— Я же говорила тебе, он не в себе. Решения, которые он принимает, не отражают его чувств к тебе.

— Конечно. Но он все еще их создает.

Ее губы сжались в тонкую линию. Сказать больше было нечего. Мой парень только что запретил мне входить в свой офис, и мы обе это знали.

В полночь я получила сообщение. Я смотрела на его имя на экране, водя большим пальцем по экрану, пока оно не почернело. Было облегчением, когда оно исчезло. Я положила телефон лицевой стороной вниз на прикроватную тумбочку, накрыла голову одеялом и заставила себя закрыть глаза.

Утром, после нескольких часов прерывистого сна, я позволила себе почитать сообщения Уэстона.

Уэстон: Сейчас дома. Вот-вот разобьюсь. Плохой день.

Уэстон: Ты спишь?

Уэстон: Спокойной ночи, детка.

Сегодня утром он прислал мне еще одно.

Уэстон: Свяжись со мной, когда получишь это сообщение, чтобы я не волновался. Слишком много всего происходит, чтобы беспокоиться о тебе, детка.

То, что я плакала перед тем, как встать с постели, было плохим признаком того, как пройдет день. Я смахнула слезы с глаз.

Горькая часть меня хотела, чтобы Уэстон волновался, поскольку я была поглощена этим. Но я не была настолько мелочной.

Я: Я в порядке. Не волнуйся. Надеюсь, сегодня будет лучше.

Я больше не проверяла свой телефон, пока не приняла душ и не оделась на работу. Он прочитал его, но не ответил. Страх свинцом скрутил меня изнутри. Ничто в происходящем не казалось правильным. Уэстон был в кризисе, и вместо того, чтобы опереться на меня, он держал меня на расстоянии вытянутой руки.

Или, может быть, он полностью отталкивал меня. Вот на что это было похоже.

Сирша была на кухне, когда я вошла. Как только она увидела мое лицо, она до краев наполнила кружку кофе и подвинула ее ко мне через столешницу. Когда я увидела, что это была та самая кружка, которую я купила ей на фермерском рынке, с изображением опоссума и надписью: «Ешь мусор и приветствуй сатану», я чуть не разрыдалась. Это была ее любимая кружка. Она никогда не делилась ей.

— Ты меня жалеешь, — обвинила я.

Она дернула бедром.

— Твой парень ведет себя как мудак, так что…

— Он не мудак. Он просто… — Я замолчала. Я еще не решила, что именно я чувствую.

Сирша бросилась ко мне с протянутыми руками. Я позволила ей обнять себя, но наотрез отказалась плакать. Мой макияж был готов, и у меня не было времени его переделывать. Именно здесь я заняла свою позицию.

Она отстранилась, положив руки мне на плечи.

— Он ведет себя как придурок, милая. С этим не поспоришь. Я понимаю, что ему приходится нелегко, но ты здесь в полном неведении. Это неправильно. Он не может просто оставить тебя в стороне, когда жизнь становится тяжелой.

— Ты права, и я не собираюсь пытаться это отрицать. Но что я могу поделать? Я не могу ворваться в его офис и потребовать внимания. Это не в моем стиле. Даже если это было… — я подавилась собственными словами. Мне потребовалось две попытки прочистить горло, чтобы выдавить их. — Мне все равно запрещено входить в его кабинет.

Тогда я чуть не рухнула. Сочувственное выражение лица Сирши вызвало у меня желание упасть в ее объятия и провести там весь день. Я не была такой девушкой, но дело в том, что Уэстон дал обещания в прошлый раз, когда я простила его за то, что он предпочел мне свою работу, и я верила, что он их сдержит.

Он этого не сделал.

Реальность сбила меня как грузовик.

— Лиз…

Я покачала головой.

— Нет, все в порядке. Я в порядке. Мне нужно идти на работу. Я уверена, что все будет хорошо.

Она вздохнула так, словно я была самым печальным существом, которое она когда-либо видела, и я вроде как почувствовала то же самое. Если бы Патрик просто перестал разговаривать со мной на несколько дней подряд, а потом сказал своему помощнику, что мне запрещено навещать его, я бы послала его к черту, независимо от причины.

Но это был Уэстон.

Исключение из всех правил.

Я еще не была готова от него отказаться.

Мои полуночные сообщения продолжали приходить, но это была моя единственная переписка с Уэстоном до конца недели. В офисе было много работы, и в мое свободное время Сирша практически танцевала на голове, чтобы отвлечь меня от моего быстро угасающего парня.

Я читала новости и слушала сплетни в офисе. Люди волновались, но были уверены, что Уэстон все исправит. Они говорили это, заламывая руки и обновляя свои резюме, на всякий случай.

Симпатия смягчила мое отношение к Уэстону. Его мантия была тяжелой. Теперь все смотрели на него, и, должно быть, стоять под этим грузом было нелегко.

Однако мое терпение было на исходе. Одна неделя пренебрежения и того, что меня отправили из Andes, и мне было более чем больно. Уэстон с каждым днем все больше разрушал нас.

Его полуночные сообщения были пощечиной.

Мне хотелось подбежать к пентхаусу и закричать: «Ты запретил мне входить в свой офис!». Но я была не из тех, кто кричит. Я была своенравной. Типа «тихо покончи с этим». Типа «устраняюсь от ситуации, постепенно выравнивая себя».

Когда снова наступили выходные, я потащилась на фермерский рынок с Сиршей, но даже ее жизнерадостность не смогла удержать меня на плаву. Я достала телефон, когда она отвлеклась, и написала Уэстону, хотя обещала себе и ей, что не буду этого делать.

Я: Привет… Я знаю, что ты занят, но я подумала, может быть, мы увидимся, хотя бы ненадолго. Ты в офисе?

Не дожидаясь ответа, который, как я знала до мозга костей, я не получу, я засунула телефон обратно в сумку, мой желудок скрутило от стыда за то, что я попросила объедки.

Сирша врезалась в меня, отвлекая мои мысли от душевной боли.

— Детка, посмотри, что у меня есть для тебя, — она подняла стеклянную банку в форме улья с маленькой пчелкой наверху.

— Что это?

— Ты кладешь в него мед и подаешь его с помощью этой маленькой вращающейся палочки. Разве это не восхитительно? Я купила это для тебя, потому что ты — восхитительна (прим. в ориг. используется фраза bee's knees (дословно: колени пчелы) — идиома, используемая для описания чего-то превосходного или выдающегося).

Я взяла у нее контейнер, сдерживая внезапные слезы.

— Это самый милый подарок, который мне когда-либо дарили.

От Сирши было не спрятаться. Она обхватила мои щеки обеими руками и поцеловала в лоб.

— Не смей плакать посреди фермерского рынка, или я тоже начну плакать, и тогда я никогда не смогу вернуться и попросить номер телефона этого милого парня.

— Почему бы тебе не попросить его номер прямо сейчас?

Она подняла брови.

— Я держу его в напряжении. Это мой второй уик-энд, когда я флиртую с ним. Думаю, еще один, и он созреет для того, чтобы его подцепить.

Вот так просто ей удалось сдержать мои слезы и рассмешить меня.

К вечеру от Уэстона не было никаких известий. В один из редких моментов, когда Сирша не присматривала за мной, я взяла ключи, отбросила свою гордость и поднялась на лифте в пентхаус.

Я вошла и остановилась в дверях, когда меня не встретила тишина, которой я ожидала.

— Привет? — позвала я.

Телевизор замолчал.

— Лизи?

— Майлз?

Я рискнула спуститься по лестнице, и появился Майлз, уперев руки в бока, со счастливой улыбкой на лице.

— Привет. Я не ожидал тебя увидеть. Уэстон послал тебя убедиться, что я не разгромлю его квартиру?

Это ответило на вопрос, был ли Уэстон здесь. Я была разочарована, но я была бы разочарована еще больше, если бы он был здесь, зависал, игнорируя мои сообщения.

— Нет, он меня не посылал, — ключи впились в мою согнутую руку. — Он… он в офисе?

Майлз склонил голову набок, его лоб сморщился в замешательстве.