Положа руку на сердце, сначала я не ожидал, что моя доставка на последние свободные земли будет выглядеть так прозаично. В глубине души я ожидал какого-то хитрого плана, словно сошедшего со страниц авантюрных романов. Что мы бросим якорь в точке рандеву где-нибудь в нейтральных водах, и спустя несколько часов ожидания рядом с нами всплывет подлодка, куда мы перегрузим таинственный товар из трюма и перейдем сами. Прорывать морскую блокаду под водой, на мой взгляд, было бы куда более безопасно, но, видимо, овчинка выделки не стоила. А может быть, контрабандисты просто не обладали подобными ресурсами.

Как бы там ни было, несколько дней мы шли по относительно спокойному морю, а потом, к вящей радости капитана Юсуфа, угодили в шторм. По словам османа, это снижало риски нашего обнаружения почти до нуля.

Но отрицательно сказывалось на комфорте пассажиров.

Он и без шторма был минимальный, нам с Женей приходилось делить одну довольно тесную каюту на двоих, но когда размер волн стал вдвое превышать размер самого судна, и плавание перешло в разряд экстремальных аттракционов наподобие «русских горок», нам пришлось прилагать максимум усилий просто для того, чтобы не убиться о стены.

Впрочем, все это мало волновало меня, и еще меньше — моего спутника, погруженного в невеселые размышления о его незавидном будущем. Чем ближе мы подплывали к Северной Америке, тем мрачнее становился Женя, и тем чаще мне приходилось выслушивать его сетования на то, что для него это билет в один конец и он не понимает, ради чего подвергает свою жизнь такому риску.

Его новое задание, корректировка которого произошла в Марселе, в грубом приближении звучало так: убедиться, что я получил образец оружия и всеми силами содействовать мне в его доставке на евразийский континент. Похоже было, что доставлять этот образец в Российскую провинцию нам не придется, и Ван Хенг, или его люди, что куда менее вероятно, намеревается встретить нас уже в Европе.

Женя был мне нужен только для облегчения поисков судна, которое отвезет меня обратно. Брать его с собой на наиболее активную и опасную часть миссии я не собирался. Во-первых, не собирался раскрывать перед ним свои способности, а во-вторых, просто не хотел, чтобы он путался под ногами. Надежным товарищем, которому я без сомнений смогу доверить свою спину, он все равно не станет, а следить за тем, чтобы его не убили, было бы слишком обременительно.

На все про все нам установили максимальный срок — два месяца, с учетом переходов туда-обратно. Довольно жесткие временные рамки, если учесть, что, вполне вероятно, за этим образцом и боеприпасами к нему нам еще придется побегать, и вряд ли люди, обладающие таким оружием, готовы будут расстаться с ним по первой же просьбе.

Как говорил Сэм (а скорее, та его часть, которая до поглощения демоном была настоящим Иваном Демидовым), это было похоже на квест из олдскульной компьютерной игры, когда тебе выдавали задание на поиск предмета, а маркер, по которому можно было отслеживать его на карте, отсутствовал. В нашем случае отсутствовала и сама карта, по крайней мере, значительная ее часть, скрытая белым пятном, и я в любом случае собирался узнать, что же под ним скрывается. Даже если в изначальные планы Ван Хенга это и не входило.

Получив определенную свободу действий, я собирался распорядиться ею по полной. Разумеется, я намеревался сделать это не для того, чтобы выслужиться перед Ван Хенгом.

Скорее, наоборот. Я искал возможность покончить с этой службой, как можно быстрее, и самый простой способ достичь этой цели — покончить с самим гангстером.

Где-то там в канадских лесах находился камень, на который нашла коса цинтов, и я хотел стать той пращой, что отправит этот камень в смертоносный полет.

Порт Галифакса, города на побережье Атлантического океана, производил довольно удручающее впечатление. Ржавые доки, полуразвалившиеся ангары, причалы, не выдержавшие испытания временем и непогодой, погнутые фермы кранов, которые некому ремонтировать и не на что заменить. Оно и неудивительно для города в последнем анклаве свободы, ведущем войну, пожирающую все ресурсы.

Я рассматривал это воплощенное уныние в бинокль, стоя на палубе «Гамзе» и испытывая довольно противоречивые чувства. С одной стороны, я был весьма рад тому, что наше морское путешествие закончилось, и мы добрались до цели, не повстречав по дороге ни цинтов, ни каких-либо других опасностей, если не считать шторма. С другой же… Я понимал, что на канадском берегу нас ждет полная неопределенность, и отведенного на операцию времени катастрофически мало. Женя бывал здесь только единожды, еле унес ноги (с чем и связан его пессимизм касательно нашего нынешнего визита) и связями за пределами порта он не обладал. Дальше простиралась неизведанная территория, о которой даже у цинтов не было никаких разведданных, и мне предстояло действовать на свой страх и риск.

Самый простой план — представиться добровольцем с европейского континента и записаться в местную армию, мне не подходил как раз-таки из-за временных ограничений. Не существовало никаких гарантий, что меня отправят в интересующую меня часть карты, как не существовало и никаких гарантий, что именно в армии я смогу поближе подобраться к оружию, образец которого мне нужно добыть.

Отправляться в самостоятельный лесной поход было еще опаснее, потому что в таком случае мне будут грозить не только цинты, но и патрули местных сил обороны, и стоит им только заподозрить во мне шпиона (что сделать проще простого, когда ты встречаешь незнакомого человека на закрытой от обычных людей территории), как миссия моя будет провалена, а песенка — спета.

«Не понимаю», — сказал Сэм, видимо, уловивший мое настроение. — «Эти люди проигрывают войну?»

«Да».

«И они понимают, что проигрывают войну?»

«Да».

«И что никаких шансов победить у них нет?»

«Скорее всего».

«Тогда почему они не сдадутся?».

«Эмм… возможно, если ты этого не понимаешь, то у меня уже не получится тебе объяснить. Различия между нами находятся на фундаментальном уровне».

«А ты все же попробуй».

«Сдаваться можно только в том случае, если есть возможность сохранить силы для следующих битв», — сказал я. — «Заключить мир, накопить ресурсы, сгруппироваться и нанести удар. Здесь же другой случай. Совершенно очевидно, что после того, как они капитулируют, никаких других битв уже не будет. Ты видел партизанское движение на давно захваченных территориях? Это детский сад, а не сопротивление. И после того, как здешние земли захватят цинты, здесь будет то же самое».

«Но ведь надежды все равно нет», — сказал Сэм. — «Не разумнее ли сохранить жизни просто для того, чтобы жить?»

«Лучше умереть стоя, чем жить на коленях».

«И чем это лучше? Что вообще может быть дороже жизни, особенно для вас, людей, созданий эфемерных и недолговечных?»

«Долг, честь…»

«Это абстракции», — сказал он. — «Люди готовы умирать за абстракции?».

«Видимо, да.»

«Ты прав. Различия между нами находятся на фундаментальном уровне».

Я убрал бинокль от лица и повесил его на плечо. На палубу выбрался Женя, и был он мрачнее тучи.

— Юсуф говорит, через час мы будем в порту, — сказал он. — Проверки, досмотры… Короче, до самого вечера нам на берег не сойти.

— Так ты, вроде бы, туда не особенно и стремишься.

— Хоть это и не тот берег, на который я хотел бы сойти, но все же на суше я чувствую себя спокойнее, чем на воде, — сказал он. — Особенно если речь идет об океане, полном имперских военных кораблей. Знаешь, почему я так долго продержался в нашем опасном бизнесе? Потому что я всегда старался быть осторожным и не лезть на рожон.

— Так ты можешь на него и не лезть, — сказал я. — Никто не заставляет тебя идти вглубь континента. Просто дождись моего возвращения в припортовой гостинице.

— Без тебя мне все равно дороги назад нет, — сказал Женя. — И все-таки, почему старик поручил это дело именно тебе?