий, которых хватило бы на несколько дней.

Тем не менее, мое настроение было легким. Моя dolcezza(перев. с итал. дорогая) вернулась под мою крышу, туда, где ей и место.

– Нужно идти, — тихо сказала она Джулио. – Я не хотела бы опоздать.

Это заставило меня обернуться. — И куда это ты собралась сегодня утром?

Ее правый глаз дернулся, но голос остался ровным. — К акушеру, Фаусто.

– Я отвезу тебя. — Мой день был забит звонками и отчетами, но я откладывал их, чтобы провести его с ней. Для того чтобы она простила меня, мы должны были провести время вместе.

– Ты отвезешь меня к врачу. Ты?

– Я. — Я взглянул на своего сына. – Скажи Марко. Чтобы со мной было шесть человек, спереди и сзади машины.

– Sì, Papà (перев. с итал. да, отец). — Целуя Франческу в щеку, он исчез из кухни, чтобы заняться приготовлениями к поездке. Я остался с ней вдвоем, так как Зия уже была на улице в саду.

– Не говори так, что собираешься поехать со мной, — сказала она. – Ты никогда не покидаешь поместье.

– За исключением тебя, похоже. А в чем проблема? Я отец ребенка. Я должен ходить на такие приемы. — Я не сопровождал Люсию к врачу, поэтому не знал, чего ожидать. Но это были вещи, которые большинство мужчин делали, когда их женщины были беременны, не так ли? В то время, когда жена Марко вынашивала мальчиков, Марко дорожил крошечными черно-белыми фотографиями УЗИ как как золотые слитки, показывая их всем, кто находился поблизости.

Казалось, она затруднялась с ответом, ее рот несколько раз открывался и закрывался. Наконец, она сказала: – Я бы предпочла, чтобы ты не ходил.

Я отпивал свой эспрессо и смотрел на нее поверх ободка чашки. Если ей все равно на меня, как она утверждала, почему бы не позволить мне пойти с ней? Впрочем, мы оба знали, что меня она не разлюбила. Я бы никогда не позволил этого. Я был готов пойти на все, чтобы добиться прощения этой женщины. — Это очень плохо, — сказал я. – К тому же, я хочу сам услышать, что с нашим ребенком все в порядке.

– Как скажешь. — Она встала и отнесла свою посуду в раковину. – Правда, я хочу спросить, что за сумасшедший дарит палец в подарок беременной женщине?

– Джулио уже сообщил мне, что это плохая идея, но ты заслуживаешь доказательств его страданий, amore mio (перев. с итал. моя дорогая).

В мойке раздался звон фарфора. — Черт, — пробормотала она, поправляя посуду.

Неужто это ласкательное слово так ее взволновало? Если это так, то ей следует быть осторожнее. за себя. Такого будет гораздо больше, как только я смогу пробраться внутрь.

– Пойдем, — произнесла она ровным тоном, проходя мимо меня.

Хм. Ее манера поведения была неестественно спокойной. Я рассчитывал на спор или как минимум, язвительныйй комментарий. Я любил спорить с ней. В те времена, когда мы были вместе, наши споры обычно приводили к траху.

Может быть, это новое отношение было тактикой, чтобы избежать споров со мной?

А в этом есть смысл. Я улыбнулся, следуя за ней через замок. Я бы с радостью принял участие в схватке умов с этой женщиной, но она проиграет. Я поднялся в этом мире не за счет того, что мне удавалось хитрить. Тем не менее, я наслаждался вызовом.

Она может вести себя как угодно спокойно и скучно. Это не поможет. В ней не было ничего, что могло бы мне наскучить. Разве Франческа этого не знала?

Сев в машину, она стала изучать улицы через окно, не обращая на меня внимания. Но мне было все равно. Во время поездки мне предстояло сделать множество рабочих звонков. В том числе - связаться с Тони, который курировал легальную сторону моей бизнес-империи. Во время разговора он говорил о сделках и нашей папке, а я слушал в пол-уха. Уголком глаза я наблюдал, как Франческа дрыгает ногой, ее плоская туфля болтается на кончиках пальцев. Это было непреднамеренно и сексуально, и мне хотелось притянуть ее ноги к себе, провести ладонями по ее икрам...

– Перестань смотреть на меня, — сказала она, не сводя с меня взгляда. – Это жутко.

Она наклонилась в другую сторону, закрывая от меня свои ноги, и я постарался не рассмеяться. Жутко? В таком случае, почему ее соски торчали сквозь лифчик и рубашку? Она не могла скрыть от меня реакцию своего тела.

Я закончил звонок, как только мы подъехали к зданию. Она потянулась к ручке двери, но я схватил ее за руку. — Ожидай здесь. Не вылезай, до тех пор, пока тебя не окружит охрана.

– Фаусто, единственный человек, от которого я в опасности, это ты. — Она открыла защелку и вышла из машины, а я был вынужден отпустить ее. Черт побери.

Я поспешил выйти и быстро пришел в себя. Мужчины окружили нас, и мы все направились к двери. — Cristo (перев. с итал. гопроди), Франческа! Тебе небезопасно бегать по улицам Сидерно.

– Я прошу прощения. — Она надела на лицо солнцезащитные очки и скрыла глаза от меня. – В другой раз я подожду.

Ее голос был напряженным, как будто согласие чуть не убило ее. Я должен был отдать должное ее актерскому мастерству. Если бы я не знал ее так хорошо, я бы, возможно. поверил бы, что она говорит серьезно.

Один человек уже был в лифте, когда в него вошла наша свита. Он бросил взгляд на больших солдат и выпуклости под нашими пиджаками и быстро вышел, прежде чем двери лифта закрылись. Франческа вздохнула, но ничего не сказала.