Точнее, нервничать еще сильнее, ибо они и без того выглядели достаточно обеспокоенными.

С моей стороны это было ребячество, не более того.

Отъехав от города километров на двадцать, Кристина свернула в лес. Подвеска китайской машины не была приспособлена для передвижения по грунтовым дорогам, и даже несмотря на то, что мы сбросили скорость, каждая яма и каждый ухаб отзывались в салоне неприятным стуком. Пару раз что-то даже хрустнуло.

Когда дорога окончательно испортилась, Кристина остановилась прямо посреди колеи, и я увидел небольшой микроавтобус, стоявший между деревьями. Это был коммерческий транспорт, предназначенный для перевозки грузов, а не людей — за первым рядом сидений находился отгороженный от водителя металлической стенкой отсек, в котором не было даже окон.

Около фургона нас ждали трое людей, напоминающих то ли геологов, то ли заблудившихся грибников. Они носили походную одежду со множеством карманов и по их физиономиям плакала бритва.

Мы вышли из машины и меня обыскали. Несколько раз, и вручную, и при помощи металлодетекторов, и еще сканером каким-то по телу провели. Впрочем, Глеб подвергся той же процедуре, а вот на Кристину никто внимания не обратил, и нетрудно было догадаться, почему.

Потому что дальше она не поедет.

Удостоверившись, что все чисто и ничего опасного при нас нет, один из грибников указал на боковую дверь фургона. Внутри все было обставлено по-спартански. В задней части машины лежало несколько коробок и металлический ящик с инструментами. Сидений не было, вместо них на пол бросили пару матов.

— Извините за отсутствие привычного вам комфорта, ваше благородие, — усмехнулся Глеб.

Я пожал плечами, влез в машину, уселся на мат и прислонился спиной к стене. Глебу явно невдомек, что значит быть аристократом в моем родном мире. Или он думает, что всех офицеров российской армии подвозят к линии фронта на лимузинах и личных самолетах? Я был солдатом, и мне доводилось передвигаться в гораздо менее приспособленных для перевозки людей транспортных средствах и в гораздо более неприятных условиях. Здесь нас по дороге хотя бы не обстреляют.

Глеб и один из грибников тоже разместились в грузовой части и задвинули боковую дверь. Зарычал двигатель. Тяжело переваливаясь на кочках, машина выползла на дорогу и встала в колею, после чего движение стало чуть более плавным.

— Мы же движемся в обратную сторону, — заметил я. — Почему нельзя было устроить пересадку на трассе?

— В целях безопасности, — пояснил Глеб. — Мы не должны привлекать к себе внимания.

— Что ж, понятно, — сказал я.

По моему мнению, фургон, ожидающий где-нибудь на заправке, у придорожного кафе или даже на стоянке большегрузов привлекал бы меньше внимания, чем фургон на проселочной дороге в лесу, но им, несомненно, виднее.

Любители, как я и говорил. Все эти протоколы безопасности имели значения только для их собственного успокоения, и никакой другой пользы они не несли. Ван Хенг уже их переиграл.

Через несколько мучительных минут мы выбрались обратно на трассу и фургон начал набирать скорость.

— Далеко еще? — поинтересовался я.

— Несколько часов, — сказал Глеб. — Зависит от дорожной ситуации.

— Вот и чудненько. Не возражаете, если я посплю?

Они не возражали. Грибник подвинулся, чтобы я мог лечь, я растянулся на полу, заложив руки за голову и закрыл глаза. Спать мне не хотелось, мне хотелось их подразнить. Пусть видят, насколько я спокоен.

«Они могут заподозрить, что что-то не так», — заметил Сэм. — «По сценарию тебе наверняка положено нервничать».

«На этой стадии уже не могут».

В конечном итоге дорога заняла около пяти часов. Мы останавливались на заправке, несколько раз сворачивали, потом съехали на менее оживленную (судя по доносящимся снаружи звукам) дорогу, а еще через полчаса дело опять дошло до грунтовки. Наконец, мы прибыли к пункту назначения. Наш водитель обменялся парой едва слышных через перегородку реплик с охранниками у ворот, мы медленно прокатились внутрь, причем дорога шла под довольно крутой уклон, и еще через пять минут и пару поворотов Глеб объявил, что можно выходить.

Освещение снаружи было искусственным, потому что мы находились под землей. Старые кирпичные стены, нависающий над головой бетонный потолок, запах сырости смешивался с запахом выхлопных газов. Кто бы ни построил этот бункер, сделано это было далеко не вчера, и о вентиляции все это время никто не заботился.

Грибник, который ехал вместе с нами, указал рукой на ржавую металлическую дверь, практически не выделяющуюся на фоне стены.

— После вас, ваше благородие, — снова спаясничал Глеб. Чем ближе к завершению была его личная миссия, тем более спокойным и нахальным он становился.

За дверью оказалось караульное помещение, где нас ожидали трое боевиков сопротивления. Они носили тактическую броню, включая шлемы, и имели при себе автоматы.

— Руки вверх, лицом к стене.

— Нас уже обыскивали, — сказал я.

— Да хоть десять раз. Устав никто не отменял.

Я принял правила игры и позволил себя обыскать еще раз. Они предсказуемо снова ничего не нашли, отчего ситуация начала казаться мне еще более абсурдной.

И она все еще следовала по канону дрянного шпионского романа, разве что повстанцы кодовыми фразами не обменивались.

Где должно быть спрятано самое страшное оружие, способное сокрушить врага, который намного сильнее тебя? В секретном подземном бункере, который, по роковому стечению обстоятельств оказался построен не так уж далеко от северной столицы. Кто должен охранять такой объект? Суровые немногословные люди с оружием в руках. Я бы даже не слишком удивился, если бы меня сейчас к какому-нибудь безумному ученому и гениальному изобретателю отвели, и у него оказалась бы красавица дочь, по совместительству являющаяся истинным лидером сопротивления.

— Чему вы улыбаетесь? — спросил Глеб.

— Своим внутренним мыслям.

Убедившись, что мы те, за кого себя выдаем, и не пытаемся пронести с собой ничего запрещенного, охранники открыли внутреннюю дверь караульного помещения, и один из них предложил нам следовать за ним. Узкий коридор был скудно освещен висевшими через разные интервалы лампами, вдоль стен проходили трубы и многочисленные кабели, а на самих стенах можно было высмотреть пострадавшую от времени символику коммунистического прошлого страны, все эти звезды, серпы и молоты, так что стало понятно, кто и когда построил этот бункер.

Ведь не сопротивление же. Во времена этого строительства никакого сопротивления не было и в помине. Впрочем, как и причин для его возникновения.

Либо старая военная база, либо засекреченная правительственная лаборатория. Впрочем, думаю, что на момент войны тут уже никакие работы не велись, иначе цинты бы о них узнали и все здесь разнесли.

Нас привели в комнату, похожую то ли на монашескую келью, то ли на тюремную камеру, и провожатый велел нам ждать, а сам встал за дверью. Саму дверь они закрывать не стали, да и Глеб остался вместе со мной, иначе я бы уже заподозрил неладное.

— И сколько нам ждать?

— Я не знаю, — сказал Глеб. Он снова начал нервничать.

В келье было два стула и я воспользовался одним из них. Скорее всего, сейчас местные яйцеголовые проводят предстартовую проверку и заводят свое оборудование, а меня привлекут в последний момент, чтобы я ничего лишнего не увидел. А может быть, согласно их плану, для меня это вообще билет в один конец, и после того как я помогу им запустить проект, они попытаются от меня избавиться.

Это был маловероятный сценарий, потому что вряд ли они могли бы достичь всех своих целей с первой же попытки, и они наверняка захотят продолжить сотрудничество, но полностью сбрасывать его со счетов все равно нельзя.

Люди порой бывают непредсказуемо иррациональны.

«А ты не думал, что это ловушка?» — поинтересовался Сэм, большой любитель подбодрить меня в сложной ситуации. «Что никакого проекта и нет, что главная цель операции — заманить тебя сюда?»