— Ну и как он тут оказался? — тихо спросил Седрик, поравнявшись со мной.

— Родственные связи, знаешь ли.

— Сын Солнца, — хмыкнул полуволк, а на мой удивлённый взгляд пояснил. — Ну, его клич боевой, ты перевела его в своей голове, а мы услышали. Поаккуратнее с нашим болотником, — добавил он, — он перепугался и сейчас боится, а мы все от страха горазды на глупости.

— Чего он боится?

— Кого. Тебя и брата твоего, инкуба с большими и неожиданными возможностями.

Видя, что я нахмурилась, обдумывая, Седрик вбил последний гвоздь.

— Пати, ну ты ж не думала на самом деле, что наш болотник такой добрый альтруист, взявший под свое крыло инородцев. Он долго шёл к власти и, наконец, дошёл. Теперь он боится её потерять. А то, что я обрёл над ним контроль этой ночью, напугало его истерики, до безумия — он убил бы меня, если бы не псы и не свидетели.

— Ты ударил его по самому больному месту, Седрик. Больше так не делай, если не думаешь умереть сам или убить его.

— Вот как? А меня, значит, можно…

Но мы уже дошли до машин, и разговор пришлось прервать на полуслове. Вперед вышел Фрешит.

— Ну, хорошо, мы в Детройте, и где нам искать гнездо вампов, а?

Все уставились на меня, очевидно дожидаясь ответа. Я растерялась на мгновение, однако быстро нашла выход из ситуации — достала Кению из сумки и сурово поинтересовалась:

— Где гнездо вампов?

«Раз уж твой второй хозяин послал нас сюда, то пусть подсказывает, куда нам ехать».

Кения попытался прикинуться спящим, но я его встряхнула, и он, недовольно мявкнув, выдал мне картинку здания — заброшенной фабрики.

Я подробно описала увиденное, но никто из присутствующих это место не опознал. Пришлось вытребовать у кота направление движения.

Вся эта сценка позабавила лишь Шона с Тони да Седрика, у всех остальных вызвав какой-то священный страх. Ну да, если не знать, что фамилиар у меня совместного владения со Стражем, то можно и испугаться его возможностей.

Мы расселись по машинам, и Арденте, тянув до последнего, всё же юркнул в наш седан, надеясь, что Седрик оставит это без внимания. Не тут-то было, Шон уже начал движение, как дверь распахнулась, и в салон ввалился Руман, одарив нас оскалом: то ли улыбкой, то ли угрозой.

Арденте оказался между двух перевёртышей, и такое соседство его не обрадовало. Однако он решил всё же воспользоваться возможностью и обсудить, что его тревожило. Подождав, пока я пристрою Кению возле лобового стекла так, чтобы он мог показывать Шону дорогу, Красный заговорил:

— Тебе пересказали, что происходило, пока ты была в отключке?

Шон скривился, понимая, что допустил оплошность.

— Не имеет значения. Я хочу послушать тебя. Расскажи, — ответила я.

Арденте хмыкнул.

— Вкратце: когда хлынул свет ангела, мы все успели основательно поджариться и попрощаться с жизнью, но вдруг нас накрыла тень, а потом мы оказались в тумане. Я так понимаю, это Страж вытащил нас в междумирье. Сколько мы там пробыли, не знаю, время там вязнет и не получается даже считать удары своего сердца. А когда Страж нас отпустил, ты лежала бездыханным телом в руках Шона Чери, куда менее симпатичного, чем сейчас, а Седрик был бодр и полон энергии. Черпать силу из злости иногда очень удобно, знаешь ли. Так вот, он захапал вашу победу себе. Хоть он и говорил «мы победили», «мы прогнали», это звучало как «я».

Руман тихо предупреждающе зарычал.

— Прекрати, Руман, — скомандовала я. — Сиди и слушай. Молча. А не то я разозлюсь.

Несерьезная угроза подействовала как ушат воды — Руман сник. Я озадаченно переглянулась с Тони, и тот лишь подмигнул, мол, страшна ты, хозяйка, но я тебя знаю получше и не боюсь. Арденте продолжил:

— Так вот, покуда Седрик толкал речь о победе и о том, что надо добить врага, Фрешит очухался…

— Так быстро… — вырвалось у меня.

— Ну, это не удивительно. Ведь Седрик воспользовался его опустошённостью и захватил сырой силой, а потом контакт был разорван, когда Страж забрал нас всех. Но, Пати! Фрешит очухался и ударил Седрика, и не просто ударил, а отсек его от собственного тела. Это было страшно, говорю тебе, он словно выдернул его рацио-центр из головы и потянул на себя. Наверное, если бы он смог оттянуть его дальше и разорвать vis-вены, Седрик бы погиб. Огги набросился на болотника, а тот мальчишка-тигр на Огги. В результате — оба до сих пор в лазарете, а Фрешиту не дали убить Седрика. Но главное, слишком многие видели то же, что и я, слишком многие поняли, что готов был сделать наш всегда сдержанный и правильный болотник — защита инородцев.

— То есть если до этой ночи считалось, что Седрик — придурок, чуть не лишивший город белого универсала, то теперь все знают, что и Фрешит — психопат, готовый на убийство без причины. Или причину поняли?

— Нет. Почему он набросился, догадались единицы, а кто догадался, считает, что причина недостаточна для такого поступка.

— Ты выпускаешь из виду, — вмешался в разговор Шон, — что белый универсал владеет Убийцей Богов, а инкуб вспыхивает жгучим солнцем.

— В точку, — поддакнул Красный.

— И? Ладно, допустим, нелюди Нью-Йорка слишком много узнали за эту ночь. В чём проблема? Я не улавливаю, — расстроенно призналась я.

— В том, что они разделились, и как только вы вернетесь в город, может начаться открытая война за власть. Между вами тремя.

— Я не хочу в ней участвовать, — в ужасе отозвалась я.

— А придется. Судя по вашему тихому разговору, Седрик, как лучше тебя знающий, будет тянуть тебя на свою сторону. А Фрешит уже явно записал во враги.

— Что же делать? — тихо обронила я.

— Два соправителя найдут язык между собой, а вот три — развяжут войну, — повторил Арденте.

Шон вышел на связь.

«Он предлагает нам „потерять“ Фрешита или Седрика в этом вампирьем гнезде».

«Убить?»

«Да, — уловив мою бурю эмоций, добавил. — Свет мой, если ты примешь решение, тебе не придется задумываться о его исполнении».

«То есть…»

«Я с лёгкостью отправлю к Стражам что одного, что второго», — и эхом долетела упрятанная мысль: «Обоих ненавижу».

«Даже не знаю, радоваться мне этому или огорчаться».

«Я твой щит и твое копье, Свет мой».

«Да, а значит, всё, что ты делаешь, делаю я».

«Только если ты отдала приказ. У меня ведь есть и собственная воля, хоть она и не идёт вразрез с твоей».

«Демагогия и софистика».

Я задумалась, заглядывая вглубь себя, и чем больше я думала над предложением «потерять» одного из чёрно-зелёных, тем меньше мне эта идея нравилась.

— А разве клятва побратимов не запрещает поднимать руку на брата? — спросила я.

— Седрику запрещает, а Фрешиту нет, — тут же откликнулся Арденте.

— А в чём твоя выгода, красный? — не выдержал Тони. Filius numinis презрительно глянул на оборотня, но я скорчила гримасу, мол, мне тоже интересно, и Арденте ответил.

— Во-первых и главных: мне не нужна война. Одно дело — являться на пир и совсем другое — устраивать его в своем доме. Да я и не бог войны. Смерти и кровь меня не радуют — они лишь неизбежные атрибуты победы и поражения. А победы и поражения теперешних людей меряются деньгами, так что страстей на бирже и тотализаторах мне вполне хватает. Во-вторых, я, как и все разумные обитатели города, заинтересован в твоём благополучии, Пати. А оно окажется под угрозой, если начнется междоусобная война.

— А в-третьих? — спросила я, почувствовав, что он не договаривает.

— А третья причина сейчас совсем не актуальна и не будет таковой ещё несколько лет. У бессмертия есть свои плюсы: можно позволить себе спокойно дождаться и не вылезать из шкуры в попытках достичь. Не все filii numinis это понимают, а ещё меньше хотят проявлять терпение. Отсюда у нас и столько хлопот.

— Угу, — мрачно согласилась я, думая о своём.

Вдруг я заметила, что Руман как то странно тих и смотрит в одну точку.

— Что ты с ним сделал?