— Пойдем. Мы можем поговорить в моей комнате. — Говорит Сильвия, когда я опускаю ее. Взяв меня за руку, она ведет меня по коридору.

Когда мы добираемся туда, она плюхается на край матраса, хватает одну из своих красочных пушистых подушек, чтобы прижать ее к груди. Темы ее парижской шикарной комнаты бросаются мне в глаза: эскиз Эйфелевой башни на одной из стен, женщины высокой моды в нарядных платьях, стоящие, как модели, и позирующие. Даже на покрывале ее кровати на кремовом фоне нарисованы маленькие изображения знаменитого города.

— Итак… что случилось? — Осторожно спрашивает она.

Теперь, когда я полностью владею ее вниманием, я внезапно обнаруживаю, что не могу ничего сказать. Вместо этого я расхаживаю, думая о том, как я, возможно, собираюсь сформулировать все, что выходит из-под контроля в моей голове.

— Нико, что не так? — Требует Сильвия, пока я расхаживаю перед ней взад-вперед в сотый раз.

Я не знал, к кому еще обратиться. Я так поглощен яростью, расстроен тем фактом, что Аня все это время скрывала от меня такой огромный секрет. Я чувствую, что она вырвала мое сердце из груди и растоптала его ногами. У меня есть дочь, очаровательная четырехлетняя девочка с моими волосами и моими глазами. Я мог бы увидеть это так же легко, как и вину на лице Ани, когда Клара сказала, кто ее мама. И моя младшая сестра — единственный человек, с которым я мог бы подумать поговорить об этом. Она единственная женщина в моей жизни, которую я уважаю. Та, кому я доверяю от природы. Она всегда была честна со мной, даже когда правду трудно проглотить.

Но теперь, когда я здесь, крадусь по ее спальне, как тигр в клетке, я не могу заставить себя сказать ей. Я никогда не чувствовал ни к кому того, что чувствую к Ане, и то, что она так решительно меня предала… я даже не могу ясно мыслить, я так зол.

— Нико, остановись, — настаивает Сильвия, вставая, чтобы схватить меня за запястье и потащить на край кровати. — Я не смогу тебе помочь, если ты не скажешь, что случилось. Это… балерина? — Осторожно спрашивает она.

Я киваю, опуская голову на руки и прижимая ладони к пульсирующим глазам, пока я все ей рассказываю.

— Была одна девушка, которую я знал на втором курсе старшей школы, Аня. Танцовщица. Она была красивой и в некотором роде загадочной, потому что никогда не ходила ни на какие вечеринки, не занималась никаким спортом и не участвовала ни в каких внеклассных мероприятиях. Я считал это вызовом… хотел узнать ее. — Я ненавижу себя, когда произношу эти слова, стыдясь того, что рассказываю своей младшей сестре, что я сделал с девушкой, когда она была как раз в возрасте моей сестры. — Я переспал с ней, но мне было неинтересно продолжать это дальше. Она… из бедной семьи иммигрантов, и я знал, что в долгосрочной перспективе между нами ничего не получится…

— Другими словами, ты был мудаком. Продолжай.

Мягкий упрек Сильвии вбивает гвоздь мне в грудь, и я поднимаю голову, чтобы попытаться прочитать ее. Она серьезна, ожидая, когда я продолжу свой рассказ.

— Я больше не видел ее после того года, и, честно говоря, я совсем забыл о ней. Я был с ней всего одну ночь, а четыре года — это долгий срок… В общем, в этом году она перевелась в Роузхилл, и я столкнулся с ней впервые со второго курса. Я мог сказать, что она невзлюбила меня с самого начала, но я не узнал ее, так что не знал почему. В итоге у нас возникло своего рода соперничество.

— А потом ты увидел ее танец. — Говорит Сильвия убежденно, как общеизвестный факт, и я хмурюсь, встречаясь с ней взглядом.

— Как ты…?

— Я была там, тупица. Я никогда не видела, чтобы ты смотрел на кого-то так, как ты смотрел на нее, как будто ты просто должен был ее заполучить. Я думала, ты захочешь перелезть через театральные кресла, чтобы добраться до нее, — поддразнивает Сильвия.

Я слабо улыбаюсь ей в знак признательности за ее попытку легкомыслия.

— Ну, мы начали встречаться, и… не знаю, Сил. Я действительно начал влюбляться в нее. Я думал, что у нас может быть что-то особенное. А потом она просто взяла и сбросила на меня атомную бомбу. Она сказала мне, что забеременела от меня в старшей школе, и она оставила ребенка. У меня есть чертова четырехлетняя дочь, с которой я не встречался и о которой даже не знал до сегодняшнего дня! Но хуже всего то, что у меня такое чувство, что она никогда бы мне не сказала, если бы я случайно не столкнулся с ними в парке. — Моя ярость снова вскипает внутри меня, затмевая мое зрение, когда я сжимаю руки в кулаки, чтобы не сломать что-нибудь.

— Что ты сделал? — Мягко спрашивает Сильвия.

— Я сказала ей, что она может идти к черту. Она лгала мне в лицо, Сильвия. Месяцами! Она годами держала моего ребенка в дали от меня. Я сказал ей, что у нее нет права, что, может быть, я должен забрать у нее Клару в наказание. Я имею в виду, четыре чертовых года! Моя дочь ходит и говорит, и у нее отличное чертово чувство юмора, ради всего святого. И Аня ни разу не подумала, что будет хорошей идеей упомянуть, что я чертов отец!

— Ты угрожал отобрать у нее дочь? — Спрашивает Сильвия с ужасом в голосе.

Чувство вины скручивает мой живот при виде полного недоверия в глазах моей сестры. Вздохнув, я немного успокаиваю свой гнев.

— Может быть, это было не самое лучшее, что я сказал, — признаюсь я.

— Нико, ты бросил ее в старшей школе. Выставил за дверь, после того как лишил ее девственности. И потом снова сегодня, когда она наконец набралась смелости рассказать тебе о твоей дочери, — мягко ругает меня Сильвия.

— Не то чтобы у нее был выбор. Я имею в виду, ребенок был прямо там, в парке. Мы не планировали сталкиваться друг с другом, и когда Клара сказала, что Аня ее мама… Я имею в виду, я, наверное, не сразу сообразил, но Аня не могла скрыть это от меня в тот момент.

— Тем не менее, ей, наверное, было страшно рассказать тебе о том, что произошло, учитывая то, каким ты был придурком и как поступил с ней. Подумай об этом с ее точки зрения. Она, вероятно, боится, что ты снова ее бросишь, забудешь о ней, как ты это сделал после школы, и она не хочет, чтобы ее дочь испытала то же горе, которое, должно быть, испытала она сама. — Маленькая ручка Сильвии ложится мне на плечо, крошечное утешение после того, как она только что мягко урезала меня до нужного размера.

Она права. Я раньше не думал об этом так, возможно она все еще может нести в себе то, что я сделал с ней в старшей школе. Внезапно вся ее злость и сопротивление, когда я попросил ее встречаться со мной, стали намного понятнее. Она уже знала, что я, вероятно, трахну ее и брошу, как и многих других женщин за эти годы.

— Ты явно влюблен в Аню, — тихо говорит Сильвия. — И если это так, разве не хорошо, что у вас есть общая дочь? Теперь у тебя есть шанс показать Ане, что ты можешь быть хорошим мужчиной. Ты можешь показать ей, что будешь с ней, даже когда все станет плохо.

Я не знаю, что сказать. При упоминании любви мне хочется отстраниться, возразить, но, если я подумаю об этом, по-настоящему сосредоточусь на том, что я чувствую к Ане, моя младшая сестра права. Я без ума от Ани. То, что начиналось как одержимость, переросло во что-то гораздо более… интимное и настоящее. Вместо того, чтобы потерять интерес к ней, я ловлю себя на мысли, что мне хочется узнавать больше о ней каждый день.

Ужас сжимает мою грудь, когда я осознаю, что я сделал. Слова, которые я только что сказал Ане. Разве не вчера вечером я сказал Ане, что не хочу, чтобы она меня боялась? А сегодня я пошел и пригрозил отобрать у нее ребенка. Я не хочу, чтобы Аня смотрела на меня как на плохого парня. Я хочу быть мужчиной, достойным ее любви. Когда дело доходит до этого, я бы предпочел попытаться наладить отношения с Аней, чем убрать ее из своей жизни. И я действительно не хочу отнимать Клару у ее матери. Это только травмирует мою маленькую девочку. Я не хочу быть таким отцом.

Блядь! Я отец…

Осознание этого на самом деле впервые поражает меня. Ради Клары, больше, чем ради кого-либо, мне нужно увидеть это со всех возможных сторон, попытаться принять это и продолжать двигаться вперед. Может быть и обидно, что Аня так долго скрывала от меня этот секрет, но важно то, что она мне рассказала. Аня старается, и мне тоже нужно.