— Нет. Я уже был там и делал это. Лопать вишенки у школьниц очень легко, и мне это быстро наскучило. Но, говоря о вишенках, я все еще держу пари, что ты девственница. Я сомневаюсь, что вы с твоим партнером по танцам занимаетесь сексом. Он недостаточно мужчина, чтобы ослабить твою фригидность. Я держу пари, что ты скорее можешь отсосать ему, потому что ты слишком ханжа, чтобы идти до конца. Я думаю, что твоя вишенка все еще цела, и я ее приму.

Почему это режет как нож каждый раз, когда я понимаю, что он не помнит обо мне? Мне давно пора было это пережить. Он раз за разом доказывал, что он придурок, достающий меня только потому, что ему нравится бросать вызов, и он думает, что я сдамся его настойчивости. Но больше никогда. Мне все равно, что он великолепен и является идеальным образом мужчины. Он ужасный человек, и близость с ним приведет только к большей боли. Прошло четыре года, а я все еще не оправилась от того вреда, который он причинил мне в первый раз.

— Давай, Аня, — убеждает он, его голос подобен меду. — Дай мне немного. Один раз. Как только ты почувствуешь вкус, ты будешь просить большего.

Отказываясь отвечать, я шагаю вперед быстрее. Сомневаюсь, что смогу идти быстрее него, но я готова попробовать, если это означает увеличить расстояние между нами. Но когда я делаю шаг вперед, рука Николо обвивается вокруг моей талии, резко останавливая меня, когда он притягивает меня к своей груди, его бедра соприкасаются с моей задницей. Внезапно я остро осознаю, насколько уединенным стал наш путь. Я снова наедине с Николо, и он пользуется мной.

Он прижимает бедра вперед ко мне, когда его сильная рука удерживает меня на месте, его свободная рука обвивается вокруг моей бедренной кости, оказываясь опасно близко к моей киске.

— Давай, Аня. Просто немного попробуй, — выдыхает он мне на ухо.

Я дрожу, когда мой живот напрягается, мое тело отвечает на его прикосновения так, как я ненавижу. Я чувствую, как его эрекция врезается в мой копчик, и мои трусики начинают увлажняться в нежелательном предвкушении. Николо поворачивает меня к себе, ослабляя хватку ровно настолько, чтобы пошевелить меня, но не отпускать. Мои руки опускаются на его сильную грудь, когда я пытаюсь оттолкнуть, но он держит меня в нерушимом захвате.

— Ты же знаешь, что хочешь меня, — мурлычет он, его взгляд электризуется, когда он лениво улыбается, источая уверенность.

Его глаза скользят по моим губам, и мое сердце замирает. Он не настолько глуп, чтобы снова поцеловать меня, не так ли? Но он глуп. Он наклоняется, его высокая фигура изгибается надо мной, когда он сокращает расстояние между нашими губами. Ярость вскипает во мне, и я, не задумываясь, набрасываюсь, громко ударяя его по лицу. Удар моей кожи, встречающейся с его кожей, шокирует меня так же сильно, как, кажется, удивляет его. На мгновение его глаза расширяются в замешательстве. Затем, когда его щека начинает розоветь, он отталкивает меня от себя.

Я спотыкаюсь, едва держась на ногах, и готовлюсь к дальнейшей агрессии.

— Ты маленькая сучка, — шипит он, его глаза сужаются, когда они вспыхивают ярко-зеленым. — Я пытался быть с тобой помягче, но мы можем сделать это жестко, если хочешь. Я пытался быть терпеливым, но теперь я закончил. Если ты не согласишься быть со мной, я покажу тебе, что происходит, когда я не добиваюсь своего. — Его слова рычат из его горла, а лицо искажается от ярости.

На мгновение я вспоминаю лицо Клары в те редкие случаи, когда она устраивает истерику, только ее гнев гораздо менее жестокий или ужасающий. Но Николо не делает шаг вперед, чтобы причинить мне боль. Он не заставляет меня физически подчиниться, чего я почти ожидаю после его угрозы. Между нами возникает напряжение.

Нет, он ничего не сделает. Это все пустые слова, чтобы запугать меня.

— Ты все время говоришь, Николо. Тебе нравится притворяться, что ты большой плохой придурок, который может получить то, что хочет, просто надавив на него. Но ты просто избалованный ребенок, и ты меня не запугаешь.

Ложь без греха, но мое оскорбление, кажется, достаточно сильно его отбрасывает назад, чтобы, когда я повернулась, чтобы бежать к автобусной остановке, он не погнался за мной. Тревога сжимает мою грудь, пока двери автобуса не закрываются, и мы не отъезжаем от обочины, а Николо не входит внутрь. Он, вероятно, не опустился бы так низко, чтобы воспользоваться общественным транспортом, даже если бы это означало упустить возможность загнать меня в угол и помучить.

Мои руки дрожат от адреналина, циркулирующего во мне, и я глубоко дышу, пытаясь успокоить их. Боже, надеюсь, я не слишком его подтолкнула к следующему ходу. Я немного боюсь, что он может прийти ко мне домой в качестве следующего обострения. Но он не знает, где я живу, рассуждаю я. Он даже не знает, на каком автобусе я туда добираюсь.

Когда я переступаю порог своего дома полчаса спустя, я все еще напряжена из-за всей этой ситуации. Несмотря на свою логику, я проверяю свое окружение, когда выхожу из автобуса, чтобы убедиться, что за мной никто не следит. Затем я быстро проскальзываю наверх и запираю дверь, как только оказываюсь внутри.

— Мама! — Кричит Клара, мчась через комнату и прыгая мне в объятия.

Я прижимаю ее к груди, целую ее макушку и вдыхаю тонкий аромат клубники в ее волосах от детского шампуня.

— Привет, моя милая девочка. Как прошел твой день? — Спрашиваю я, крепко сжимая ее.

— Хорошо. — Она широко улыбается, играя с простой золотой цепочкой на моей шее. На ней висит изящный брелок балерины, подарок моих родителей на мой десятый день рождения.

Я перекладываю Клару на бедро, снимаю с плеча ремешок своей сумки и ставлю ее на пол. Затем иду на кухню, чтобы поцеловать в щеку тетю Патрицию, пока она моет руки в раковине.

— Как прошел день? — Спрашивает она, ее акцент расслабляет меня, поскольку она звучит по-домашнему мило.

— Хорошо. — Я до сих пор не рассказала ей ни о каком конфликте между Николо и мной. Я не хочу ее беспокоить.

Тетя Патриция выключает воду и вытирает руки о фартук, пока я глажу темные кудри Клары и прижимаю ее к себе. Глаза Патриции пристально изучают мое лицо.

— Ты выглядишь напряженной. — Мягко замечает она.

Я пожимаю плечами и еще раз целую Клару в голову, прежде чем опустить ее на пол.

— В колледже немного тяжеловато, но это очень полезно. — Говорю я небрежно, подходя, чтобы помыть руки у раковины. — Что ты задумала на ужин? — Спрашиваю я, меняя тему разговора как можно тоньше. Но в глубине души я знаю, что не могу продолжать бегать от своей проблемы с Николо.

Мне страшно представить, что он может сделать дальше.

16

НИКОЛО

Я рухнул на стул, скрестил руки, хмуро глядя на переднюю часть класса по экономике, не вникая ни в одно слово, которое говорит профессор. Если я буду смотреть достаточно долго, то могу прожечь дыру в кафедре спереди.

— Что тебя так напрягает? — Спрашивает Дом рядом со мной, слегка толкая меня локтем.

— Дерьмовые выходные, — рычу я. Это еще мягко сказано.

С тех пор, как у нас с Аней была последняя стычка, когда она, по сути, сказала мне, что я только лаю и не кусаю, я не мог сомкнуть глаз. Упрямое сопротивление этой девчонки действительно начинает меня бесить. И с того дня она продолжила жить своей жизнью, как будто поставила меня на место, игнорируя меня и мои попытки наехать на нее, как будто я не более неудобен, чем муха. Я не могу позволить этому дерьму продолжаться. Я сын Лоренцо Маркетти, черт возьми. Если я собираюсь принять отцовское наследие и стать следующим доном, мне нужно знать, как провести черту. Я могу начать практиковаться сейчас, когда на кону стоит киска.

— Я хочу, чтобы вы, ребята, сделали для меня кое-что, — рычу я, поворачиваясь к ним лицом, не разжимая рук.

— Конечно, босс. Что случилось? — Спрашивает Джей, всегда с энтузиазмом выполняющий приказы.