Мне стало дурно. Неужели? Собрав все силы, я уставилась на гостя, стараясь вслушаться в его рассказ.
Глава 5
— Внучок двух древних психов. Ну, Дионис с кем только не переспал, и мой дедушка был вполне себе ординарным получеловеком. Спокойно правил своим селом, гордо именовавшимся каким-нибудь царством. Так не повезло бедняге, говорят, красив был, и одна из дочек Гекаты на него позарилась. А уж такая профура если что захочет, то обязательно получит. Вот так и появился на свет мой папашка, тоже изрядный псих, как потом выяснилось. Он, видишь ли, слегка помешался на своих дедушке и бабушке. Это поначалу слегка, да… А потом… в общем, пыжился он, пыжился, но поклонения добиться не смог. Время уже было не то. Людишки измельчали, да и не только они. Тогда он решил родить великого сына и, знаешь, не придумал ничего лучше, как найти свою тётку и соблазнить её. Ему это легко удалось, Гекатида тоже бредила идеей великого потомства. Звезды встали, как положено, когда зачинали и когда рожали. Гадали всеми возможными способами, и всё-всё предсказывало, что должен родиться великий бог. А родился я. Без капли силы! — Он снова захихикал и хлопнул себя по коленкам. — Родители чуть не удушили меня от досады! Спасибо кормилице-гидре, покусала она этих психопатов, отбила меня у них да к бабке-тетке отнесла. Так я у неё спокойно и вырос.
— А какие у вас сейчас отношения с отцом? — поинтересовалась я, уже не сомневаясь в том, кто передо мной сидит.
— А никаких, — широким жестом подтвердил он свои слова. — Папаша совсем спятил. После того, как его поймали на нарушении конвенции… таком мерзком, — доверительно сообщил он мне, — и примерно наказали, чтоб другим неповадно было, он и вовсе превратился в полное ничтожество.
— Какого пункта конвенции?
«Неужели его всё же наказали за Календулу?» — подумала я.
— Ах, стыдно сказать, — Оптимус горько вздохнул, — пункт о лишении разума divinitas. Помните тот ужасный скандал, когда кучка придурошных слабаков не нашла ничего лучше, как уподобиться мерзким людишкам — компрачикосам? Воровать или выкупать за бесценок детишек у слабых divinitas, я бы сказал «у filii numinis», если бы они не были слишком никчёмны для такого звания. Но это не умаляет вины преступников, — с жаром вскричал он, — Нет! Те, кто, подобно ходячим трупам людишек, сосёт силу сородичей — недостоин жить!
— Совершенно верно, — мрачно согласилась я. — Скажите, какое конкретно обвинение выдвинули Винье? — я смотрела на Оптимуса, зная, что он сейчас «взбрыкнет».
Он улыбнулся светло и радостно. Полный псих, недаром Венди так его испугалась.
— Я не называл никаких имён. И, кстати, что там задумал этот странный волчок за моей спиной? — он продолжал улыбаться, но в vis диапазоне готовил атаку.
— Оптимус, если вы не нападёте на меня или него, то и мы на вас не нападём.
— Однозначное заявление, — заметил он и притормозил приготовления к атаке, но не остановил.
— Ведь ваш отец — Винье? — спросила я.
— Да… — он отмахнулся от вопроса, как от мухи… и вдруг замер, глядя на меня. — Не может быть… Патриция… Виноград.
Я молча кивнула.
— Сестрица!!! — завопил Оптимус и дёрнулся ко мне. Тони издал рык и вскинул пистолет, хорошо, что сдержался и не выстрелил.
Оптимус отреагировал правильно: вернулся в кресло, но энтузиазм не поубавил, буквально прыгая на месте.
— Силы неведомые! Сестричка! О! Как я удивлен! Ты такая… Такая успешная! — он восхищённо развел руками. — Не ожидал.
— Оптимус, так что инкриминировали Винье? — вернулась я к тому, что меня интересовало больше всего.
— Ну… Вообще-то ему вменили и тебя, и ту дриаду, которую он таки превратил в фамилиара. Но ты… — он развел руками, давая понять, что я была главным пунктом обвинения.
— Он не поставил семейную метку, и я неизвестно сколько лет была не в полном разуме, — мрачно ответила я.
— А как ты сбежала?
— Почуяла, — грустно ответили я. — Меня не охраняли, тот домовой не в счёт.
— Всё равно, сестричка, я не пойму…
— Мама постаралась. Перед смертью.
— Теперь ясно. Она тебя кому-то обещала? — с интересом спросил он.
— Можно сказать и так, — ответила я.
— Ах, Патриция, Патриция… Это многое объясняет… но не всё, — он задумчиво разговаривал сам с собой, приложив пальцы ко рту.
— Оптимус, а что тебя привело в наши края? — я снова вошла в роль инженю.
Сумасшедший братец взглянул на меня совершенно пустым удивлённым взглядом, но потом смысл вопроса дошёл до него.
— А, ищу кое-что, — отмахнулся он и снова погрузился в свои мысли.
— Что именно? — мягко настаивала я.
— Так ты помнишь свою мать? — вместо ответа спросил он.
— Да, помню. И мать, и флерса Календулу.
— О, так мне не показалось, и тут действительно есть несколько маленьких флерсов?
— Да, так и есть. Они мои.
— Патриция, — Оптимус доверительно склонился ко мне, — не могла бы ты попросить своего ручного волка покинуть нас? Его ненависть меня несколько раздражает и мешает думать.
— Это пёс, Оптимус…
— Да? — братец развернулся всем корпусом и оценивающе уставился на Тони.
— И он беспокоится за свою хозяйку, — закончила я свою мысль.
— Но он должен слушаться тебя, иначе он плохой пёс, — сообщил Оптимус.
— Тони, успокойся и отойди чуть дальше.
Оборотень опустил пистолет и сделал пару шагов назад. Я не приказывала ему выйти, поэтому он остановился у двери, выбирая место, где снова сможет держать Оптимуса на мушке.
— Так что ты ищешь, дорогой братец? — снова спросила я.
— Оружие.
— Оружие? — непритворно удивилась я.
— Ах, не пугайся, сестричка, у тебя есть такой смелый пёсик, он тебя защитит, — похоже, Оптимус не издевался, а его слова просто не поспевали за мыслями.
— Братец, да я не пугалась, пока ты меня утешать не начал.
— Ах я болван, — расхохотался он.
— Понимаешь, сестричка, оружие живое, — он замялся, — и оно направлено против весенних. Оно может повредить тебе и твоим флерсам, — закончил он шепотом и добавил уже нормально. — Гипотетически! Ведь у тебя есть пёсик… Такой милый…
Тони ответил глухим рычанием.
— … и смелый, — закончил Оптимус, разглядывая моего оборотня.
— Оптимус, не дразни его, — холодно попросила я.
— Ах, да кто же его дразнит? Такая прелесть. Может, ты дашь мне его на время, на чуть-чуть, по родственному?
Я настолько опешила от такого предложения, что не сразу нашлась с ответом.
— Нет, у волкодавов может быть только один хозяин на всю жизнь.
— О… волкодав! Шотландский?
— Кавказский.
— Кавказский… кавказский… А, это мохнатые такие? Прелесть.
— Оптимус, так что за странное живое оружие ты ищешь? И для чего? Оно потерялось, и ты хочешь вернуть его владельцу? — невинно поинтересовалась я.
— Нет-нет, владельцу я его вернуть не хочу, — рассеянно ответил психопатичный родственник.
— Себе оставишь?
— Полноте, что за предположения, Патриция? Ай-ай-ай!
— Тогда зачем?
— Оружие опасно, его надо уничтожить, что ж ты, сама не понимаешь?
— А ты сможешь его уничтожить?
— Да и твой милый пёсик сможет, главное — их близко к себе не подпустить. Главное их оружие — коварство. Оружие оружия, — засмеялся он.
— Они?
— Да, Пати, — он тут же стал серьезен. — Они. Выглядят как флерсы, только без крыльев. И они очень опасны. Притворяются страдальцами и высасывают всю силу из жертв. Досуха. До смерти. До обращения в сырую землю, — он буквально вбивал в меня эти фразы.
— Ясно…
— Главное — им не верить. Они могут говорить что угодно, но у них нет своей воли, они — оружие. Говорящее, думающее оружие, которое может быть очень искренним и лгать само себе.
— Ясно…
— Я напугал тебя, сестричка?
— Нет, Оптимус.
— А зря… Я чувствую, они где-то недалеко, знаешь, они оставляют vis-след, я слышу его как вонь. Ужасную вонь. Запах ландышей и мертвечины. Ты не слышишь?