— Но ты же уже делаешь это, Кэтти, ты здесь. Я так горжусь тобой, ты даже не представляешь, как я горжусь тем, что та энергичная, молодая женщина в футболке с надписью «укуси меня, детка» оказалась такой талантливой, зрелой, преданной своему делу, профессиональной участницей нашей программы стажировки. — Я вздохнул. — И Дэвид тоже гордится. Клянусь тебе, Кэтти, он так гордится тобой. Он всегда гордился тобой.

Ее плечи напряглись.

— Нет! Он не такой! Это не так!

— Так и есть, — настаивал я. — Я знаю его уже двадцать лет. Он единственный человек, который когда-либо давал мне шанс. Единственный человек, который нашел время, чтобы узнать меня, когда я был еще никем. Я знаю его, Кэтти, он похож на отца, о котором я всегда мечтал.

— Тогда он есть у тебя! Но он ни хрена для меня не сделал! Не было никакого времени для меня, когда я была никем! Его не было рядом, Карл, он бросил мою маму и забыл ее, забыл нас. И заявился лишь тогда, блядь, когда я выросла, чтобы показать мне жизнь, для которой я была недостаточно хороша! Он не хотел мою маму и не хотел меня. Тыкать мне в лицо жизнь, которую я могла бы иметь, если бы была достаточно хороша, делает его гнидой, Карл, но это не делает его гребаной мессией. Знаю, что тот дал тебе шанс, но он все еще остается мудаком, который испортил жизнь моей матери, мудаком, которому было наплевать на меня.

— Это то, что ты думаешь?

Кэтти посмотрела на меня, и первые слезы покатились по ее щекам, у нее перехватило дыхание.

— Это то, что я знаю. — Она чуть слышно всхлипнуло, и это отдалось болью у меня в животе. — Зачем ты это делаешь? Почему ты просто не можешь избегать неприятных вопросов? Еще пара месяцев, и я выйду из игры. С Харрисоном Гейблсом будет покончено. И мне никогда не придется видеть донора спермы снова. Никого из них.

— Потому что мой отец был гнидой, Кэтти. Потому что даже когда он наебал меня, сел в тюрьму и бросил, будто я ничего не значил для него, я все равно писал ему. Каждую неделю молился, чтобы тот ответил мне. Даже когда знал, что он мудак, что ему наплевать на меня, даже тогда, я все равно писал ему и плакал каждую ночь, потому что он не отвечал.

— У нас хуевые отцы. — Она пыталась смеяться сквозь слезы. — Может нам присоединиться к группе поддержки?

— Но твой отец не такой, — возразил я. — Это то, что я пытаюсь сказать тебе. У тебя есть отец, который совершил ошибки, но он любит тебя. Твой отец любит тебя.

— Он не хотел меня, Карл, — всхлипывала Кэтти. — Как он может любить меня, если не хотел меня?

Мое сердце билось где-то в животе, в висках стучало, пока я боролся со словами, застрявшими в горле.

Но я должен был произнести их.

Я всегда так делаю.

— Он даже не знал о твоем существовании, Кэтти.

Глава 26

Кэтти

Карл подъехал к моему дому и еще не успел остановить машину, как я открыла дверь.

Он обхватил мое запястье, удерживая меня.

— Кэтти, подожди. Мне жаль, возможно нам стоит… мы могли бы поехать домой, поговорить об этом… все обдумать…

— Хватит, — прервала его. — Я должна спросить. Мне нужно знать.

На мгновение я задержала на нем глаза, он беспокоился. Был напуган. Губы плотно сжаты, а взгляд печальный и потерянный, совсем не такой, как у Карла Брукса, с которым я проработала весь день. Но у меня не было на это времени, не сейчас.

— Я должна это сделать, — произнесла я. — Пожалуйста, отпусти меня, Карл. — Я вырвала у него свое запястье.

— Это уже вошло у меня в привычку — распускать язык, заставляя тебя бежать домой.

— Это не одно и то же, — заверила я. И так оно и было, совсем не то же самое. — Я бегу за ответами, а не убегаю прочь. Я — с вами, с тобой и Риком, независимо от того, что ты будешь болтать. Ладно?

Он кивнул, но не улыбнулся.

— Я подожду тебя, — сказал Карл.

— Ты не должен…

— Я буду здесь. Я никуда не уеду, Кэтти. Оставайся там столько, сколько тебе нужно. — Он переключил машину на нейтральную скорость и заглушил двигатель. — Проведи там хоть всю ночь, я все равно дождусь тебя.

Мне удалось слабо улыбнуться, но моя голова уже кружилась от воспоминаний и размышлений, сердце и живот — все перевернулось.

Всю дорогу сюда я цеплялась за то, что откровение Карла не может быть правдой, изо всех сил пытаясь вспомнить тот момент, когда впервые узнала, что мой отец не хочет меня знать. Что он бросил мою маму, когда та была беременной, и сказал, что не хочет знать никого из нас. Что тот знал, что я была ребенком, который рос всего в нескольких километрах, и что донор спермы не настолько заботился обо мне, чтобы хотеть быть рядом. Я ведь это знала, верно? Знала это с тех пор, как себя помнила.

И в этом была вся проблема. Я не могла вспомнить, когда не знала этого. Не могла вспомнить ни одного разговора из своего прошлого, который бы что-либо подтверждал. Но ничего конкретного, ни одного воспоминания.

Я всегда просто знала. Точно так же, как дышать. Точно так же, как я умела ходить, есть и спать по ночам. У меня были фантазии, что это неправда, что мой отец потерялся или был недееспособен, что тот сгинул в каком-то приключении где-то далеко, а не был обычным мудаком. Но я знала, что это были всего лишь фантазии.

А потом в один прекрасный день тот просто появился. И я была зла и расстроена тем, что он так долго не появлялся. Расстроена тем, что он не хотел меня знать.

Но я никогда не говорила об этом, уж точно не ему. Потому что не знала его достаточно хорошо, даже скорее — совсем не знала. И не искала ответов, потому что уже знала наизусть все детали истории, которые хотела знать. А тот был слишком хвастливым мудаком, чтобы опуститься настолько низко, чтобы извиниться, если бы мне хотелось этого.

Вот, что я думала. Знала. Вот, что случилось. Так оно и случилось.

— Тут какая-то ошибка, — сказала я. — Мама, наверное, обмочится, когда поймет, насколько глуп этот вопрос. — Я издала смешок, который был достаточно фальшивый, чтобы заставить меня съежиться. — Я просто не могу вспомнить подробностей. Вот и все. — Я вздохнула. — Вернусь, как только смогу.

Его взгляд пронзил меня насквозь.

— Забудь про меня, Кэтти, просто сосредоточься на себе.

Я кивнула и оставила его.

После ужина мама смотрела телевизор, какую-то глупую вечернюю шоу-викторину. Миска с недоеденными макаронами все еще стояла рядом.

— Привет, милая. Ты уже поела? На плите еще осталось немного пасты. — Затем снова повернулась к экрану. — Эдисон! Томас Эдисон! Это он изобрел лампочку! — Команда на экране дала неправильный ответ, и она вздохнула, покачав головой. — Тупицы! Где они вообще находят этих людей?

Я просто смотрела на нее, на маму, которая вырастила меня, которая любила меня, которая всегда была рядом. Потом села в кресло рядом с ней, примостившись на краешке, словно маленькая беспокойная птичка.

Я чувствовала себя такой глупой и так злилась на свое колотящееся сердце за то, что всего лишь подумала задать этот вопрос. Но мне это было необходимо.

— Мам, мне нужно спросить у тебя кое-что, и мне нужно, чтобы ты сказала мне правду, хорошо?

Та бросила на меня быстрый взгляд и подняла брови.

— Что такое? Боже, Кэтти, ты выглядишь так, будто увидела привидение. — Она поставила шоу на паузу и повернулась ко мне лицом.

Я вздохнула.

— Он ведь знал обо мне, не так ли? Донор спермы. Знал, что мы здесь живем, что я здесь. Он знал, правда? — Я улыбнулась, ожидая, что та рассмеется и удивленно посмотрит на меня.

Но этого не произошло. В действительности она выглядела так, будто увидела приведение.

— Что он сказал? — Ее глаза были так широко раскрыты. — Что он сказал тебе?

Я покачала головой.

— Ничего. Он не… он никогда ничего мне не говорил… — Я теребила подол своей юбки. — Он ведь знал, да? Знал обо мне?