Я мог лгать себе, сколько угодно. Утверждать, что я присягал в верности империи, которой здесь давно не существует, и народу, который остался в другом мире, и что здесь и сейчас все мои клятвы не имеют никакой силы, но в глубине души я все равно чувствовал себя предателем.

И, если говорить совсем откровенно, не так уж это было и глубоко.

— Я пытался сотрудничать с вами, — сказал я. — Напомнить, чем дело кончилось?

— Хорошо, один-один, — сказал он. — Мы кинули тебя в канализации, Ван Хенг, видимо, там тебя подобрал и в качестве благодарности ты навел на нас его людей. Предлагаю считать, что мы квиты, и начать все с чистого листа.

— Что именно начать?

— Предлагаю обмен информацией, — сказал он, ударив во второе мое больное место.

Информация была тем, чего мне катастрофически не хватало, и на каждом шагу у меня было ощущение, что я хожу с закрытыми глазами в темной комнате, полной острых и опасных предметов.

— Вопрос на вопрос. Ты спрашиваешь, я отвечаю, потом наоборот.

— А что дальше?

— А дальше мы разойдемся, как в море корабли, — сказал он. — Ты же не думаешь, что мы рискнем показать тебе еще одно наше убежище?

Я пожал плечами. Я бы не удивился, если бы они рискнули. Нурлан был параноиком, а у этих инстинкт самосохранения отсутствовал напрочь.

— Я начну, — сказал он. — Как ты навел на нашу базу людей Ван Хенга? За тобой не следили и ты не мог передать информацию наружу, потому что там везде стоят установщики помех, и никакая связь, кроме той, что передается по кабелю, там не работает.

— У Ван Хенга есть способ отслеживать мое местонахождение без аппаратуры, — сказал я. — Я не могу объяснить, как это работает, но воспользоваться им могут только симбы.

— Сейчас он за тобой следит? — быстро спросил повстанец.

— Это второй вопрос, — ухмыльнулся я.

Он оглянулся по сторонам, словно ожидал, что сейчас сюда ворвутся цинты. Разительная перемена в поведении, подумал я. Только что он был уверен в своей безопасности, и вдруг его уверенность дала трещину.

— Хорошо, спрашивай ты.

— У вас есть другие проекты, подобные этому? — поинтересовался я. — Мне не нужны секретные подробности. Просто скажи, да или нет.

— Да, — сказал он. — Так сейчас за тобой тоже следят?

— Насколько мне известно, нет, — сказал я. — Но никаких гарантий дать не могу. Ван Хенг намного сильнее и искуснее меня, и гораздо дольше тренировался. Твоя очередь.

Я подумал, стоит ли доверять хоть чему-то из того, что он говорил. Конечно, попытавшись установить со мной контакт, они пошли на безумный по их меркам риск, но настолько ли они безумны, чтобы доверить мне, а значит, и стоящему за мной Ван Хенгу, что-либо важное?

— С помощью тех образцов, которые я передал вашим людям в Москве, вы пытались создать своих собственных симбов?

— Да, но у нас ничего не вышло, — сказал он. — После установления связи все наши добровольцы моментально теряли контроль над собственными телами, а демоны не шли на сотрудничество и пытались применить насилие. Были жертвы. После шестой неудачной попытки мы решили свернуть этот эксперимент. И в связи с этим я задам тебе свой вопрос. Как ты думаешь, почему у тебя получилось, а у нас нет?

— Возможно, причиной того стало мое происхождение, — сказал я, не вдаваясь в подробности. Пусть сам гадает, что я имел в виду. То, что я пришел из другого мира, или то, что я аристократ. — Это было непросто, и я не думаю, что смогу написать вам инструкцию.

— Принято, — сказал он.

— Даже если бы у вас получилось со ста процентами образцов, такое количество симбов все равно не позволило бы вам уравнять шансы с оккупационными войсками, — сказал я. — Значит, симбы были нужны вам для чего-то другого.

— И в чем твой вопрос?

— Для чего?

— В наследство от СССР нам осталось несколько старых проектов, которые исследовали и экспериментировали с энергией ци, — сказал он. — Тот, который ты помог разрушить, принадлежал к числу самых перспективных. К сожалению, в нашем распоряжении не оказалось установки, которая могла бы добывать или генерировать эту энергию, а она была необходима нам для испытаний. Поэтому, осознавая весь риск, мы и решили привлечь тебя. Все вышло не лучшим образом, но мне интересно твое мнение. Как по-твоему, что случилось с Игорем?

— Вы пытались отправить его сознание в прошлое, — сказал я. — И, вполне вероятно, что у вас это даже получилось. Но на его место пришел кто-то другой. Кто-то, кто расценил ваше поведение, как враждебное, а может быть, он агрессивен от природы. Катастрофа случилась именно в этот момент, цинты подключились к ней позже.

— Значит, ты думаешь, что это уже не Игорь?

Сейчас была не его очередь спрашивать, но я все равно ответил.

— Нет.

— Очевидцы говорят, что он пользовался оружием симбов.

— Это я уже точно объяснить не могу.

— Сегодня утром он напал на отряд цинтов, находившийся на контрольно-пропускном посту в ленинградской области, и полностью его уничтожил.

— В новостях об этом ничего не писали.

— Потому что новости контролируют оккупанты, и они не хотят сообщать кому бы то ни было о своих проблемах, но у нас есть свои источники информации.

— Пусть так, — сказал я. — Я даже не знал, что в области есть контрольно-пропускные посты.

— До вчерашнего дня их и не было, — сказал он. — Цинты засуетились. Происходит что-то, что им не по нраву.

— И где был расположен этот пост?

— На Мурманском шоссе, в десяти километрах от кольцевой.

— Что ж, — сказал я. — Похоже, что кем бы он ни был, он идет в город.

— Есть какие-нибудь мысли, зачем?

Похоже, мы уже перестали играть в «вопрос-ответ», но я уже узнал все, что хотел. Дело в том, что и хотел-то я от них крайне немного. Ответами на действительно интересующие меня вопросы Сопротивление не обладало. Их следовало искать в каком-то другом месте.

— Я думаю, что он самурай, — сказал я. — Классический вымирающий вид.

— И что? Как это объясняет выбор направления?

— Это же очевидно, — сказал я. — Самурай всегда выбирает путь, ведущий к смерти.

Он досадливо поморщился.

— Это расхожая фраза, но я никогда не понимал ее смысла.

В этот момент мне даже стало его жаль. Он не понимал одну из основополагающих вещей, на которых должно строиться мировоззрение нормального человека.

— Лишь презрение к смерти открывает доступ к настоящей жизни, — сказал я.

— А можно тоже самое, только на не пафосном языке? — спросил он.

«Да, очень любопытно», — поддакнул ему Сэм.

— Он не приспособлен к жизни в этом мире, — сказал я, решив объяснить все так, как будто оба задавших этот вопрос были несмышлеными детьми. — И в меру определенной негибкости, свойственной всему этому сословию, он никогда к ней не приспособится, а значит, здесь у него может быть только одна цель — достойно умереть. Достойно умереть самураю полагается в бою с врагами. Цинты — его враги, или он почему-то считает их таковыми. Где больше всего цинтов? В городе. Вот он и идет сюда.

— Почему ты так уверен, что он самурай? — спросил повстанец. — Только потому, что он говорил по-японски?

— Я уверен, потому что я с ним дрался, — сказал я. — Его оружие и его манера боя не оставляют места для двойной трактовки.

«То есть, он — как ты, только ты считаешь себя более гибким?»

Этот вопрос Сэма я проигнорировал.

— И как ты расцениваешь его шансы?

— Шанс достойно умереть у него очень высокий, — сказал я. — Практически стопроцентный.

— Жаль, что нам не удастся убедить его встать на нашу сторону, — сказал он.

— У вас вообще проблема в завоевании союзников, — заметил я.

— Да, ошибка московского филиала дорого нам обошлась, — сказал он. — Поручик, скажи откровенно, у нас с тобой есть хоть какие-то шансы?

— После того, что я сделал? — спросил я. — Я удивлен, что вы не пришли за моей головой.