Я поднимаю бровь, глядя на него. Это определенно не то, что он сказал, когда мы остановились на этой части.

— Я почти уверена, что твои точные слова были:

— Черт, это всего лишь мой последний год. Когда мы полностью провалимся, я уверен, что рекрутеры не будут надо мной смеяться. Они будут рады дать мне еще один шанс.

— Я? Я так сказал? Нееет, — возражает Фин. — Я почти уверен, что это была ты.

— Фин, я студентка третьего курса, — сухо напоминаю я ему.

— Ладно, хорошо. Я съем ворону и признаю, что ты была права. Если мы сможем это осуществить, мы сразим их наповал.

— Давай. Хочу попрактиковаться в переходе от поддержки к следующей части номера.

Фин согласно кивает, переходя от игривого юмора к сосредоточенному исполнению.

Я знаю, что еще рановато для нашей репетиции к показу, но после того, как я поняла, как я должна помогать Фину с нашими поддержками, я чувствую себя гораздо более уверенной, и что у нас будет достаточно времени, чтобы сделать что-то, чем мы оба сможем гордиться. И поскольку мы также встречаемся каждый день после занятий для дополнительного часа практики, никто не может утверждать, что мы не выкладываемся по полной.

— Сегодня аплодисменты от профессора Мориари, а? — Говорит Уитни, подбадривая меня своим плечом, когда мы вместе идем на следующий урок.

Ее кабинет классической техники находится в нескольких дверях от моего кабинета современного танца, и мы уже привыкли болтать по пути.

— Да, наверное. — Говорю я, немного смущаясь того, как он снова выделил меня.

— Не знаю, как тебе это удается, но ты определенно производишь впечатление на нашего профессора — раздающего комплименты- Скруджа.

Образ профессора Мориари в образе Скруджа заставляет меня смеяться. Хотя он, безусловно, в некотором роде сержант-инструктор, я на самом деле не считаю его скупым на комплименты. Он просто старается придерживаться конструктивной критики большую часть времени.

— Так расскажи мне, в чем твой секрет, мисс Орлова? — Спрашивает Уитни, перенимая более серьезный тон нашего профессора.

Я пожимаю плечами.

— Не знаю. Мне очевидно, что все в нашем классе действительно увлечены балетом. Может быть, это связано с моим прошлым? — Предполагаю я.

— Что ты имеешь в виду? — Спрашивает Уитни, становясь все серьезнее.

Я хмурюсь, пытаясь найти правильные слова.

— Ну, я из бедной семьи, и лучшим подарком, который родители могли мне дать, — это мечту когда-нибудь стать балериной.

— Знаешь, я тоже из бедной семьи, — небрежно говорит Уитни, бросив на меня взгляд.

Это меня удивляет.

— Правда?

Она кивает.

— Но ты всегда так красиво одета. — Говорю я, стараясь не показаться грубой или сомневающейся. Тем не менее, я в шоке, что она считает себя бедной.

Уитни мягко смеется.

— Скажем так, я нашла возможность оплатить свое обучение в колледже, и это дает некоторые дополнительные преимущества. Но я уверяю тебя, что моя мечта — единственное, что привело меня туда, где я сейчас. Так что как бы ты ни хотела называть это давлением тяжелого прошлого в сочетании с семьей, которой ты хочешь гордиться, я не думаю, что это так. — Она на мгновение задумывается. — Может, это просто у тебя в крови. Я имею в виду, что, будучи родом из России и все такое, шансы на то, что твоя прапрапрабабушка дважды ушедшая из жизни была первой примой-балериной, на самом деле довольно высоки, верно? — Шутит она.

Я громко смеюсь.

— Может, ты и права. Разве это не было бы круто? Я бы радовалась, если бы это было так.

— Пфф. Я бы тоже радовалась.

— Ну, как продвигается твоя показательная работа? Вы с Тимоти, кажется, неплохо справляетесь в паре — говорю я ободряюще.

Уитни усмехается.

— Скажем так, я рада, что у меня есть еще один год, чтобы доказать, что я та, за кем стоит следить. Хотя я не могу сказать того же о Тимоти.

— Я уверена, что у вас все получится. В чем вообще суть осеннего смотра? — Спрашиваю я, сбитая с толку тем, как одно выступление может так сильно напрягать танцоров.

— Ну, для начинающих танцоров это своего рода решающий вопрос, поскольку рекрутеры обычно приходят, чтобы выбрать отличившихся выпускников и отметить подающих надежды второкурсников и студентов третьего курса. Если ты не привлечешь их внимания в начале года, они обычно перестают следить за тобой, чтобы сосредоточиться на таланте, который они точно хотят завербовать. И, кроме того, наши профессора считают это способом выразить признательность семье, которая устраивает шоу-кейс, поскольку они посещают его каждый год. Профессора всегда, похоже, стремятся показать, что их деньги не зря тратятся на благотворительность.

— О, я этого не знала. Это довольно круто. Семья, должно быть, поклонники исполнительского искусства, раз спонсируют целое шоу. — Говорю я, впечатленная их щедростью.

— О, они не просто финансируют осеннюю выставку. Семья Маркетти финансирует почти всю художественную программу колледжа Роузхилл. — Говорит Уитни, сбрасывая на меня бомбу так небрежно, как будто она сказала мне, что сегодня среда.

Мой пульс учащается, пока мой мозг пытается обработать то, что она только что сказала.

— Подожди, семья Маркетти финансирует программу исполнительских искусств?

— Ну да. — Говорит Уитни, как будто это самая очевидная вещь в мире.

Но если это так, это означает, что моя стипендия зависит от их щедрости. Тревога скапливается в глубине моего живота, когда меня охватывает что-то еще. Уитни говорит, что семья Маркетти приходит смотреть осеннюю выставку каждый год. С учетом моей истории с Николо и его очевидного нового удовольствия мучить меня ежедневно, я не могу понять, как это сработает в мою пользу. Если он увидит, как я танцую балет, сможет ли он наконец понять, кто я? И даже если мое выступление не оживит его память, могу ли я лишиться стипендии, если плохо выступлю перед его семьей? В одно мгновение я осознаю, что для того, чтобы это выступление стало непревзойденным, я поставила на карту столько же, сколько и любой другой танцор, если не больше.

— Ты в порядке, Аня? — Спрашивает Уитни, когда я застываю на месте. — Ты выглядишь немного бледной.

— Нет, я… я в порядке, — выдыхаю я, снова ускоряя шаг.

— Ты беспокоишься о том, что там будут Маркетти, потому что Николо явно ненавидит тебя? — Спрашивает Уитни, ее тон дразнящий.

Я прикусываю губу, нервно глядя в ее сторону.

— О, боже, я пошутила! — Говорит она, сжимая мою руку. — Я уверена, что он не будет такой большой задницей, чтобы испортить твое выступление или что-то еще перед своей семьей.

Мои глаза расширяются от ужаса при этой мысли. Я даже не думала, что он может мне помешать. Черт, если он испортит мое выступление, я могу вообще потерять стипендию?

— Я просто даю тебе идеи, не так ли? Слушай, Аня, я уверена, что все будет хорошо. После того, как я увидела тебя сегодня, тебе не о чем беспокоиться. Твой осенний смотр пройдет без сучка и задоринки, и все будут любить тебя так же, как профессора Мориари.

Я молча киваю, когда мы подходим к двери моего класса, мой мозг слишком сильно падает вниз, чтобы ясно мыслить. Хотя мое сердце все еще неприятно сильно колотится в груди, я знаю, что Уитни желает только добра, поэтому я стараюсь не обижаться на нее. Но я не могу не чувствовать себя вдвойне нервознее из-за осеннего шоу, зная, что там может быть Николо.

— Увидимся на музыкальной теории? — Спрашивает Уитни, ее глаза с беспокойством смотрят на меня.

— Да, увидимся на музыкальной теории, — соглашаюсь я, даря ей самую ободряющую улыбку.

Мне нравится, как мы с Уитни сблизились с начала учебы. Она, наверное, мой самый близкий друг, и я полностью ценю ее за бесконечный багаж знаний. И все же мой живот не перестает скручиваться от этого последнего большого открытия. Глубоко вздохнув, я пытаюсь собраться с духом. Какие бы препятствия ни встретились на моем пути, я смогу их преодолеть. И будь я проклята, если позволю Николо Маркетти встать у меня на пути.