У меня вырвался сухой смешок.
— Слишком часто. Я проклинаю гребаную землю за то, что она разделяет нас.
— Это немного безумно, Уэсти.
Уэсти. Никогда не думал, что почувствую облегчение, услышав, как она меня так называет. Это означало, что у меня был шанс.
— Говорю тебе, Элиза, я действительно люблю тебя.
Уголки ее рта изогнулись.
— Ты больше никогда не сможешь так со мной поступить.
— Я не буду, — я прижался своим лбом к ее лбу. — Моя работа была моей жизнью в течение десяти лет. Это важно для меня, но не больше, чем ты.
— Докажи это, — бросила она вызов.
— Я это сделаю, — как-нибудь. Каким-нибудь способом. — Будь терпелива со мной?
Чтобы избавиться от десятилетней привычки, вокруг которой я выстраивал свою роль в компании, потребуется время. Это не было проблемой Элизы, и я отказался сложить свое бремя к ее ногам.
— До тех пор, пока ты не забываешь обо мне.
— Никогда. — Это я мог бы легко пообещать.
Ее вздох коснулся моих губ, затем она наклонила лицо, так что ее губы коснулись моих.
— Я тоже тебя люблю, ты знаешь. Меня пугает, насколько глубоко мы с тобой связаны и как легко тебе было бы опустошить меня.
Ее признание ударило меня прямо в солнечное сплетение. Красота и уродство того, что она сказала, врезались в меня, пока все, что я мог сделать, это прижать ее к себе и зарыться лицом в ее волосы, вдыхая ее аромат.
— Не бойся. Я держу тебя.
Она шмыгнула носом и вцепилась мне в рубашку сзади.
— Ты встал между мной и горным львом. Я тебе верю.
— Кошечка-переросток, — пробормотал я.
Она засмеялась, затем дернула меня за волосы, чтобы поднять голову. Ее рот ждал меня. Я упустил много возможностей в своей жизни, я не хотел терять ни секунды, чтобы не целовать Элизу.
ГЛАВА 31
Я запрокинула голову, мой смех эхом отразился от стен лифта.
— Я не отвечала за пасту, так что не моя вина, что она была испорчена.
Уэстон притянул меня к себе.
— Ты меня отвлекала. Нашего учителя ждет провал. Ты знаешь, что я никогда в жизни ни в чем не проваливался?
— Это потому, что ты никогда не брал уроков кулинарии, — я покусывала его гордый, неряшливый подбородок, пока мы поднимались в пентхаус. — Я не удивлена, что ты никогда не терпел неудачи, ты, гиперуспешный.
Он прищелкнул языком и покачал головой.
— Съел мармеладную пасту.
Я схватила его за лацканы пиджака.
— Мы ужасные повара, но нам было весело, не так ли?
Он взял мое лицо в ладони и медленно оглядел меня. Уголки его рта дрогнули, как и мое дыхание.
— Я не могу придумать ничего более веселого за пределами спальни — чем уничтожать все до единого ужины, которые мы пытались приготовить на занятиях шеф-повара Сандры.
— Люблю тебя, — прошептала я.
— Я тоже люблю тебя, детка.
После гала-концерта прошло почти две недели. Уэстон прилагал усилия, чтобы быть внимательным парнем, даже в разгар решения проблем с поставщиками в Калифорнии. Была пара дней, когда я его почти не видела, но он давал мне знать, что я у него на уме, через электронные письма и смс, а затем в конце дня прижимался своим телом к моему в постели.
Мы только что закончили наш последний урок кулинарии, и, хотя мы ничему не научились, я хотела записаться на следующий. Уэстон был очень способным во всех аспектах своей жизни, кроме этого. Помимо трех приготовленных им блюд, он был ужасным поваром.
Я тоже.
Но, черт возьми, как же нам было весело пытаться и терпеть неудачу.
Также было облегчением узнать, что Уэстон не во всем идеален. Облегчение для меня, а не для него. Ему очень, очень не нравилось, что он не может в чем-то преуспеть.
Наши рты были прикованы друг к другу, когда мы ввалились в квартиру Уэстона. Он запустил пальцы в мои волосы, удерживая меня на месте, чтобы впиться в мои губы своими. Он всегда целовал меня так, словно это был наш последний поцелуй.
Я вытащила его рубашку из штанов и провела ладонями по его упругому прессу, вздыхая ему в рот. Его пресс напрягся, и я обвила руками его талию, поглаживая линию мышц вдоль позвоночника. У меня кружилась голова от желания, и оно не уменьшалось с течением времени. Если уж на то пошло, оно только усиливалось.
Кто-то прочистил горло.
— Возможно, сейчас самое время сообщить вам, что я здесь.
Уэстон немедленно толкнул меня за спину, и я оглянулась, чтобы увидеть незваного гостя. Майлз откинулся в гостиной, он вытянул ноги перед собой, скрестив лодыжки, в одной руке у него была бутылка воды, в другой — книга в мягкой обложке.
Он отложил книгу и пошевелил пальцами.
— Сюрприз.
Уэстон скрестил руки на груди.
— Тебе здесь не рады.
Поскольку угроза опасности миновала, я обошла Уэстона стороной.
— Я думаю, Уэстон имеет в виду, что мы не знали, что ты будешь здесь сегодня вечером.
— Я имел в виду то, что сказал, — нараспев произнес Уэстон.
Майлз вздрогнул, и от его страдальческого выражения у меня внутри все сжалось. Они с Уэстоном никогда не были друзьями, но расстояние между ними было утыкано шипами и охранялось кровожадными крокодилами. Казалось, что наладить отношения почти невозможно.
Потирая затылок, Майлз подвинулся к краю дивана.
— Я отправил сообщение, но, судя по вашему арктическому приветствию, я предполагаю, что оно не было прочитано, — когда Уэстон не ответил, он продолжил. — Послушай, я жил с мамой и папой, пока в моей квартире шел ремонт…
Уэстон за моей спиной напрягся.
— В каком месте?
Майлз склонил голову набок.
— Э-э, таунхаус, который я купил год назад. Я отправил тебе список по электронной почте. Ты даже ответил: «Выглядит неплохо». Для этого нужен был «рено» сверху донизу, так что это, очевидно, не выглядело хорошо, но я предположил, ты хочешь сказать, что видел потенциал. — Он нахмурил брови. — Ты не помнишь?
Я оглянулась на Уэстона. Его ноздри раздулись, когда он уставился на своего брата. Затем он покачал головой.
— А, ладно, — Майлз кивнул, его челюсть дрогнула. — Я вроде как удивлялся, почему ты больше никогда об этом не упоминал.
Я разрывалась, что было странно. Я должна была быть на стороне Уэстона не только потому, что обожала его, но и из-за моей истории с Майлзом, но смятение Майлза и его потребность быть замеченным старшим братом были ощутимы.
— Ничто из этого не объясняет, что ты делаешь в моем доме, — тон Уэстона был сухим и нетерпеливым.
Майлз встал и пнул ногой спортивную сумку, стоявшую рядом с диваном.
— Я надеялся, что смогу переночевать здесь. Как я уже сказал, я жил с мамой и папой, но я больше не могу этого делать. Папа проводил рядом намного больше времени, чем обычно, и все, что они делали, — это ссорились.
— В этом нет ничего нового, — Уэстон не был впечатлен.
— Нет, я знаю, — Майлз обхватил ладонью затылок, переводя взгляд с нас двоих на него. — Папа привел в дом свою девушку. Так что это что-то новенькое.
Если Уэстон и раньше был жестким, то сейчас он был как статуя.
— Что за хрень? — произнес он.
Майлз кивнул.
— В этом доме как будто Третья мировая война. Я всю жизнь игнорировал их ссоры, но даже я не могу отделаться от того, что наша мать колотит в дверь папиной спальни каминной кочергой.
— Господи. Ты пытался ее остановить?
Майлз поморщился.
— Не-а. В тринадцать лет я научился не вставать между ними, — он провел пальцем по шраму на брови. — Это из-за того, что я принял удар от бокала, предназначенного папе.
Уэстон издал сдавленный звук.
— Ты никогда мне этого не говорил, — обвинил он. — Она запустила в него бокалом вина? Как я мог об этом не знать?
Уголок рта Майлза изогнулся в сардонической полуулыбке.
— У тебя были Леви, у меня были Олдричи.
— Что это значит?
— Это значит, что ты смог избежать хаоса, который царит в браке наших родителей, но я остался с ними, — Майлз снова потрогал свою сумку. — Они не успокоились в своем преклонном возрасте. Если уж на то пошло, они избавились от запретов своей молодости. Я не удивлюсь, если в один прекрасный день они убьют друг друга. Это будет великая Война Роз. В конце концов, они будут лежать в куче обломков, вцепившись друг другу в горло.